Оставив на столе пустую тарелку и пару кнатов (теперь Гарри и сам знал, как может быть необходима такая мелочь), он вышел во внутренний дворик «Дырявого котла» и аппарировал оттуда прямо в свою комнату в приюте.

Да, это нагло, но он сильно измотался. Уставшие от беготни по магазинам ноги гудели, плечи были напряжены, руки, казалось, готовы были отвалиться. И голова… голова была будто набита чем-то тяжёлым и сама собой тянулась к подушке.

Всё, на что его хватило, — это набросить маскирующие чары на свои покупки и повалиться на кровать.

Сквозь сон он слышал, как кто-то стучал в дверь и девичий голос звал его на ужин; слышал скрип открываемой двери и осторожные лёгкие шаги; чувствовал, как холодные пальцы осторожно гладили его по волосам. Но всё это не имело значения, точнее, ему было не до того. Больше всего ему сейчас хотелось спать. Всё остальное было просто не важно.

*

— Сэр, — маленький Гарри смотрит на директора огромными глазами сквозь разбитые стёкла очков, — сэр… неужели… это правда? Я похож на него? Я тоже стану монстром, как он?

Дамблдор грустно смотрит на мальчика. В его взгляде читается грусть, боль и что-то ещё, чего Гарри никак не может разобрать.

— Всё сходится, профессор! — шепчет он. — У нас обоих нет родителей, и мы жили у магглов, и я говорю на парселтанге, и…

— Гарри, — перебивает его Дамблдор, — вы с Томом вовсе не похожи. Посмотри, что это у тебя в руках?

Мальчик опускает взгляд на свои руки.

— Меч Гриффиндора, профессор, — непонимающе отвечает он.

— Правильно, мой мальчик, — улыбается директор. — Меч Гриффиндора — это древнейший артефакт, — он встаёт со своего кресла и подходит к Поттеру. — И знаешь, в чём заключаются его свойства? — Гарри мотает головой из стороны в сторону. — Вытащить меч Гриффиндора из Шляпы может только истинный гриффиндорец, чистый сердцем и душой, храбрый и благородный. И скажи-ка мне, разве Том Риддл был истинным гриффиндорцем?

— Нет, сэр, но…

— Гарри, у тебя есть кто-то, о ком ты заботишься?

Мальчик нахмурился.

— Да, профессор, Рон и Гермиона, мои друзья.

— А разве Том о ком-то заботился?

— Нет, сэр…

— Вот видишь! Вы абсолютно не похожи. И главное ваше различие, Гарри, это то, что ты умеешь любить.

— Но сэр! — Поттер вскидывает глаза, в которых видна лишь одна безысходность. — А как же наши палочки? Мистер Олливандер говорил, что наши палочки — сёстры. Даже это говорит о том, что…

— Гарри, если ты внимательно слушал мистера Олливандера, — терпеливо начинает Дамблдор, — то слышал, что он сказал: в твоей палочке двойная сердцевина.

Старый волшебник замолкает.

— Да, сэр, я знаю, — отвечает Гарри.

— Это очень редкое явление, — вздыхает Дамблдор, — и не многие изготовители палочек осмеливаются пойти на подобный эксперимент. Поэтому таких палочек очень мало. И у Тома Риддла была абсолютно обычная палочка с абсолютно обычной сердцевиной.

Гарри всё ещё не понимает, к чему клонит директор.

— Гарри, твоя палочка лишь наполовину похожа на палочку Волдеморта. Фоукс, — Дамблдор указывает на сидящего на плече мальчика феникса, — в своё время дал два пера. Одно использовалось для палочки Тома, другое, так уж вышло, — для твоей. Но в твоей палочке использовано и ещё одно перо. Перо чёрного феникса. Интересно, по правде говоря, очень интересно… — он замолкает, и Гарри кажется, что процессор на мгновение задумывается.

— Что интересно, профессор? — любопытно спрашивает Гарри.

Дамблдор фокусирует взгляд своих глаз на нём.

— За всю свою жизнь — долгую жизнь, Гарри, поверь, — я видел только одного чёрного феникса. На самом деле, до этого я считал их мифом.

— И этот феникс дал перо для моей палочки? — догадывается Гарри.

— Да, это был он, Блэкфайр*, феникс Гриндевальда…

________________________________________________________________

*Блэкфайр — чёрное пламя (англ.).

