– На государственной земле пусть и растят.

– Они и растят: в колхозах, коммунах, общинах, сами по себе.

– Так почему они голодают?

– Не известно, товарищ Председатель.

Мао повернулся неподвижным лицом к незаметному генералу.

– Мне ничего не понятно, выращивают же рис и траву.

– Они не свободны.

– В чём?

– В использовании своей продукции.

– Что-то я снова не понимаю. – Мао привычно, как хищник, оскалился. – На государственной земле растить, а продукцию себе присваивать.

– Не всю. Часть в качестве налога государству.

– А остальную?

– Пусть продают народу.

– Тогда ни я, ни партия не нужны народу.

– Не совсем, общее управление государством необходимо из центра.

– Нужно собрать Малый Совет и всё обдумать. До этого, мы же, как-то, жили.

– Именно, как-то.

– Ты меня раздражаешь. Неужели мы до этого не тот курс указывали и проводили? Всё было по ранее разработанному, обсуждённом и принятом на очередном съезде, партийному плану.

– В том то и дело, что мы жили по планам не нами разработанными, но Кремлём. А у них постоянные планы рассчитанные, чтобы народ всегда и вечно был беден, обманут и холуйственно предан.

– Это я и без тебя знаю. Поголовное рабство – основа коммунистической идеи. Но, сам курс был правильный.

– Да, но сам дьявол в детали прокрался.

– Вот те на. Детали в дьяволе – в земле, в траве, в рисе.

– Именно. И это главное. Сытый народ работает лучше: качественнее, быстрее. Менее склонен к бунтам.

– Что-то я многого в деталях не понимаю, не помню. Или мне об этом, раньше, мало кто говорил. Не настаивал. Что-то вечно и нудно о другом, не существенном, может, и не правильном болтали. Лозунги, прокламации, крики на съездах, музыка, песни. Всем было весело. Рожи толстые. Никто не голодал.

Генерал умно промолчал, а секретарь стоял, как неподвижный истукан с острова Пасхи.

Мао снова откинулся на подушки.

– СССР также живёт.

– Да. И поэтому тоже крепко отстаёт от США и Запада. Даже от никчемной и позорной Японии.

– Не понимаю, как это они что-то новое придумывают?

– Да, интересно. Вот сейчас наши агенты в Америке и Англии собирают информацию на какие-то счётные машины – компьютеры их называют. Внешне, чушь какая-то. Огромные шкафы, с какими-то детальками, с целый дом. Радуются. Продают друг другу. Премии раздают. Какая с них польза? Десять человек больше сделают, чем эта жестянка с лампочками. Да и наши специалисты не видят в них никакого будущего. Как они такую аппаратуру на самолёт поставят? На большие корабли, это ещё, как-то, и можно. А на ракеты? А они всё это в секрете держат. То ли промышленная деза, то ли чёрт что ещё? Не понимаю. Вот выписал их технические словечки: аноды, катоды, термокатоды, пальчиковые лампы, полупроводники, диоды, транзисторы. Не понять. Но, если вспомнить ранние самолёты, первые железные корабли – такие же, монстры из страшных снов. А прошло время: и на тебе – летают, стреляют, космос уже аппаратами занят. Рации, радары, телефоны – уму не постижимо. Нашему.

– Надо, чтобы наши учёные всё это постигли.

– Да, индусы, японцы посылают своих студентов в Штаты, Англию, Францию. Те приезжают оттуда, понимают, учёными становятся. Надо своих студентов посылать туда.

– Посылайте! Кто мешает?

– Надо решать на уровне правительства.

– Решим. Без проблем.

У Мао вдруг неожиданно и резко закатились глаза вверх, он тяжело и прерывисто задышал, хватаясь в области живота и сердца.

Генерал нажал кнопку, в комнату вошли трое врачей во главе с Ли Чжисуем, и личный телохранитель Ван Дунсин. Врачи начали производить расслабляющий массаж и одновременно укрепляющий укол. Контрразведчик резко выговорил глуховатым голосом: – Он должен жить. – Показал пальцем Вану: – Следи, пожалуйста, уважаемый Дунсин. – Секретарю показал выйти из комнаты. Сам, тоже, быстро вышел следом.

В коридоре начальнику общей охраны дворца.

– Товарищ полковник, полная караульная готовность ко всему. Посты удвоить, менять каждый час. Как монахи?

