— Да, если есть чему всплывать.

Гарри посмотрел ему прямо в глаза, упрямо и уверенно. Он не хотел лгать, он не собирался лгать, но был вынужден, и теперь это разъедало изнутри. Это было неправильно, он стыдился своих тайн и себя, своей изломанной психики и искажённого восприятия.

— Ну всё, всё, перестаньте ссориться, — примирительно проговорил Альбус своим успокаивающим тоном профессионального психолога. — Не из-за чего. Гарри никогда не стал бы лгать нам, Лер, даже в мелочах.

Гарри молчал. Это было мучительно — слышать такие слова и знать правду. Он чувствовал себя последней мразью.

— Конечно. Я знаю, — Геллерт прищурился, но всё же улыбнулся, хитро и опасно, как умел только он. Встряхнув головой, он уже совсем другим тоном продолжил: — Так что, мы собираемся на озеро или нет?..

— Да, конечно! — Ал вскочил на ноги и закрутился в поисках чего-то, несомненно, жизненно важного. — Надо взять еду, покрывала, полотенца…

— Нас не забудь взять, — засмеялся Геллерт, лениво потягиваясь, по-прежнему лёжа на кровати.

— Могли бы и сами подняться и всё организовать, нахлебники.

Гарри, пристыженный, подошёл к нему и виновато заглянул в глаза, полностью отдаваясь в волю Дамблдора, готовый выполнять всё, что тот попросит. Альбус мягко улыбнулся и взъерошил его волосы. Он выглядел таким спокойным, мягким, добрым и… счастливым. Буквально светился. Альбус получил то, чего так хотел, — семью, гармонию, тепло и любовь. Геллерт был прав, когда говорил, что всё, что было нужно Дамблдору, — быть любимым и любить самому. Любовь вправду окрыляла, но для Альбуса она делала намного, намного больше. Она помогала ему жить, была его воздухом.

— У меня даже нет плавок, — попытался было отказаться от пикника Поттер, но Альбус и Геллерт одновременно воскликнули:

— Можно и без плавок!

— Ходи голым, чего мы не видели.

Гарри возмущённо прищурился, но обижаться на правду было глупо и бесполезно, ведь быть правдой от этого она не перестанет.

Ещё с час Альбус бегал по дому, пытаясь собрать всё, что было, по его мнению, необходимо для идеального пикника, но всё это было лишь плодом его опасений по поводу того, чтобы всё не получилось как всегда. Когда всё, наконец, было готово, Ал, взволнованный от предвкушения (Гарри честно не понимал, что в этом было такого), аппарировал их всех к озеру.

Тёплый порыв ветра охватил Гарри с головы до ног, растрепав волосы — хотя казалось, куда больше, — и взметнув футболку. Он пах свежестью, пряной сладостью душистых трав, летом и солнечным светом — такое бывало только в августе, когда лето разгоралось сильнее всего, отдавая последние остатки своей ласки, своей зелени, своих закатов и готовясь к приходу осени с её золотом листвы и серыми дождями. Гарри раскрыл глаза, и его взору предстал поистине чудесный пейзаж: изумрудно-голубое озеро, небольшое, но на первый взгляд очень глубокое, окружённое полукругом высоких деревьев с одной стороны и жёлто-коричневым песком с разноцветными камушками с другой.

— Вау, — непроизвольно вырвалось у него, но он нисколько этого не стыдился, потому что вид действительно был великолепный.

— Ты проспорил, Ал, — самодовольно усмехнулся Гриндевальд. — Он всё же сказал это. Заметь, именно вульгарное «вау», в не какое-нибудь «ого» или «вот это да!», так что теперь ты должен мне желание.

Альбус, состроив кислую гримасу, отмахнулся, мол, перестань быть таким вредным, Лер.

— Вы что, спорили на меня? — недоверчиво вкрадчивым голосом спросил Поттер.

— Точнее, на твою реакцию, — одновременно мило и саркастично усмехнулся Гриндевальд. — Ты до смешного предсказуемый, Эванс.

— На предсказуемость не спорят, — весомо возразил Гарри.

— Просто Ал такой наивный, что всё время верит в лучшее, мифическое, несбыточное и просто нереализуемое.

— Но часто оно сбывается! — возмутился Дамблдор, несильно стукнув кулаком его в плечо. — Значит, не такое и нереализуемое!

