Совы к Алу прилетала каждый день, и каждый же день он отвязывал от их лапок письмо и бегло пробегал по нему взглядом. Поттера это начало порядком раздражать. Либо этот Лер совсем не разбирался в человеческих чувствах, либо… был просто глупым! Ведь любой уже на его месте мог догадаться оставить это происшествие в прошлом и дать Дамблдору забыть, но нет же! Лер упрямо продолжал слать дурацкие письма каждый чёртов день, вгоняя Ала в ещё большее расстройство. Гарри даже подумывал написать ему всё то хорошее, что о нём думал, но, во-первых, писать незнакомому человеку нелицеприятную правду — не самый лучший способ знакомства, и, во-вторых, он всё-таки знал о сложившейся ситуации немногим больше остальных студентов Хогвартса, а тех это дело не касалось, значит, не касалось и его… но почему же тогда он не мог спокойно за этим наблюдать?

*

Март сменился апрелем, ветреным и прохладным, таким, каким апрель уж точно не должен был быть. Лёд стаял ещё не до конца, но, с содроганием вспоминая уже потерявшую значительную часть своей власти зиму, студенты и учителя радовались: ну и что, что ветер? Кровь в жилах не превращалась в лёд, пальцы и кончики носов не отмерзали — уже хорошо. Значит, надежда ещё была. Надежда на возвращение жизни.

Несмотря на упрямые заверения о том, что и на Пасхальные каникулы останется в Хогвартсе, Альбус всё-таки поехал домой. Эбби был на седьмом небе от счастья, хоть и старался этого не показывать. Вообще, мальчишка вёл себя более чем сносно: не задирал каждого, кто ему чем-то не приглянулся, повысил успеваемость, соблюдал большинство школьных правил и, можно даже сказать, делал всё возможное, чтобы хоть как-то облегчить Алу жизнь.

Всё-таки, каким бы вредным и заносчивым Эбби ни был, брата он любил; любил детской любовью, когда и вредничаешь, и треплешь нервы, и одновременно понимаешь, что он — самый близкий человек на свете, и задаёшься вопросом, кто ты в сущности такой без него и что бы ты без него делал? Это симпатизировало Поттеру в нём. Но только это. В остальном Аберфорт был по-прежнему невыносим.

В первый день каникул, когда рано утром Дамблдор, носясь по спальне, собирал вещи и, не глядя, бросал их в чемодан, Гарри сидел на кровати, скрестив ноги, и наблюдал за ним. На душе у него было одиноко. Он понимал, что вовсе не хотел, чтобы Альбус уезжал, пусть и всего на две недели. Да, он сам принял немалое участие, чтобы убедить Дамблдора поехать домой и разобраться во всём нормально, а не посредством односторонней переписки. Но это был совет здравого смысла, чувства долга… совет друга. Та же часть Поттера, которая хотела, чтобы Ал остался, была… Гарри одёрнул себя. Что он, в самом деле, как ребёнок со своим «хочу» и «не хочу»!

Когда они спустились в вестибюль, Аберфорт уже был там, нетерпеливо, предвкушающее притопывая и что-то напевая себе под нос. Завидев брата, он помахал рукой, мол, давай быстрее, чего ты так долго возишься? Альбус, удивлённо выгнул брови, всем своим видом говоря: «О чём это ты? Я никогда не опаздываю. Это другие приходят раньше», и, как бы в доказательство своих слов, широким шагом направился к выходу, левитируя перед собой два чемодана — свой и брата. Эбби пошёл было за ним, но Гарри придержал его за рукав мантии. Удивлённо и немного шокировано посмотрев на руку Поттера (да что уж там, Гарри был удивлён своим внезапным порывом не меньше), он перевёл недовольный взгляд на его лицо и буркнул:

— Ты чего это, Эванс?

— Аберфорт… — начал Гарри и тут же замялся. — Ты… присматривай за Альбусом.

Дамблдор ухмыльнулся.

— Да, сэр, — иронично хмыкнул он. — Приказ понят и будет выполнен. Могу я идти?

Но Поттер, продолжая удерживать Эбби за руку, серьёзно глядел ему в глаза.

— Хорошо, — вдруг спокойно, уже без капли сарказма, согласился Аберфорт. — Это, Эванс, пожалуй, единственное, в чём наши взгляды сходятся. И учти, я не твою просьбу выполняю, а действую в своих же интересах и в интересах Ала. А теперь, может, отпустишь уже меня?