========== Глава 5. Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс ==========

В этой повседневной суете прошёл месяц.

Гарри работал, работал и ещё раз работал. Мысль о том, что скоро он отправится назад домой, — назад в будущее — не давала покоя. Каждый раз, когда он думал об этом, на лице расплывалась счастливая, несколько дурацкая улыбка, и Поттер ничего не мог с ней поделать. Однажды её заметила Лидия, но если она и была удивлена, то ничем этого не показала.

Гарри и Лидия, можно сказать, подружились (насколько это вообще было возможно, учитывая, что последняя была довольно-таки необщительной особой). Дружба эта была странной: они практически ничего не знали друг о друге, не разговаривали, а Лидия делала вид, что и вовсе не замечала его. Но Гарри было спокойно и комфортно рядом с ней; Поттер знал, что мог на неё положиться.

В приюте тоже всё шло гладко. Ну, почти. Шесть дней в неделю он абсолютно никого не встречал, за исключением поварихи. Иногда к нему в кафе наведывался сержант Смит. Откуда ему стало известно, где Гарри работал, Поттер не знал, да и не спрашивал, но догадывался, что об этом позаботилась миссис Картер. В единственный же свой выходной день Поттер предпочитал отсиживаться в комнате, изучая купленные учебники на случай «а вдруг там попадётся какая-нибудь информация о перемещениях во времени» или крутя в руках снитч.

К слову о снитче, Гарри взял в привычку в любую выдавшуюся свободную минуту вынимать его из кармана (именно там теперь обитал золотой шарик) и крутить в руках. Иногда он прикасался к прохладному металлу губами, чтобы увидеть всё то же «Я открываюсь под конец». И каждый раз, когда Поттер проделывал это и видел неизменный результат, волна разочарования накрывала его.

Иногда к нему заходила Кейтлин. Они болтали обо всём на свете: о погоде, о правилах, о других воспитанниках. Кейтлин постепенно посвящала Гарри в мельчайшие детали жизни приюта, например, в то, что иногда малыши сбегали с уроков, а взрослые их прикрывали, или что миссис Картер рано утром, пока никто не видел, кормила бродячих животных. Кейтлин была полной противоположностью Лидии: дружелюбная, открытая, да просто добрая. Иногда Поттеру казалось, что она была ангелом, но Кейтлин лишь смеялась, когда Гарри говорил ей об этом.

Но она действительно вела себя как ангел. Кейтлин всегда была готова помочь советом или делом каждому, кто в этом нуждался. Каждому, кроме Алекса. С ним она была холодна и сдержана, упряма и недоступна. Алекс злился. Гарри радовался. Чем-то этот смазливый придурок напоминал ему Малфоя. Нет, не внешностью, конечно же. Да и по степени гадливости до Малфоя ему было далеко. Но что-то такое было… Возможно, то, что он не нравился Гарри как человек, или то, что объявил войну Поттеру.

Кстати, о войне. Алекс и его банда (а в эту банду входила половина населения приюта, по словам Кейтлин) решили устроить Поттеру «сладкую жизнь». Почти каждый раз, приходя с работы, Гарри обнаруживал маленькие сюрпризы в своей комнате: выпотрошенных лягушек с примесью червей, разбросанных по полу, надписи на окне чем-то коричневым (Гарри предпочёл бы думать, что это были либо шоколад, либо грязь), а однажды даже окоченевшую, начавшую разлагаться кошку. «Да, — думал Поттер, — если то же самое было и с Томом Риддлом в приюте, я понимаю, почему он так ненавидел магглов. Действительно, не каждый ребёнок справится с подобным». Сам же Гарри, будучи человеком уже взрослым (ну, по крайней мере, совершеннолетним), терпеливо игнорировал всё это, напоминая себе, что скоро уедет в Хогвартс, а через некоторое время и вовсе вернётся домой, и взмахом палочки убирал эти безобразия.

И вот, наконец, наступил этот долгожданный день — первое сентября.

Гарри, как всегда, встал рано. Он неспешно умылся, оделся, уложил все вещи (которых, впрочем, было не так уж и много) в чемодан (кожаный, небольших размеров, слегка потёртый; Поттер купил его пару дней назад, когда вспомнил, что все книги и форма так и лежали в бумажных пакетах), заклинанием уменьшил его и положил в карман.