Эти слова заставили Гарри на мгновение утратить возможность дышать. Семья. Гриндевальд назвал их семьёй. Ощущения были странными — здесь переплеталось всё: и смущение, и смятение, и недоверие, — но это определённо было то самое чувство, в поисках которого Поттер провёл всю свою жизнь и которое так часто терял.
— Я постараюсь, — вяло улыбнулся Гарри, в шутку салютуя свободной рукой. После непродолжительного молчания Геллерт отложил газеты в сторону и пристально уставился на Поттера, скрестив руки на груди.
— Почему ты не сказал мне? Это не настолько серьёзная тайна, чтобы скрывать её, — в его голосе звучала… обида? Гарри нахмурился и собрался было ответить, но Гриндевальд, не дав ему этой возможности, продолжил: — Ах да, к этому давно уже нужно было привыкнуть.
Он поднялся на ноги и подошёл к окну; заложив руки за спину и перекатываясь с пятки на носок, Геллерт глядел в окно и не обращал на Гарри никакого внимания, будто того и вовсе не существовало. Тот оставался на месте и смотрел на затейливо переплетавшиеся прожилки деревянной столешницы. Утро больше не казалось ему таким уж хорошим, но хуже всего было то, что Геллерт был прав. Гриндевальд всегда был с ним откровенен, даже если Гарри в этом не нуждался, взял его в Гаагу, рассказал о Дарах Смерти. Об Але и говорить было нечего — что, конечно, не относилось к профессору Дамблдору из его времени, — он же сам только и делал, что умалчивал, изворачивался, скрывал и лгал. Да, иного выхода у него не было, и Гарри надеялся, что когда-нибудь всё наладится, а Гриндевальд с Дамблдором, может быть, всё поймут, но ощущал он себя от этого не лучше.
— Я получил ответ ночью, — вместо извинений он перешёл в атаку. — Когда я, по-твоему, должен был рассказать?
Геллерт покачал головой.
— Значение имеет не действие, а намерение.
Гарри нечего было на это ответить. Точнее, грубить он не хотел, а ничего другого ему на ум не приходило. Со скрипом отодвинув стул, он направился к выходу, но помедлил, поравнявшись с Гриндевальдом. Желание что-нибудь сказать или сделать было слишком сильно, но что-то подсказывало ему, что любые попытки исправить ситуацию окажутся нелепыми и тщетными. Попрощавшись и получив в ответ всё то же молчание, он закутался в мантию и аппарировал, мрачно думая, что теперь стало одной проблемой больше.
Хогсмид встретил Поттера пронизывающим ветром и слякотью по щиколотку. Солнечной Годриковой Впадиной тут и не пахло. Тихо чертыхаясь, Гарри стал пробираться к Хогвартсу, с трудом волоча ноги. На полы мантии налипла грязь, отчего его с невероятной силой тянуло к земле. Чтобы отвлечься от непогоды, Гарри стал строить планы. Нужно было расспросить Серую Даму, поговорить со студентами об Академии («И сказать им ни за что туда не идти», — проворчало внутреннее «я»), не рассориться с Аберфортом и определиться с тем, что делать дальше.
Он настолько погрузился в свои мысли, что заметил карету, запряжённую фестралом, только тогда, когда расстояние между ними равнялось едва ли пятнадцати метрам. Отскочив в сторону, Поттер с опаской наблюдал, как карета замедляет ход, останавливается, а через мгновение дверца открылась, и на Гарри сверху вниз поглядел профессор Оксифелл, одетый, как всегда, в одну из своих звёздных мантий.
— Доброе утро, мистер Эванс, — коротко улыбнулся Оксифелл и отошёл, предоставляя Гарри возможность протиснуться внутрь. — Прошу прощения за задержку, ваше письмо пришло считанные минуты назад.
Запрыгнув на подножку, Гарри с удовольствием присел, заклинанием очистив мантию и ботинки от налипшей грязи.
— Доброе, профессор, — он кивнул и пожал Оксифеллу руку. — Ну и погода у вас.
— Это точно.
Они ехали в молчании. Гарри с ностальгией и некоторой тоской глядел в окно, провожая взглядом проплывающие мимо до боли знакомые окрестности и, несмотря на довольно унылые виды, был безумно им рад. Абстрагировавшись, закрывшись от внешнего мира, забыв о присутствии Оксифелла, он мог бы притвориться, что всё хорошо, но вот карета остановилась, и в её окне показались высокие башни Хогвартса. Гарри снова был дома.
