Молчание.

— Эй?

Тишина.

— Хорошо! Я приму душ, а затем вздремну. Так что… будь таким! Не звука, Минотавр!　

Я поплелась в ванную и включила душ. Выглядел он как большой бокс с красивой плиткой из настоящего камня и несколькими массажными головками на каждой стене. Ворча под нос, я разделась и вошла внутрь. Первые несколько секунд я чувствовала себя прекрасно, но затем боль отрицания ударила меня. На мгновение, мне показалось, что я плачу, но этим ничего не решишь.

Ты перестаешь реветь. Новая глава.

И что теперь? Он не сказал, что тоже любит меня.　

Я переживу.　

Может быть.　

Ладно.

Это больно.

Ауч, ауч, ауч…

«Прости, — наконец-то сказал он мне, в душе спустя двадцать минут. — Я полагаю, ты отправилась на миссию, чтобы отыскать мать и найти ответ на то, что со мной случилось».

— Да.

«Не могу вспомнить, чтобы кто-то рисковал своей жизнью ради меня. Спасибо».

Я стояла там с куском мыла в руках и придиралась к каждому слову.

«Но чему я удивляюсь? Твоя храбрость — это то, чем я восхищаюсь больше всего в тебе, Пенелопа. Ничто тебя не пугает. Даже мое грубое общение. Ты…,- на несколько секунд он замолчал, — смиряешь меня на каждом шагу. И если бы я был другим мужчиной… или был мужчиной, то, несомненно, хотел бы, чтобы ты стала моей. Но ты должна доверять мне, Пенелопа. Ты должна поверить, что нет ничего важнее сейчас, чем мои обязанности. Даже ты не можешь отвлечь меня».

Честно говоря, я не могла «доверять» ему в этом, потому что, как я полагала, у него бардак творился в голове на счет отношений. Конечно, были и другие вещи — важные вещи, такие как грядущий апокалипсис, его заточение внутри моего тела, бла-бла-бла, но я знала, что вместе мы будем сильнее. Как так получается, что я это понимаю, а он нет?

— Давай на время забудем о твоем долге. Что тогда?

«Тогда я бы сказал, что ни у одного Бога сердце не способно на человеческие чувства, мы не способны на то, от чего они быстрее бьются».

— Например?

«Верность и самоотверженность. Или обыденная жизнь, полная ежедневных рутин и соблюдение негласных правил, которые люди требуют друг от друга. Пойми, социальные нормы не управляют жизнью бога. Мы не звоним и не предупреждаем, что опаздываем на ужин — мы не едим — или не дарим цветы, потому что на календаре особый день февраля. Наши жизни зависят от долга и того факта, что времени вагон. Мы отправляемся туда, где нужны, и остаемся до тех пор, пока не исполним свой долг. Я могу десятилетия провести в своем мире, прежде чем вернусь в твой, и для меня это всего лишь миг».

— Понятно, мы живём в разных мирах. Но я ни разу не слышала о непреодолимых препятствиях, которые мог бы лишь Бог одолеть.

«А для чего? Если — в лучшем случае — это никак не повлияет на отношения. По твоему человеческому определению, я мужчина, которого в один прекрасный день охарактеризую, как бессердечного, эгоистичного, упрямого, высокомерного и невнимательного».

— Ты специально так говоришь.

«Пенелопа, я бы уничтожил тебя. Мое существование слишком холодное место, чтобы его с кем-то делить. Я слишком холодный».

Холодный? Точно не то слово, которое я бы использовала, чтобы описать это создание, которое тайно тратит деньги и время, чтобы помогать нуждающимся детям или спасает упрямых, как ослы, людей, как меня вот или… тот, который целуется с такой страстью и силой, что мне всего лишь стоит раз прикоснуться к его губам и полностью стать зависимой от него. Ни в ком в этом мире не было столько страсти, сколько в Киниче.

Ни в ком.

Так что все сводилось к тому, что он не верил, что может сделать меня счастливой.

Но я была полна надежды и верой, что у нас все получится, если мы будем вместе.

А мы были? Сердце и тело говорили «да». И я верила, что его тело и сердце солидарны с моими. Потому что напряжение между нами было… эпическим.

Теперь мне нужно, чтобы он понял это.

— Ранее ты мне кое — что сказал, что ты под этим подразумевал? — спросила я.

