— Правда.
Гарри ожидал очередного вопроса, от которого ему станет не по себе, потому что Гриндевальд явно поставил своей целью номер один вывести его из равновесия. И не ошибся.
— Скажи, Ал, — Геллерт вмиг посерьёзнел, и его взгляд метнулся к Поттеру, — зачем он здесь? Зачем он живёт здесь? Скажи. Проясни ситуацию. Не мне, — покачал он головой, глядя на замешанного Ала. — Ему.
Долгое время Альбус просто сидел и сверлил Геллерта взглядом. Гарри не мог понять, ни каким был этот взгляд, ни что он выражал, и это казалось просто ужасным, потому что на самом деле его этот вопрос волновал на данный момент даже больше, чем все другие прелести, происходившие в его жизни, вместе взятые.
— Ладно, — неожиданно решительно Ал повернулся к нему и кивнул каким-то своим мыслям. — Гарри, ты мне нравишься. Более того, мне кажется, что я влюблён в тебя, и я хочу, чтобы ты ответил мне взаимностью.
Повисло молчание. Гарри смотрел только на свои руки, стараясь ничего не слышать и ни о чём не думать, но слух, как назло, ловил каждое тихое и уверенное слово, каждый вздох, каждую интонацию, а мозг работал с невероятной скоростью, и какие только мысли не крутились в нём, начиная от простейшего «Почему у меня дрожат колени?» и заканчивая извечным «Что такое любовь?». И всё это заставляло его сердце замирать от… чего?
Геллерт тоже молчал, пристально наблюдая за Алом, который, прикусив изнутри щёку, выглядел тем не менее гордым и уверенным в себе и в своих словах.
— Теперь я кручу, — как ни в чём не бывало заявил он и потянулся к бутылке.
На этот раз бутылка указала на Гриндевальда, чему последний явно не обрадовался. Ожидал ответного подвоха?..
— Кажется, удача изменила тебе, Лер, — сухо обронил Дамблдор. — Поэтому — правда или вызов?
Гарри неуверенно поднял голову, надеясь, что с новым поворотом бутылки предыдущий вопрос и ответ на него забудутся, что он сам сможет их забыть и полностью погрузиться в игру. Точно. Это ведь игра! Всего лишь игра! Он украдкой взглянул на Геллерта, чтобы отвлечься от хаотичного водоворота мыслей и насладиться его колебаниями и сомнениями — секундными, но от этого не менее существенными и настоящими.
— Правда, — безучастно пожав плечами, как будто это его вовсе не касалось, Гриндевальд тем не менее напрягся и замер, ожидая чего угодно.
Альбус задумчиво прикусил губу, легонько водя пальцами по ковру и делая вид, что раздумывал, каким бы вопросом парировать. Сощурившись (что это значило? Радость? Хитрость? Торжество?), он медленно и холодно протянул:
— Чего ты боишься больше всего на свете?
Странно, но Геллерту даже не понадобилось времени, чтобы как следует обдумать вопрос. На мгновение на его точёном остром лице отразилось замешательство, но он сразу же всем телом развернулся к Альбусу и очень серьёзно, как будто это уже была и не игра вовсе, заглянул ему в глаза и твёрдо ответил:
— Я боюсь потерять тебя.
Гарри смотрел на то, как чересчур серьёзное и строгое выражение медленно сползало с лица Ала, как взгляд его становился теплее и нежнее, а сам Дамблдор — неувереннее и беззащитнее, смотрел на непоколебимое лицо Гриндевальда и на его железную уверенность и волю, смотрел и заставлял себя смотреть, не отводить взгляд. Смотрел и осознавал, что тоже вовсе не был против…
— А я думал, того, что тебя будут путать с безносым полукровкой… — некстати и непонятно к чему ему вспомнилась фраза трёхлетней давности, и Гарри и сам не заметил, что сказал её вслух.
Две пары глаз в то же мгновении уставились на него: одни — растерянно и непонимающе, другие — недовольно, но заинтересованно.
— Что, прости? — поинтересовался Гриндевальд, глядя на него немигающим взглядом.
— Думал, что больше всего на свете ты боишься, что тебя будут путать с безносым полукровкой, — громче и увереннее повторил Поттер и, пожав плечами, добавил: — Просто шутка. Не обращай внимания. Возможно, когда-нибудь поймёшь.
Увидев, как челюсти Геллерта задвигались от еле сдерживаемой ярости, Гарри коротко улыбнулся, стараясь выглядеть милым, как новорожденное дитя, но из этого ничего не вышло, судя по тому, что Ал хихикнул, постаравшись прикрыть это кашлем:
— Дьяволёнок.
