— Я так и собиралась сделать. — Мои глаза наполняются слезами. — Я вечером уезжаю.

— Куда?

— Какая разница.

Я с вымученной улыбкой пожимаю плечами и беспомощно развожу руками.

Гретхен недолго размышляет над моими словами.

— На самом деле никакой.

— Гретхен…

Мне хочется сказать ей, как мне жаль, но она прерывает меня и произносит так громко, как только может:

— Уходи. Немедленно.

— Я просто хочу попрощаться с Томом и Бэйли, — говорю я. — Что в этом плохого?

Гретхен решительно усаживается повыше и трясет головой.

— Нет. Я хочу, чтобы ты ушла.

— Но я все равно уезжаю. Неужели ты не можешь просто…

— Если ты только попробуешь остаться, — хрипло выговаривает Гретхен, — я расскажу им, что ты сделала. Тебе решать.

Я смотрю на нее, сидящую на кровати. К сгибу ее локтя присоединена тоненькая трубочка, идущая от капельницы, ее пропитанные потом волосы зачесаны назад, под глазами залегли темные тени. Она пока хрупка, как паутинка, но одновременно крепка, как сталь, — как тогда, когда лгала мне, что это она велела Бэйли бросить меня, и призналась в том, что потащилась за Томом в Штаты и разыскала его там.

— Ты потеряла ребенка, Гретхен?

— Какого ребенка? — недоуменно спрашивает она.

— Твоего ребенка. Того, от которого ты… — Я с трудом выдыхаю… — Того, от которого ты хотела избавиться, и просила меня помочь. Ты говорила, что чувствуешь: ребенок не от Тома, и еще ты говорила, что я должна знать, чем ты занималась в переулке с Пауло во время вечеринки.

— О чем ты, черт бы тебя побрал?

Гретхен сильно кашляет, хватается за горло и снова тянется за водой.

Я смотрю на нее, не веря своим глазам и ушам.

— Что я долго не звонила в «неотложку», ты помнишь, но почему так случилось, ты почему-то забыла. Бэйли позвонил мне и сказал, что он опаздывает к тебе, а ты, похоже, здорово перебрала. Я приехала к тебе, ты была пьяная, успела принять несколько таблеток и объявила мне, что беременна и точно не знаешь, от кого ребенок, и что у тебя есть план, как от него избавиться. Ты хотела все обставить как попытку самоубийства, ты уверяла меня, что все подумают, будто все так и было. Мне нужно было только сделать вид, что я нашла тебя в таком состоянии, но необходимо было дождаться определенного момента — чтобы ребенок погиб, но сама ты могла выжить. Я пыталась отговорить тебя, я умоляла не делать этого, а ты меня ударила, а потом сказала, что всегда хотела заполучить Тома и нарочно рассказала ему про нас с Бэйли, и еще что ты заставила Бэйли бросить меня…

У меня срывается голос, я вся трясусь от выброса адреналина.

— Я не имею, — произносит Гретхен и в упор смотрит на меня, — ни малейшего понятия, о чем ты говоришь. Нет никакого ребенка, Элис. Спроси медсестру, которая только что меняла мне прокладку, если ты мне не веришь.

От такого негигиеничного объяснения я морщусь, мне становится очень тоскливо.

— Значит, ты потеряла его? — спрашиваю я. — Как и хотела?

Гретхен, глазом не моргнув, говорит:

— Да некого мне было терять. У меня маниакальная депрессия, у меня случается бред. Я больна! Ты это прекрасно знаешь. — Она наклоняется и пьет воду. — Нельзя верить всему, что я могу наговорить во время приступа, — я несу какую угодно чушь!

— Вчера мне так не показалось! Ладно, ты была не в себе, но, похоже, ты все-таки четко рассчитала, чего хочешь, как далеко тебе можно зайти!

Она откидывается на подушки, снова закрывает глаза и говорит:

— Все очень просто. Я перестала принимать свои лекарства, потому что была счастлива. Я решила, будто они мне больше не нужны. Честное слово, я так думала. Извини, что стукнула тебя, но я точно не беременна. И не была. И я отчетливо помню, что ты — разумная, трезвая, в здравом рассудке — нарочно отказывалась мне помочь, когда это было необходимо.

Последние слова она произносит с особым акцентом.

У меня кружится голова, я с трудом держусь на ногах.

