Она передёрнула плечами, не отрываясь от бумаг. Это можно было понять как «да, да, а теперь не мог бы ты пойти помыть полы?» или «проваливай, нахал, отлынивающий от работы». Во всяком случае, Гарри предпочёл думать, что это было скорее первое, чем второе.

Быстро справившись с уборкой, он уже стоял у выхода, когда обернулся и спросил:

— А что ты тогда сказала мистеру Гэмптону? — он не стал уточнять, когда «тогда», надеясь, что она поймёт.

Лидия поняла. Она долго и пристально смотрела на него, прежде чем ответить:

— То, что за те три дня, которые ты здесь работаешь, кафе получило недельную выручку.

Гарри приподнял брови, сомневаясь, что она сказала именно это, но своего мнения не высказал. Пожелав Лидии спокойной ночи, он вышел из кафе и аппарировал.

*

В среду Гарри по привычке встал ещё до рассвета. О том, что сегодня не работал, он вспомнил только тогда, когда уже стоял у двери полностью одетый, собранный и готовый идти завтракать на кухню.

Улыбнувшись двери, он развернулся и с разбегу плюхнулся на кровать. Пружины заскрипели, кровать зашаталась, а Гарри закрыл глаза и представил, что это волны качали его. Конечно, он никогда не был на море, даже на реке не был; озеро рядом с Хогвартсом — самый большой водоём, который он когда-либо видел. Но мечты — то, что нельзя украсть у человека, и он надеялся, что когда-нибудь, когда он будет дома, — а под домом подразумевалось не какое-то конкретное здание, будь то «Нора» или дом на площади Гриммо, 12, — когда закончится война, когда он, возможно, женится и у него появятся дети… Да, тогда он обязательно узнает, каково это: ощущать кожей прикосновения морского бриза, чувствовать на губах солоноватый вкус воды, уплывать всё дальше и дальше, вслед за солнцем… «Хотя, — скептично хмыкнул Гарри, — я же плавать не умею».

Внезапно Поттер вспомнил, что только он один вставал в такую рань и что в предрассветной тишине, какая была сейчас, каждый звук был слышен в радиусе пяти соседних комнат. Другие жители приюта явно не поблагодарят его за такое бурное выражение эмоций, основу возникновения которых, кстати, он и сам не знал. Надо наложить Заглушающие чары и ещё парочку других. Всё равно сейчас нечем заняться.

«Так, с чего начать? Заклинание от подслушивания. Теперь меня никто не услышит, даже если будет стоять за дверью. Оповещающее заклинание — на случай нежданных гостей. Укрепить окно и дверь, а то вдруг я снова что-то сломаю. Вроде всё. Минутку… — Гарри взмахнул палочкой — и температура в комнате стала на пару градусов выше. — Вот теперь точно всё».

Довольный проделанной работой, Поттер решил, пока все ещё спали и не было очереди, сходить в ванную умыться.

В коридоре стояла тишина. Такую тишину в книгах обычно называли мёртвой. Странно, конечно, но какая, впрочем, разница? Быстро спустившись на первый этаж, Гарри растерянно осмотрелся. Он ещё не бывал в ванной в этом месте. Нет, он не ходил почти неделю немытым, просто не хотел встречаться с другими жильцами приюта и во избежание этого умывался у себя в комнате, наколдовывая тазик с водой.

«Так, налево — дверь, ведущая на улицу, — стал он размышлять. — Прямо — кухня, сзади — лестница. Остаётся только идти направо». Так он и поступил. Сначала не было никаких признаков дверей или вообще каких-либо отверстий, которые могли бы вести в ванную, но, пройдя ещё немного вперёд, он наткнулся на деревянную дверь. Она ничем не отличалась от других дверей, во всяком случае, от тех, которые были на третьем и втором этажах. Гарри потянул её на себя.

Он оказался в маленьком помещении. Здесь не было ничего, кроме ещё двух дверей, но уже выкрашенных белой — хотя лучше сказать пожелтевшей от времени — краской. Скорее всего, одна из дверей вела в ванную, в то время как другая — в туалет. Какую проверить сначала: левую или правую? «Правую», — отозвался дремавший внутренний голос. Гарри подошёл к левой. Конечно же, это оказался туалет. Пять кабинок, точнее, пять огороженных ширмами мест, две раковины с покрытыми ржавчиной кранами, из одного из них текла коричневатая вода. «Да, не очень вдохновляющая картина», — ехидно отозвался радующийся своей очередной победе внутренний голос. Гарри поспешно вышел.