«Ты должна быть более конкретной».

Могу я это сказать? Могу?

Да.

— Твое последнее желание, перед тем как появился Мааскаб, оказаться внутри меня?

Я услышал низкий стон.

«Я не мог больше ни о чем думать».

Я тоже. Я была одержима.　

— Потому что ты должен знать, я мечтаю о тебе, Кинич… все время. О твоем вкусе. О наших переплетенных телах. Я точно не знаю, что произошло той ночью между нами, но мое тело пристрастилось к тебе.　

Эротическое тепло закружилось вокруг моих сосков и глубоко внутри моей сердцевине.

«Я чувствую тебя. Я чувствую, как твое тело возбуждается. Это самое эротическое ощущение, которое я когда-либо испытывал».

Он снова застонал.

Если бы он мог ощутить реакцию моего тела, то возможно смог бы осознать, что когда мы вместе — мы сильны? Или сколько огня переполняет его сердце?/Или насколько горячо его сердце?　

— Это все ты. Ты это делаешь со мной. Я просто думаю о тебе и вот, что происходит.

«Прикоснись к себе, — неожиданно скомандовал он, — Я хочу почувствовать то, как ты кончишь».

— Что? Нет.

Я не могу.

— Делай же.　

Бог заговорил в нем. Вид, который ждет, чтобы ему повиновались.

Я содрогнулась, понимая, что вдруг захотела сделать то, что он просит.

— Ты используешь свой голос на мне?

«Нет. Но если не подчинишься мне, то воспользуюсь».

— Ты бы не стал.

Часть меня была шокирована, но другая завелась и такая реакция меня удивила.　

«Я алчный бог, Пенелопа, с редкими удовольствиями в жизни. И когда я чего-то хочу, то я это получаю. Прямо сейчас, я хочу испытать то, что чувствует твое тело, когда ты испытываешь оргазм, пока думаешь обо мне».

Я человек, поэтому не собираюсь утверждать, что никогда не делала… это. Но сейчас как-то неловко совсем.　

— Я…я… не могу. Слишком…

«Я чувствую глубокое, грызущее напряжение между твоими ногами. Влажное тепло. Твое тело готово принять меня. Дай своему телу то, чего оно так жаждет, Пенелопа. Дай мне то, чего хочу я.»

Я тоже этого хотела. Но только с ним. Я хотела почувствовать его вес на моем теле и его толстый член, ласкающий меня глубоко внутри.

Но прикоснуться к себе вот так? При свидетелях? Которые могут почувствовать это?

Сделай это Пен. Представь это, как секс по телефону. Только без телефона.

Тьфу! Не могу, это так странно.

— Я уже заканчиваю с душем.

«Да, — прошептал он. — Прекрасная идея. Начни заканчивать с нежных и медленных поглаживаний грудей».

Я едва слышу его голос, но если бы мы стояли лицом к лицу, я полагаю, он бы уже был на грани извержения. Каждая нота в его тоне была напряжена. Жесткая. Необузданная. Дикая.　

От понимания, что я могла действовать на него, таким образом, я не на шутку завелась, такого я еще никогда не испытывала.

Кровь мчалась глубоко внутри и устремилась к чувствительной плоти между бедер. Рука дрожала.

Опять же, чтобы еще странного добавить в мой список последних дней и событий?

— Мне нужно притвориться, что ты со мной, — сказала я, едва громче шепота.

«О, но я рядом. Никакого притворства. Я чувствую всё, что чувствуешь ты. Всё, к чему ты прикасаешься, словно я сам трогаю тебя. А теперь обхвати грудь».

Я не могла поверить, что делаю это. Закрыв глаза, я представляла, что мои руки это его.

«Да», — простонал он. — «Твоя грудь такая упругая и соблазнительная. Ущипни себя за соски».

— Но…

«Выполняй».

Выдохнув, я повиновалась. Что, если это всё, что у нас с ним будет. Я и… я? С ним, как с тактильным вуайеристом?

Не думай об этом сейчас.

Я представила, что его грубые, большие руки обхватывают мою грудь, массируют и щипают за изнывающие, жесткие соски. Ощущения невероятные.

Да. Он оказался прав. Моему телу это было необходимо. А зная, что Кинич ощущал мое удовольствие…