Внезапно, словно сдавшись, Дамблдор отцепился от одеяла и нагло уставился из-под опущенных ресниц на пошатнувшегося от неожиданности и чрезмерного усердия Геллерта. Гриндевальд устоял, но расплывшаяся на его лице односторонняя улыбка не предвещала ничего хорошего… или обещала слишком много всего прекрасного.

— Ах та-ак, — жеманно протянул Лер, медленно обходя вокруг кровати с бесстыдно раскинувшимся на ней Алом: растрёпанным, подслеповато щурившимся, хитрым и невероятно соблазнительным. — Хотели, значит, подставить меня, мистер Дамблдор?

— Ни в коем случае, мистер Гриндевальд! — Ал притворно-испуганно округлил глаза, делая честный-честный взгляд.

— Вот как, — нависнув над Альбусом и упёршись руками в матрас по обе стороны от его головы, Лер наклонился совсем близко и игриво прошептал: — Отчего-то я вам не верю, мистер Дамблдор.

— Но… но почему же? — растерянно проворковал Дамблдор. — Чем я вызвал вашу немилость, сударь?

— О-о-о, — со смешком протянул Геллерт. — Если я начну перечислять, состарюсь быстрее, чем закончу. Лучше будет, — он провёл ладонью по шее Ала, спускаясь ниже — к груди, впалому животу… — если я просто накажу вас… мистер Дамблдор…

— Если вы считаете, что так действительно будет лучше…

Положив ладонь на затылок Гриндевальда и притянув его к себе, Ал легонько прикоснулся губами к его губам, дразня, играя, проверяя, на сколь долгое время хватит его терпения. В большинстве случаев Лер умел ждать, но не в этих, не в таких. Вот и сейчас игра закончилась слишком быстро, всего лишь через какую-то пару мгновений. Как только Ал слегка прикусил его губу, Геллерт, довольно застонав, усилил давление на губы Дамблдора, практически впиваясь в них, наслаждаясь их мягкостью, запахом кожи и волос Альбуса, его нежностью, покорностью, согласием… От одного лишь этого Лер готов был кончить. Боги, как же он скучал по Алу!..

Торопливо проведя рукой по впадинке пупка, Геллерт дотянулся до резинки пижамных штанов Ала и аккуратно поддел её кончиками пальцев, продолжая целовать его в губы, в подбородок, в шею. Одежда уже откровенно мешала, но лишних рук не было, и, чтобы избавиться от неё, придётся подождать. Да это и не было самым главным. Главное — вот, лежало под ним, крепко обнимая за шею и не давая возможности свободно вздохнуть, пленяя, маня, притягивая своей красотой, соблазнительностью, принадлежностью ему, лишь ему…

— Подожди, — срывающимся голосом прошептал Ал. — Подожди, Лер.

Гриндевальд не слушал. Что такого важного мог сказать Дамблдор в таком состоянии? Максимум — что хотел побыть сверху, но с этим они разберутся по ходу дела.

— Геллерт, — практически невесомо поцеловав Лера в уголок губ, Альбус положил ладони ему на грудь и мягко, но уверенно отстранил от себя. — Пожалуйста.

Глубоко вдохнув и выдохнув, Лер внимательно, участливо и даже несколько деловито посмотрел на Дамблдора.

— Я вот не знаю, — задумчиво проговорил он, делая вид, что это были всего лишь случайные мысли вслух, — садист он или мазохист?

Договорив, Гриндевальд бросил недвусмысленный взгляд на отчётливо выпиравшую выпуклость на штанах Ала. Тот тихо засмеялся, но попытку собравшегося было продолжить прерванное занятие Лера пресёк.

— Извините, конечно, мистер Гриндевальд, но что, если нас кто-нибудь услышит? Например, Гарри.

Геллерт поджал губы. Снова этот Эванс! Везде он! Даже и сюда уже добрался, в их спальню, в их постель, в их секс! Пусть не физически, в буквальном смысле, но мысленно, сам о том, скорее всего, даже не подозревая.

— Ну и что? — вскинув бровь, холодно спросил он.

— Ну Лер, — жалобно протянул Дамблдор. — Ну пожалуйста! Это как-то… как-то… я даже не знаю! Что он подумает?

— Подумает, что у тебя уже есть мужчина, что у вас всё замечательно, а он здесь — третий лишний, — вежливо улыбаясь, предположил Гриндевальд.