За правой дверью было ничем не лучше. Три огороженных ширмами… таза? Корыта? Не суть важно. Ряд умывальников — местами разбитых — с такой же коричневой водой, как и в туалете, текущей из них; рядом на гвоздях висели полотенца. Они были настолько белыми и чистыми, что казались неестественными на фоне жёлтых стен и раковин. В общем, Гарри нисколько не пожалел, что до этого момента не бывал здесь, и решил впредь продолжать пользоваться услугами тазика в своей комнате.

Он поспешил вернуться обратно в холл. Что теперь делать? Обратно в комнату? Не хотелось. Остаться в холле? И что он будет здесь делать? Может, пойти на улицу? Скоро начнёт светать, можно посмотреть, как восходит солнце. Восход — последнее, что он видел дома.

Гарри вышел на улицу и сел на нижнюю ступеньку крыльца.

День обещал быть солнечным: даже в такую рань было уже довольно светло. Приют был серым зданием, одним из множества таких же, как он сам, единственной его отличительной чертой были тёмно-зелёные дверь и крыльцо; все здания стояли очень близко друг к другу, так, что, если два человека из окон протянули бы друг другу руки, они смогли бы спокойно, без всяких усилий, пожать их. Если же расстояние было несколько больше, то между домами непременно стояли мусорные баки — источник выживания для бродячих кошек и собак, а нередко и для бедняков, будь то дети или взрослые.

Гарри вспомнил тех детей, Дэйзи и Чарли, которых видел в свой первый день здесь. Что с ними сейчас? Зажила ли коленка девочки, которую она поранила, когда убегала? Он не знал, да и не мог узнать, даже если бы захотел. А ведь на их месте, на месте этих детей, мог оказаться любой. Он мог оказаться на их месте. Если бы Дурсли отдали его в приют или просто-напросто выбросили на улицу… всё могло бы пойти иначе. Он мог бы и не узнать, что являлся волшебником, не узнать, что на самом деле произошло с его родителями, не познакомиться с Роном и Гермионой. Возможно, вообще бы умер. Вот радость-то Волдеморту.

«Ладно, куда-то тебя не туда понесло», — прервал его размышления внутренний голос.

Раздался какой-то грохот. Поттер повернул голову в направлении шума. Просто кошка, облезлая, с порванным ухом и рыбьим скелетом в зубах. Она вылетела из мусорного бака будто ошпаренная. Вслед за ней — ещё одна, без хвоста. Да, все боролись за своё существование как только могли.

Солнце показалось уже наполовину. Ярко-жёлтый полукруг слепил глаза. Солнце — это радость для всех жителей таких городов, как Лондон, где человека окружали лишь пыль, сырость и депрессия. А для жителей пустыни, например, солнце, иссушающее и даже смертоносное, больше проклятье, чем благословение. Гарри любил солнце, особенно осенью и весной. Осенью оно играло с жёлтой листвой, превращая весь мир в золотой калейдоскоп, дарило свои последние запасы тепла и света. Весной солнце было ярким, пышущим жизнью. Накопив за зиму новые силы, оно было готово снова освещать путь таким, как Гарри Поттер, согревать их своим теплом.

На уроках астрономии профессор Синистра говорила, что солнце — это огромная звезда, пышущий огнём шар, размеры которого намного больше размеров Земли. Гарри верил ей, но для него солнце было не просто «пышущим огнём шаром», для него солнце было живым. Но всё это было так сложно, что Гарри сам иногда путался в своих мыслях, и сейчас он решил не думать больше об этом. По крайней мере, пока.

Приближалось время завтрака, который, он знал, начинался в шесть. Пора было идти внутрь. Да, кстати, в столовой он тоже ещё ни разу не был. Но ведь всегда бывает первый раз, не так ли?

Гарри поднялся и, отворив дверь, зашёл обратно в холл. Безлюдный некоторое время назад, сейчас он был заполнен носящимися туда-сюда мальчиками и юношами. Повсюду слышались крики и смех, недовольные стоны и ругань — обычное явление для места, где живёт столько детей.