Мать. Любви все возрасты покорны.
Зиновия. Значит, я еще не доросла до такового возраста, потому что мне противно на вас смотреть. Теперь. (Отец и мать садятся за стол.)
Отец. В любви нет ничего зазорного.
Зиновия. В любви, может, и нет. (Садится.) Я не буду есть.
Дурища. Остынет.
Отец накладывает себе лапшу.
Отец. Мм!.. Пахнет вкусно.
Дурища. Лапшой пахнет.
Мать. Вроде не разварилась. Поставьте блюдо, милочка, мы сами положим.
Дурища передает ей блюдо и уходит, стараясь не приближаться к шмурцу. Отец занят едой и делает вид, что ее не замечает. Когда она доходит до кухни, он вдруг резко окликает ее.
Отец. Дурища... Вы ничего не забыли?
Дурища безропотно возвращается, берет хлыст и начинает хлестать шмурца.
Мать. Великолепно!
Зиновия съеживается, роняет голову на стол и затыкает уши; отец и мать едят; занавес опускается. Дурища еще некоторое время хлещет шмурца, потом останавливается и уходит.
Отец. Изумительно!
Мать. Очень вкусно!
Отец. Объеденье!
Мать. Пальчики оближешь...
Второе действие
Перемена декораций. Еще одна комната с мансардой, еще более неприглядная. Те же вещи — тюки и узлы, что были в первом явлении. Только дверей меньше. Комната теперь не жилище, а скорее сборно-разборная конструкция; на одном столе — плитка, на другом — таз и т. д. В глубине сцены — дверь на лестничную клетку, на том же месте, что и в первом действии. Осталась еще только одна дверь, ведущая в спальню родителей и Дурищи. Зиновия лежит на обшарпанной раскладной кушетке. Шмурц выглядит еще ужаснее, чем в предыдущем действии; он прикладывает к себе старые тряпочки, пытается залечить кровоточащую рану на ноге и время от времени отгоняет от нее мух, размахивая своим рваньем. Когда занавес поднимается, Зиновия лежит на кушетке, рядом на краешке сидит Дурища и распускает старый свитер, сматывая шерсть в клубок. Так же, как и в предыдущей комнате, здесь тоже есть лестница, но у́же и расшатаннее.
Зиновия. Какой сегодня день?
Дурища. Понедельник, суббота, вторник, четверг, Пасха, Рождество, воскресенье, то ли Вербное, то ли Светлое, то ли Темное и вообще это воскресенье не разглядишь, а может, даже еще Троицын день.
Зиновия. Я так и думала. Скверно дни проходят.
Дурища. Не помещаются.
Зиновия. Народа слишком много или еще чего-то чересчур? Что им пройти мешает? Кстати, а как они проходят? Через игольное ушко или по улице?
Дурища. Здесь прошли и там пройдут.
Зиновия. Пока их нет, дай ему воды.
Дурища (смотрит на Зиновию с непроницаемым лицом). Что?
Зиновия (кивком указывая на шмурца). Дай ему воды.
Дурища (бесстрастным голосом). Кому?
Зиновия (молчит. Пожимает плечами, не пытаясь настаивать). Тогда дай мне.
Дурища недоверчиво на нее смотрит.
Я хочу пить.
Дурища. Ты уверена?
Зиновия. Нет. Я хочу дать ему попить.
Дурища. О ком ты говоришь?
Зиновия пристально на нее смотрит и в конце концов отводит взгляд.
Зиновия. А почему я лежу?
Дурища. Ты недомогаешь. Плохо себя чувствуешь. Тебе нездоровится. Налицо первые признаки недуга. Состояние, судя по всему, неудовлетворительное.
Зиновия. Я заболела?
Дурища. По правде говоря, трудно сказать.
Зиновия. Смотри, лестница. Мы слишком быстро взобрались. (Оглядывается.) Совсем опустились. Дальше некуда.
Дурища. Кухни больше нет.
Зиновия. Только спальня и эта комната. Не знаю, как бы ее назвать.
Дурища. А никак. Впрочем, можно сказать конура, каморка, чулан, клетуха, бардак, мусорная яма и всякое такое прочее, короче, вселенский хаос, хотя тараканов нет. Пока, смею надеяться.
Зиновия. Почему я заболела?
Дурища. Я вот, например, не очень выпендриваюсь. Но у твоих матери и отца тоже разные симптомы обнаруживаются...
Зиновия. Какие?
Дурища (пожимает плечами). Опасные.
Зиновия. Кроме полного дебильства, я никогда у них ничего не замечала.
Дурища (глядя прямо в глаза Зиновии). Ничего?
Зиновия (пауза). Что ты собираешься вязать из этой шерсти?
Дурища. Фуфайку, кофту, гарнитур, джемпер, свитер, пуловер, жилет, ажур крючком.
Зиновия. Жакет.
Дурища. На жакет шерсти не хватит. Этот на локтях продрался. Значит, следующий будет без рукавов.
Зиновия. Балахон.
Дурища. Наверное, я не успею его закончить.
Зиновия. Дурища, что это за Шум?
Дурища (отворачивается). Какой шум?
Зиновия. Этот Шум...
Дурища. Шумы бывают разные. Одних только голосов животных...
Зиновия (прервав ее). Нет... Этот Шум... каждый раз, когда мы уходим... каждый раз, когда мы встаем среди ночи и как сумасшедшие карабкаемся по лестнице, все забывая, расшибаясь... почему хоть раз не остаться, разочек? Почему нам так страшно.... это же смешно...
Дурища. А нам не страшно... мы просто по лестнице поднимаемся.
Зиновия. А если остаться? Если бы мы остались?
Дурища. Никто не остается.
Зиновия. А что сейчас внизу, под нами? Ничего не слышно... Никогда ничего не слышно... Давай послушаем, что там такое? Давай спустимся!
Дурища. Тебя знобит. Лихорадит. Температура поднимается. Ускоряется движение молекул.
Зиновия. Я хочу спуститься.
Шмурц шевелится и медленно ползет к лестнице.
Дурища. Твой отец заколотил лестницу...
Зиновия. Я отдеру доски... Я хочу спуститься... Я хочу посмотреть, кто у нас живет... Я хочу спуститься до самого низа, до моей бывшей комнаты, где у меня были музыка и проигрыватель. (Встает, пошатываясь. Дурища ее поддерживает.)
Дурища. Угомонись. Приляг. Устройся поудобнее. Расслабься. Отдохни. Успокойся.
Зиновия (направляется к лестнице и видит свернувшегося в калачик лежащего шмурца, загородившего проход к лестничному люку. Безнадежно машет рукой и опирается о стол). Дай мне воды!
Дурища встает, наливает в стакан воду из большого кувшина, стоящего в тазу, протягивает стакан Зиновии, не глядя на нее, и уходит в соседнюю комнату. Оставшись одна, Зиновия берет стакан, подходит к шмурцу и пытается протянуть ему воду. Каким-то царапающим движением он отбрасывает стакан. Зиновия в ужасе отскакивает, рушится на кушетку и рыдает. Дурища возвращается, подбирает с полу стакан, вытирает его и ставит на место, стараясь не смотреть на шмурца. Потом подходит к Зиновии и гладит ее по плечу.
