Дурища. Не плачь.
Зиновия привстает, сморкается. Открывается входная дверь, появляется мать, за ней отец. У обоих скорбные лица.
Мать. Бедняга, ему действительно не повезло.
Отец. Да... если задуматься, по сравнению с ним, у нас дела неплохи.
Зиновия (сидит на кушетке).
Дурища от нее отошла и занимается хозяйством.
Как поживает Ксавье?
Мать. Послушай, милая моя цыпочка, в конце концов, ты толком этого мальчика и не знала.
Отец. В сущности, мы только два дня тут живем, и вряд ли Ксавье был нам ближе, чем сосед.
Мать. Ты не можешь относиться к тому, что произошло, так же, как если бы это случилось с твоим братом.
Отец. Или племянником.
Мать. Или кузеном.
Отец. Или сыном.
Мать. Или даже твоим женихом.
Зиновия (холодно). Ксавье погиб?
Отец. Ммм... к сожалению, видимо, никаких надежд.
Мать. Вчера его похоронили, бедняжку.
Зиновия (повторяет ровным голосом). Ксавье погиб.
Мать. Родители убиваются — смотреть невозможно.
Отец. Да, досталось им. Нам здорово повезло. (Оглядывается, потирает руки, подходит к шмурцу, бьет его и возвращается.)
Мать. Все прекрасно понимают, что им очень тяжело.
Зиновия. Они смирятся с неизбежным. Все смиряются. И мы (Пожимает плечами.)... тоже, как ни в чем не бывало.
Отец. Нам можно позавидовать, Зиновия, уверяю тебя, можно позавидовать.
Зиновия. Который час?
Мать (ищет глазами часы, пинает шмурца, возвращается). Я не вижу часов.
Отец. Позавчера я упаковал их в серый бумажный пакет. Дурища, вы его несли?
Дурища. Нет (выходит).
Отец. Смотри-ка... она сегодня неразговорчивая.
Мать (обращается к отцу). Ну?
Отец. Наверное, внизу оставили. (Пожимает плечами.) Вполне без них обходимся, поскольку мы уже здесь два дня, и только сейчас спохватились, что они внизу.
Мать. Часа четыре, половина четвертого...
Зиновия. Если бы у меня был проигрыватель или хотя бы радио...
Мать. Какое радио? Послушай, дорогая, у нас никогда не было радио...
Зиновия. До того, как мы жили внизу. (Показывает на пол.) У нас было радио.
Отец. Я тебя уверяю, что внизу радио не было. Часы, точно, были. А радио не было.
Зиновия. Я же сказала: до того, как мы жили внизу. Если бы я хотела сказать внизу, я бы сказала: до того, как мы жили здесь.
Мать. У меня все-таки хорошая память, но я совсем не помню этого радио. Это как с соседом, беднягой, твой отец утверждает, что явно его уже встречал; мне он тоже вроде знаком, но никак не припоминаю, что могло быть между нами общего. И все-таки повторяю, у меня хорошая память, а чтобы ты в этом убедилась, могу сказать, что как сейчас помню гордую импозантную фигуру твоего отца в тот день, когда он повел меня к алтарю.
Отец (обращается к матери). Надо развлечь малышку. (Громко.) Мы, конечно, плохо знали Ксавье, однако из чувства простой человеческой солидарности, я бы даже сказал, духа добрососедства, я вижу, что она испытывает глубокое сожаление в связи с его кончиной и потребность обратить внимание на мелочи.
Зиновия (смотрит на родителей). Поразительно, каким можно быть болтуном в таком возрасте.
Отец идет чехвостить шмурца и напоследок наносит ему три мощных удара в живот.
Мать. Ты уже не так переживаешь из-за смерти Ксавье?
Зиновия. Я считаю, что ему повезло.
Отец. Повезло? Зайчик, ты просто не понимаешь... у нас есть крыша над головой, еда, жилье...
Зиновия. Его все меньше и меньше.
Отец. Все меньше и меньше? Да у соседа его вообще больше нет.
Зиновия. Мне абсолютно наплевать на твоего соседа. Если его устраивает, ради Бога. Только раньше у него была шестикомнатная квартира, как у нас.
Отец. Шестикомнатная... это ни к чему.
Мать подходит к шмурцу и бьет его.
Зиновия. А сколько над нами еще этажей?
Отец (совершенно искренне). Не пойму, о чем ты спрашиваешь.
Зиновия. А если опять Шум?
Мать. Какой шум?
Слышится неясный шум. Все замирают, кроме шмурца, продолжающего тихонько шебуршиться.
Зиновия (побледневшая, со сжатыми кулаками). А если опять Шум?
Отец. Поднимемся наверх. (Идет осматривать лестницу.)
Зиновия. А если наверху ничего нет?
Отец. Но ты согласна, что эта лестница должна куда-то вести?
Зиновия (терпеливо). Согласна. Но там, наверху, будет только одна комната.
Отец. Откуда ты знаешь? Не факт. У тебя нет никакого права делать вывод, что на каждом следующем этаже окажется на одну комнату меньше.
Зиновия. А если, когда мы поднимемся этажом выше, там не окажется лестницы?
Отец. Если там не окажется лестницы, значит, она нам больше не понадобится, и, следовательно, ты больше не услышишь своего дурацкого шума.
Зиновия (сбитая с толку). Ну если ты так рассуждаешь...
Отец. Какая-то ты странная, Зиновия. Любая другая девушка на твоем месте была бы счастлива. (Бьет шмурца.)
Мать. Ты забываешь, что малышку знобит. (Пытается приласкать Зиновию, но та отстраняется.)
Зиновия. Что вы сейчас собираетесь делать?
Отец. Как что собираемся делать? Не имеет значения. Ветер усиливается. Нужно жить дальше.
Мать. Говорю тебе, ее знобит. (Обращается к Зиновии.) Пойди, маленькая, ляг.
Зиновия подчиняется, мать ее укладывает, идет бить шмурца, затем возвращается на прежнее место, отец в это время листает какую-то книгу, что-то мурлыча себе под нос.
Зиновия. От чего умер Ксавье?
Отец. Что?
Зиновия. От чего Ксавье умер?
Отец. Причина была серьезная, хотя и пустяк. Ты прекрасно знаешь, как это случается с молодыми.
Зиновия. Не знаю.
Отец. Короче, Ксавье совершил несколько неосторожных действий, а отец имел глупость его не предостеречь.
Зиновия. Он спустился по лестнице?
Отец (в смущении). Не знаю.
Зиновия. Он отказался подняться наверх?
Отец. Я же тебе сказал, не знаю. Суть в том, что он умер.
Зиновия. Он, наверное, попробовал спуститься, иначе его бы не хоронили; если бы он остался внизу, никто не осмелился его забрать.
Отец. Хоронили... мы только предполагаем, что его похоронили. Если он умер, то это единственное, что полагалось сделать, во всяком случае. (Подходит к шмурцу и бьет его.)
Мать уходит, возвращается, занимается хозяйством.
Зиновия (мечтательно). А что случилось с Жаном?
Отец. С Жаном? (Искренне удивлен.)
Мать. Зиновия, о ком ты говоришь?
Зиновия (мечтательно). Когда у нас была четырехкомнатная квартира с балконом, рядом через перегородку, с того же балкона соседский сын пускал самолетики. Его звали Жан. Он отлично танцевал.