– Ожидают.

– Наверное, они больше не понадобятся. Председатель очень слаб.

– Они своё дело успели сделать?

– Может быть. Но, совсем не надо, чтобы о них знали лишние лица. Ван, главный монах, пусть тихо и незаметно, завтра, в любое время суток, исчезает из запретного города.

– А как это?

– Он знает. Его люди уже в столице.

Полковник дальше уже не задавал лишние вопросы, видя, как генерал нетерпеливо топал к дальнему выходу. Он поклонился вслед и пошёл усиливать посты и производить обход часовых. Его невдалеке ожидал майор Тан.

«Слепой идёт, не зная дроги.

Глухой всё слышит чей-то звон.

А коммунисты, знай – фашисты,

Дурманом подлым травят род».

Разбоев С.

– Майор, генерал дал отбой всем. Завтра, как-то, должен исчезнуть из дворца монах Ван. Интересно, как он это сделает?

– Думаю или усыпит охрану, или какими-нибудь магическими действиями отвлекут, или ещё что-то хитрое придумают.

– А мы?

– А мы просто не почувствуем время. Нас, скорее всего, отвлекут.

– Правильно, майор. И отвлечёт нас, скорее всего, хитрый генерал Чан.

– А кому ещё? Мы больше никому не подчиняемся.

– Верно. А как нам его отвлечь?

Майор засмеялся.

– Он пошлёт нас подальше.

Полковник тоже заулыбался.

– Интересно, куда?

– Присутствовать при кончине Председателя.

– Ещё рано.

– Но нам придётся с врачами фиксировать время и информировать верхушку партии.

– Это твоя работа, а куда меня пошлют?

– С генералом Чу ходить.

– Точно. Кто у тебя из капитанов свободен?

– Да любого можно выделить. Это мы уже сами решаем.

– Хорошо, найди толкового и преданного. Дай ему людей, продумай, как может монах Ван улететь из дворца? Меня любопытство обуревает.

– А как наша канализация?

– Вот-вот, и это проверь. А я за атмосферой прослежу.

Но всё оказалось гораздо прозаичней и не интересно. Монах Ван вышел вместе с генералом Чаном в форме полковника служб связи. Никто не знал, как Ван вошёл в запретный город. В принципе, никто не знал, как он и вышел. Знали только два генерала. Догадайтесь – кто?

Но в самом Пекине было много разных спецслужб при высоких и влиятельных особах, и расслабляться монахам, и сторонникам Дэн Сяопина было никак нельзя.

Чемпиона монаха Вана встретили члены «Белого Лотоса» в большом старинном доме, где с давних пор находились запутанные подвальные ходы, имеющие выходы в соседних кварталах. А Рус, с командой, слонялся рядом или у американского, или кремлёвского посольства. Опасной работы хватало. Полиция-милиция, многочисленные сексоты, бегали по улицам и дворам; и, очень, как-то, нагло и назойливо смотрели каждому в глаза: и, как бы, выпрашивали, чтобы прохожие признались в подготовке чего-то антигосударственного, плохого, нехорошего. Многие ждали и жаждали крови. Вот только чьей крови?

«Живой ты родине не нужен.

Не нужен ей и с головой.

Ты нужен только для работы

Холопской, рабской и тупой».

Разбоев С.

Не думал отдыхать, почивать на прошлом и коварный племянник Мао – министр без портфеля, главный советник Председателя: хитрый, осторожный, но политически, подковёрно, подленький и опасный для всех.

Он в тайне, долго и упорно, думал: а почему бы и нет. Почему бы ему не попробовать влезть на золотой стул Председателя. Но, его возраст давал мало шансов утвердить свою возможность и скрытные намерения. Второе: у него не было практически никого близкого в политических кругах партии. Раньше он всех презирал, считал кандидатами на позорную ликвидацию. Его умелыми подковёрными интригами и, конечно, продуманными советами третьей супруги председателя, мадам Мао, были изгнаны или уничтожены многие виднейшие лица при самом Председателе. Они были может и не так умны и мудры, как следовало государственным деятелям, но он сам просто был хитрее, подлее, коварнее и быстрее. И он был в тени, умел всегда молчать на малых Советах, где практически и решались главные направления государственного курса. О нём никто ничего не знал, кроме самого Председателя и мадам Мао. Это высокий уровень диктаторского, рабовладельческого режима. Высочайший.