— Конечно, — Гарри невозмутимо разжал пальцы. — Спасибо.

— Эванс, — прошипел Эбби, — я же, кажется, сказал…

— Да-да, — скучающе оборвал Гарри. — Ты делаешь это исключительно в своих интересах. Я понял.

Развернувшись на каблуках, младший Дамблдор стремительно направился на улицу. Поттер, сунув руки в карманы брюк, отправился следом.

Ал смотрел на брата обличающим взглядом, буквально кричащим: «Ну, и кто ещё возится?»

— Только тебя и ждём, — оповестил он.

Слово «ждём» заставило Гарри заглянуть в единственную оставшуюся карету, где сидел мальчик лет двенадцати, закутанный в несколько слоёв одежды и, несмотря на это, дрожавший. Только сейчас Поттер ощутил, что всё-таки до лета было ой как далеко. Или, может быть, это было из-за того, что на нём была надета лишь тонкая форменная рубашка.

Аберфорт, недовольно посмотрев на мальчика, легко вскочил на подножку и забрался в карету. Альбус же, не обращая на негодование и возмущение попутчиков внимания, подошёл к Гарри.

— Ты зачем вышел? Холодно же, — недовольно нахмурился он.

— Мне уйти? — вжав голову в плечи, хмыкнул Поттер.

— Да.

От такого заявления брови Гарри удивлённо поползли вверх. Завидев эту реакцию, Альбус поспешил добавить:

— Но только после того, как я скажу…

И он замолчал, потупив взгляд. А Гарри ждал. Наконец, через минуту безмолвия он не выдержал:

— Эй, Ал, всё будет хорошо, да?

Альбус кивнул, ничего не ответив. И тут Гарри просто обнял Дамблдора, прильнув к нему всем телом. Нет, они и прежде обнимались, но раньше инициатором всегда был Ал. Альбус, словно очнувшись, крепко обнял его в ответ. Его мантия была холодной, кожа — тёплой, а дыхание — горячим. Оно буквально опаляло Гарри, но это было приятно. Тепло и живительно.

— Тебе пора, — прошептал он и почувствовал, как Дамблдор кивнул.

Отстранившись, Альбус развернулся, буквально парой шагов преодолел расстояние до кареты и, больше не оглядываясь, забрался внутрь. Карета тронулась, унося вдаль того, кто стал для Гарри опорой, поддержкой и… А он всё стоял, смотря ей вслед, пока она окончательно не пропала из поля его зрения.

Пасхальные каникулы официально считались начатыми. Они обещали быть самыми ужасными каникулами за всю его жизнь.

*

Студентов в Хогвартсе на Пасхальные каникулы осталось больше, чем на Рождественские. На носу был конец учебного года и, чтобы как можно лучше подготовиться к предстоявшим экзаменационным неделям, которые для некоторых представлялись сущим адом, ученики предпочли не отвлекаться на такие мелочи, как поездка домой и последующие (в девяноста процентах случаев) за ней наставления всех родственников, вплоть до тётушки жены двоюродного племянника бабушки, что и как именно нужно делать, чтобы быть успешным и не потратить свою жизнь впустую.

Весь вечер Гарри откровенно хандрил. Несмотря на то, что студентов в замке было немало, из слизеринцев седьмого курса снова никого не осталось. В спальне было тихо, так тихо, что у Поттера возникло непреодолимое желание разговаривать с самим собой, чтобы не сойти с ума. Но разговоры с самим собой были первым признаком зарождавшегося сумасшествия, так что он просто пошёл в гостиную и сидел там допоздна, пока последний студент, бросив быстрый взгляд на часы, с удивлением не отметил, что время уже перевалило за полночь, и не отправился спать. Только после этого Гарри вернулся в спальню, где практически повалился на кровать, и сильно зажмурился в надежде, что сон придёт быстро и станет своего рода спасением. Но, как только тишина обволокла пространство вокруг него, наступило время гениальности и ностальгии: мысли одна за другой начали врываться в голову бурным потоком, сметая на своём пути всё, что он пытался упорядочить и разложить по полочкам.

Мысли Гарри были заняты Алом. Что он делал? Как у него были дела? Как прошёл разговор с Лером? Или он до сих пор упрямо его игнорировал? В любом случае, вернуться домой, хотя бы ненадолго, всегда здорово. Наверное. А вдруг Дамблдору было неприятно возвращаться туда, где умерли его мать и сестра? Но ведь Аберфорт наоборот рвался домой. Но с другой стороны, Альбус очень сильно отличался от брата.