Он сделал несколько шагов в направлении озера и, раскинув руки в стороны и откинув голову назад, закружился, широко улыбаясь и счастливо смеясь. При одном лишь взгляде на Альбуса, чистого, светлого, яркого, буквально искрившегося от переполнявших чувств, хотелось улыбаться и плакать одновременно. Это был один из тех самых моментов, когда эмоции переполняли, каждая клетка тела была пропитана теплом и любовью к миру, душа пела, а сердце сладко щемило от многократно усилившихся чувств. Гарри искоса взглянул на Геллерта, который тоже не мог отвести взгляда от Ала. Он улыбался. Улыбался искренне, нежно и мягко, и хотя улыбка была всё такой же односторонней, — кажется, Гриндевальд не умел улыбаться по-другому — в ней не было обычной колкости и остроты.

Пританцовывая и напевая что-то себе под нос, Альбус всё ближе и ближе подходил к озеру, попутно стаскивая с себя одежду, которую тут же подхватывал ветер, вздувал, словно паруса, и уносил дальше от берега. Ала это, казалось, совсем не заботило: его, как одержимого, буквально тянуло к воде, и Гарри вполне мог понять это чувство. Озеро, играясь и дразня бликами солнца, яркими цветами и переплетениями водорослей на дне, манило к себе, вода ласкала взгляд, и Альбус, уже по пояс стоявший в ней, притягивал взгляды и пробуждал желание. Желание прикоснуться, почувствовать, обладать — такое несвойственное для Гарри, такое сводящее с ума, такое абсолютно непредсказуемое, неконтролируемое, не поддававшееся логике и объяснению, такое горячее и обжигающее. Поттер почувствовал, как покраснел от одной лишь мысли о поцелуях, медленно переходящих в секс, и мысленно выругался. Геллерт, заметив, видимо, его состояние, ухмыльнулся и хрипло и гортанно — о, да, Гарри отлично понимал, отчего его голос так сильно изменился, — проговорил, склонившись к самому его уху:

— Скрывать бесполезно.

— Что?.. — озадаченно начал было Поттер, на что Геллерт опустил недвусмысленный взгляд вниз, указывая на его брюки. Гарри почти болезненно зашипел, закатил глаза и подозрительно прищурился, буркнув: — Сам-то.

— А что я? — наигранно удивлённый тон. — Это вполне естественно, и я нисколько не стесняюсь. Более того, мне даже нравится это чувство горячего возбуждения, разгоняющее удовольствие по телу, доходящее до покалывания в пальцах и учащения дыхания. А потом — Ал, его руки, его губы, его тепло, запах, — после каждого слова он делал томные паузы, и Гарри, всё это время не отрывавший взгляда от плескавшегося в воде Альбуса, почти чувствовал, как сходил с ума. Внезапно Гриндевальд широко улыбнулся, ехидно пропев: — Ты отлично понимаешь, что я имею в виду, я же вижу.

Усмехнувшись в последний раз, он направился к тени, образованной склонившими ветви деревьями, в надежде спрятаться от палившего солнца. Гарри направился следом. Так они сидели некоторое время, Поттер переводил взгляд с Ала на Геллерта и обратно, изредка подкалывал Гриндевальда по поводу того, что тот, глядя на Альбуса, всё чаще ёрзал, будучи не в силах сидеть спокойно, и мысленно иронизировал над самим собой, ведь и он сам не мог. Геллерт вяло отмахивался — скорее, ради приличия, а не для того, чтобы уколоть, что было просто поразительно. Как же сильно, видимо, всё-таки хотелось заняться сексом.

Спустя несколько долгих, тянувшихся целую вечность минут, Альбус вылез из воды и, ёжась от охватившего мокрую кожу ветра, неторопливо подошёл к ним. Его улыбка была ярче солнца, и Гарри сам непроизвольно начал улыбаться. Дамблдор присел рядом, хлопнув в ладоши перед самым носом Геллерта, так, что несколько капель попали тому на лицо. Гриндевальд возмущённо вскинул голову, но ничего не сказал — слова от неожиданности застряли в горле. Гарри покатился со смеху.

— Вы чего тут сидите? — весело спросил Ал, пропуская сквозь пальцы песок. — Вода потрясающая! Очень тёплая и чистая, давайте, хватит быть скучными инфери.

— Спасибо за комплимент, — пробурчал Геллерт, в мгновение ока став мрачным и недовольным. — Но лично я лучше здесь побуду. Не хочу обгореть на солнце и потом красоваться бордовым носом.