Гарри безразлично пожал плечами, боясь улыбнуться Альбусу. Боясь вообще даже дышать рядом с ним. Даже наедине с Гриндевальдом он бы чувствовал себя сейчас куда как комфортнее. Дотянувшись до бутылки, он сильно раскрутил её, настолько сильно, что ещё бы немного — и она треснула. Ирония это была, нет ли, но бутылка остановилась, указывая в этот раз прямиком на него самого.
— Да ты просто чертовски везуч, — рассмеялся Геллерт и саркастично улыбнулся. Действительно улыбнулся, а не усмехнулся или ухмыльнулся. — Правда или вызов?
Из двух зол, размышлял Поттер, нужно было выбрать меньшее. Только вот которое было меньшим? Правда? Но вопрос может быть абсолютно любым, а, как показала практика, скорее всего личным, таким, что ответить на него будет затруднительно.
— Вызов, — была не была, решил Гарри, что такого невозможного для его сил может потребовать Гриндевальд? Сразиться с василиском? Или отогнать стайку дементоров?
Геллерт, казалось, был удивлён этим решением. Сощурившись, словно желая понять, что же такого мог скрывать Гарри, он с минуту неотрывно смотрел на него, но затем равнодушно пожал плечами и поманил пальцем, подзывая Поттера пододвинуться ближе. Гарри нахмурился. Всё его существо буквально кричало не делать этого, но то ли глаза Геллерта обладали какими-то гипнотическими свойствами, то ли в глубине души он сам хотел узнать, что же такого ему придётся сделать. Пересев поближе к Гриндевальду, Поттер почувствовал тёплое дыхание на своём ухе, а в нос ударил резкий запах парфюма.
— Эй! — возмутился Альбус. — Так нечестно! Говори вслух, Лер!
Гарри услышал короткий смешок, раздавшийся ему прямо в ухо, а затем до него донеслись слова — чёткие, медленные, текучие:
— Поцелуй его. Поцелуй Ала. По-настоящему. Сейчас же.
У Поттера перехватило дыхание. Что? Что он сказал?
— Поцелуй его. Разве ты не хочешь? — продолжал шептать Геллерт, искушая и соблазняя.
Гарри лихорадочно облизал губы и хриплым голосом задал лишь один вопрос, хотя тысячи других — похожих и не очень — роились в его голове:
— Зачем?
— Что «зачем»? — тут же встрял Дамблдор, до этого напряжённо прислушивавшийся к шёпоту Гриндевальда. — Лер, это уже не смешно. Прекращай!
— Ты же слышал, — снова тихий смешок, но неужели Гарри действительно услышал в нём горькие нотки? — Он влюблён в тебя. Сделай это.
— Зачем это тебе? — сглотнув вставший в горле от этих слов ком, поинтересовался Поттер, стараясь казаться невозмутимым и независимым.
Геллерт не отвечал, и Гарри подумал было, что он уже передумал, как над его ухом снова раздался шёпот.
— Я люблю его, знаешь, — Гарри скорее почувствовал, чем увидел, как Гриндевальд улыбнулся — грустно и неуверенно. — И я хочу, чтобы он был счастлив. И меня невероятно печалит тот факт, что в одиночку сделать его счастливым я не в силах. Поэтому — давай.
Геллерт отстранился и, скрестив руки на груди, снова придал лицу равнодушное выражение, и только взгляд, которым он в глубине души надеялся просверлить в Поттере дырку, выдавал все его чувства — волнение, горечь и бессилие.
— К тому же, — криво усмехнулся он, — ты сам предложил эту игру.
— Потому что ты не придумал ничего лучшего, — огрызнулся Гарри и, оттолкнувшись руками от пола, поднялся на ноги. — Смотри, как бы сам потом не стал жалеть.
— Это будут уже мои проблемы.
Вся напускная уверенность, которую он использовал в разговоре с Гриндевальдом, исчезла, едва он перевёл взгляд на Альбуса. Тот всё ещё был растерян и жутко зол: губы плотно сжаты, будто он пытался сдержать раздражение, брови — нахмурены, а подозрительный взгляд метался то к Геллерту, то к самому Гарри. Неуверенно кашлянув, Поттер протянул Алу руку, жестом приглашая подняться. Большей озадаченности в ярко-голубых глазах, чем в этот миг, Гарри не видел никогда прежде — ни в прошлом, ни в будущем, и это было так комично (ну ещё бы, ведь в этот момент не он был ничего не понимающим растерянным мальчиком, а Альбус Дамблдор), несмотря на всю волнительность и нервозность ситуации. Ухватившись за руку Поттера, — сам бы Гарри ни за что на свете не стал бы доверять себе в свете последних нескольких минут — Альбус поднялся на ноги и заинтересованно вгляделся в его глаза. Гарри же не мог думать ни о чём другом, кроме того, каким же высоким был Дамблдор! Нет, серьёзно, ему что, прыгать?