Коридоры замка пустовали — лишь из-за закрытых дверей учебных комнат раздавалось тихое жужжание. Шли занятия, и по инерции Гарри хотелось забежать в кабинет Трансфигурации, вымолить прощение у МакГонагалл и занять своё место рядом с Роном и Гермионой, но МакГонагалл, как и остальных его преподавателей, как и друзей, тут не было, а сам он давно не был студентом.
— Мне следует зайти к директору Блэку? — спросил Поттер, не особо радуясь предстоящей перспективе.
— Не думаю, — сухо ответил Оксифелл. — По крайней мере, директор этого не упоминал. Идёмте в учительскую, мистер Эванс.
Гарри ожидал, что учительская будет пуста, но ошибся. Там его встретили Валери Харди, профессор Трансфигурации, — молодая дама, в которую были влюблены поголовно почти все студенты мужского пола с четвёртого по седьмой курс, профессор Линсдей, преподававший, насколько помнил Гарри, Древние руны, и профессор МакАдамс, смешной старичок, которого Поттер знал по многочисленным рассказам Альбуса о занятиях по Маггловедению.
— О, Гарри! — профессор Харди просияла, обнажив зубы в хитрой улыбке. Он ещё с выпускного бала отлично помнил, что Харди на занятиях и Харди вне компании студентов были разными людьми. — Вы уже прибыли! Мы были так рады вашему желанию посетить Хогвартс…
— Да, — откликнулся тот, удивлённый подобным приёмом. — Для меня самого это было приятной неожиданностью.
— Ах, этот замок, он такой — ни за что не отпустит. Именно это когда-то привело меня сюда вновь, но уже в качестве преподавателя.
Посыпались вопросы — о жизни, об учёбе, о Министерстве, о погоде и последних обещаниях министра магии, об Альбусе и Оксфорде. Старший Дамблдор был хогвартским любимцем, и Поттер не удивился бы, узнав, к примеру, что он ведёт активную переписку с некоторыми профессорами вроде Джонса, Оксифелла, Линг и Харди. Эти вопросы дали Гарри понять, что его личная жизнь ни для кого не секрет. Не то чтобы его это смущало, но было несколько странно говорить об этом так просто и открыто. От дальнейших расспросов его спас звон колокола, оповещающий о конце занятия, и Гарри поспешно ретировался, отговорившись тем, что ему ещё нужно было добраться до подземелий, — Оксифелл сказал, что Джонс ждёт его на занятии с пятикурсниками.
До подземелий Гарри добрался задолго до очередного колокольного звона и застал столпившихся у двери пятикурсников Слизерина и Хаффлпаффа. Заметив в одной из небольших групп Аберфорта, Поттер мысленно застонал. Почему-то в его воспалённом мозгу младший Дамблдор до сих пор и напрочно оставался четверокурсником, вредным и не упустившим бы ни единой возможности насолить Гарри, но если характер его не изменился, то сам Эбби рос — благо, время летело с чудовищной скоростью, позволяя ему это. Гарри смотрел на него слишком долго, и Аберфорт, словно почувствовав этот взгляд, обернулся к нему, прервав разговор с приятелями на полуслове. Его зрачки расширились, глаза, наоборот, стали узкими, как у кошки. Он направился было к Поттеру, но тут из-за поворота появился профессор Джонс. Заметив Гарри, он тут же подошёл к нему, и Поттер рукой подал Аберфорту знак — «потом».
— Мистер Эванс, вы уже здесь! Замечательно, замечательно. Очень рад вас видеть!
Он затряс руку Гарри с такой силой, что та начала болеть, как никогда не болела даже после самых изощрённых тренировок в Академии.
— И я рад, профессор, — он вымученно улыбнулся. — Возвращение в Хогвартс подобно возвращению в детство.
— Понимаю, — улыбка Джонса стала спокойнее, он наконец отпустил руку Поттера. — Пройдёмте в класс, занятие уже началось, а всем нам не терпится услышать ваш рассказ. Леди, джентльмены, — он обратился к переминавшимся от неловкости с ноги на ногу студентам, — прошу.
Когда пятикурсники расселись по местам, профессор Джонс, опёршись ладонями на преподавательский стол, оглядел класс.
— Сегодня я собираюсь немного отдохнуть, — внезапно выдал он, вызвав у студентов ропот и взволнованные непонимающие шепотки. — А лекцию вам прочтёт мистер Эванс. Поскольку к концу года вам предстоит определиться с выбором: остаться в Хогвартсе и продолжить целенаправленное обучение или уйти в большой мир, для вас может быть полезен его рассказ об обучении в Академии Авроров при Министерстве Магии. Надеюсь, слушать вы будете внимательно. Прошу, мистер Эванс.