— Я… я не хотела, чтобы ты умерла, Гретхен, — наконец произношу я. — Я просто была в полном шоке от того, что ты натворила. Мне не хотелось, чтобы Тому довелось все это пережить, и я очень, очень сильно разозлилась на тебя… Ты говорила мне просто жуткие, омерзительные вещи.

— И что? Ты не могла пропустить мои слова мимо ушей? — хриплым голосом кричит Гретхен. — Я чуть не умерла из-за тебя!

Она права. Мне нет прощения.

— Я позвонила в «неотложку»! Позвонила! Я тебя не бросила!

— УБИРАЙСЯ! — свирепо шипит Гретхен. — Пошла вон, я не то я вызову медсестру.

Я вспоминаю вчерашнюю медсестру, которая и так уже настороже после всего, что я в сердцах наговорила ей. Боже, я ведь ей сказала, что не хочу, чтобы Гретхен просыпалась.

Гретхен протягивает руку к кнопке вызова медсестры. Мое сердце бьется с бешеной скоростью.

— Последний шанс, — цедит она сквозь зубы. — Уйдешь сейчас же — и я никому ничего не скажу.

— Хорошо, хорошо! — говорю я. По моим щекам ручьями текут слезы, я комкаю в руках сумку. — А что ты скажешь Тому и Бэйли?

— Что-нибудь придумаю.

Ослепнув от слез, я опрометью бегу по коридору. Налетаю на кого-то. Мне сердито кричат:

— Эй!

Но я только бормочу:

— Извините, — и мчусь дальше по коридору.

Наконец я выбегаю на автостоянку, под холодное январское солнце. В полном отчаянии несусь к стоянке такси. На мое счастье, там стоит свободная машина. Водитель замечает меня, складывает газету, подвигается на сиденье и опускает стекло. Подбежав ближе, я вижу, как он хмурится.

— Ты в порядке, детка? — спрашивает он. Значит, заметил, что я плачу. Я заторможено киваю, называю адрес. — Садись, в два счета доставим.

Он слишком быстро трогается с места и выезжает на дорогу. Впереди на светофоре желтый свет, и в последнюю минуту таксист решает не рисковать и жмет на тормоза. Меня по инерции бросает вперед, я напугана.

— Прошу прощения, — извиняется таксист. — Бензин поганый.

Он смущенно смотрит в зеркало заднего вида.

Но я вижу только такси, подъезжающее слева и разворачивающееся. Там сидит мужчина, нервно глядящий на наручные часы. Он что-то говорит водителю и указывает на больницу.

— Том! — вскрикиваю я, хватаюсь за подголовник и резко поворачиваюсь. Такси проезжает мимо нас. Я смотрю на Тома, а он, конечно, не догадывается, что я в соседней машине.

— Хотите остановиться? — спрашивает водитель, прижав палец к рычажку указателя поворота. — Ваш знакомый?

Я открываю рот, чтобы сказать «да», потому что наверняка Господь решил хоть немножко простить меня и дарит мне возможность хотя бы попрощаться с Томом. Но с другой стороны, Гретхен права — я этого не заслуживаю. Она больна, она нуждалась в моей помощи, а я намеренно тянула время и не позвонила в «неотложку» сразу, как только она меня попросила. Какой человек не сделает этого для другого, совершенно незнакомого, не говоря уже о подруге? Как бы я ни смотрела на эту ситуацию, как бы ни осуждала Гретхен, какое бы безумие, злость, ревность ни владели мной — я должна была взять треклятый телефон и позвонить. Сразу же. Я должна была позвать на помощь врачей, что бы ни сделала мне Гретхен. Я должна была проявить доброту, подняться выше своих обид, но я не смогла. Меня мучает жуткий стыд и отвращение от того, что я натворила.

— Нет, — говорю я. — Поезжайте.

В отчаянии я оборачиваюсь. Я вижу, как Том выходит из такси, расплачивается, как он становится все меньше и меньше, и… Я больше никогда его не увижу. По крайней мере — очень-очень долго. Мне бы только попрощаться с ним! Если я догоню его, прежде чем он войдет, она ничего не узнает.

— Остановите! — кричу я. — Мне нужно вернуться…

Водитель меня хорошо понимает. Он жмет на тормоза, и зарабатывает свирепый вой сигнала едущего навстречу «БМВ». Но таксист не обращает на это никакого внимания. Он резко сворачивает вправо и тормозит позади того такси, из которого вышел Том. Он уже расплатился и почему-то идет до больницы пешком.