— Лер! — Альбус возмущённо стукнул его в плечо. — Во-первых, это был риторический вопрос, во-вторых, прекрати так говорить! Я уже ясно выразился по этому поводу, и решения своего…

— Я знаю, знаю, хорошо? — примирительно заговорил Геллерт, останавливая Ала. Если они сейчас начнут спорить, всё это быстро перерастёт в ссору, а может, и в скандал, и ему, оскорблённому и преданому, придётся вернуться домой, к Батильде, пышущей дымом, как этот странный поезд, который так нравился Алу, «Хогвартс-экспресс». А путь до дома был так далёк, так далёк!.. Несколько десятков метров, не меньше. А Ал, обиженный и гордый, не будет с ним разговаривать в лучшем случае несколько дней, в худшем же… ну, самый большой рекорд был три с половиной месяца, но тогда это было, в общем-то, заслуженно. И в течение этого неопределённого промежутка времени никаких бесед и смеха, совместных планов и гениальных мыслей, поцелуев, объятий, запаха и мягкости кожи… Ничего, кроме жгучего одиночества, беспокойных мыслей и тоски. Так много раз это уже было проверено на опыте… Так много, что ему, пожалуй, больше не хотелось, и сейчас, в данный конкретный момент, Геллерт готов был отступиться. — Ничего он не услышит. Ушёл твой Эванс.

— Что? — Альбус приподнялся и нахмурился. Такое простое, казалось бы, движение, но почему тогда, задался вопросом Гриндевальд, он смотрел на Дамблдора, как сам Ал обычно смотрел на сладости? А, ну, может, потому, что сокращавшиеся под мягкой светлой кожей мышцы полностью и безраздельно приковали всё его внимание к груди Ала? Просто невероятно, чёрт подери! — Куда? Когда? Ты его отпустил?!

Вопросы окатили Геллерта ушатом холодной воды. Вот почему Ал его спрашивал? При чём вообще он здесь был? Он в няньки Эвансу не нанимался.

— Это что, допрос, мистер Дамблдор? — ухмыльнувшись, Лер постарался разрядить обстановку, но, отметив не на шутку встревоженное выражение лица Альбуса, слез-таки с него и сел, скрестив руки на груди и стиснув зубы. — Послушай, Ал. Твоя реакция меня начинает… немножко беспокоить. Ушёл и ушёл, какая разница?

— Куда, Лер?!

— Сказал, что на работу. Без понятия, если честно, — Гриндевальд дёрнул плечом. — Нет, ты никуда не пойдёшь! — заметив, что Ал уже собрался соскочить с кровати и унестись спасать мальчишку от любой угрозы, будь она настоящей или же вымышленной, Геллерт осторожно, но уверенно удержал его за плечи. — Ничего с ним не случится, если ты на несколько часов выпустишь его из-под своего бдительного ока. Ты знаешь, отчасти я его даже понимаю… Но, в отличие от этого Эванса, я совсем не против твоего внимания…

— Лер! Пусти! Я должен! Он болен и…

— Я дал ему зелье, — чтобы успокоить Дамблдор, прервал Гриндевальд. Заметив, что Ал не был убеждён и всё ещё колебался, Лер раздражённо бросил: — Как зельями пользоваться, он знает, смею надеяться?

Альбус неуверенно кивнул, и Геллерт, чтобы закрепить свой успех, наигранно всплеснул руками.

— И вообще не понимаю, в чём дело? Эванс этот вполне себе взрослый мальчик. Сколько ему? Пятнадцать? Шестнадцать?

— Скоро девятнадцать. Он твой ровесник, вообще-то, — Ал плотно сжал губы, стараясь не рассмеяться, глядя на замешанного Лера. Гриндевальд же мог лишь думать: «Что? Что?! Этому… ему… девятнадцать?..»

— Серьёзно? — так и не додумавшись ни до какого более-менее правдоподобного объяснения, он пришёл к выводу, что Дамблдор шутил. Ну не мог девятнадцатилетний парень выглядеть так… так… невинно и по-детски!

— Ага, — смех, похоже, стал ещё сильнее распирать Альбуса изнутри, поэтому, чтобы не поддаться ему, Дамблдор прикусил губу.

— Шутишь! — Геллерт нахмурился. — Почему он такой… кхм… мелкий? Тонкий? Хрупкий? Нет, ну правда! Прекрати смеяться!

— Не знаю, милый, — Ал задумчиво потёр лоб. Веселье, кажется, отпустило его — смеха, даже тщательно подавляемого, больше не было. — Я никогда не спрашивал, он никогда не говорил…

— И стой. То есть, если вы были на одном факультете, — Гриндевальд прищурился. Его одновременно обуревали одни из самых сильнейших чувств, которые только могут овладеть человеком: ревность и любопытство, — и на одном курсе, вы спали в одной спальне? И хочешь сказать, что ты так и не затащил его в постель?