— Ой! Сукин сын! — вскочила я, прихлопывая тлеющую ткань моей одежды. — Какого черта?
Габран смотрел на меня с полным изумлением.
— Ты только что загорелась, милочка?
Я стояла там и тяжело дышала.
— Да. Думаю именно это я и сделала.
Потом я вырубилась.
Глава 22
— Пенелопа. Меня зовут Эмма Кин. Ты меня слышишь? — Я почувствовала нежное похлопывание по руке. — Думаю, она просыпается, — прошептал женский голос.
Когда я открыла глаза, встретилась взглядом с рыжеволосой женщиной, примерно моего возраста, которая стояла рядом с Габраном.
Затем, один из крупных мужчин, которых я когда-либо видела в своей жизни, одетый в темно-серые брюки и облегающую черную футболку, ворвался в комнату.
Его черные, как ночь, волосы с темно-синими прядями ниспадали на широкие плечи. Его свирепые и сердитые глаза переливались зелено-бирюзовым оттенком, таким похожим как у Кинича, до ужаса были страшные. Он даже пах ужасом, как дым. Возможно, он мог посоветовать мне хороший дезодорант, так как теперь я самопроизвольно загоралась.
— Скажи мне, что произошло, — приказал он мне.
Молодая женщина толкнула его локтем.
— Давай поможем ей встать с пола и объясним, кто мы такие, прежде чем кидаться приказами, дорогой.
Он фыркнул и бросил острый взгляд на Габрана, который помог мне встать и сесть на диван, стоящий в углу комнаты.
— Я, Гай Сантьяго, брат Кинича. Это моя невеста, Эмма.
Я кивнула, понимая, кем они были. Передо мной был Бог, который собирался жениться на Пиел.
Я сделала печальный, небольшой волнообразный жест.
— Пенелопа.
Сразу же вмешался Габран и начал рассказывать о Мааскаб и Киниче, а мое самовозгорание оставил под конец истории.
Эмма повернулась ко мне.
— О чем ты думала в тот момент, когда это произошло?
Я моргнула.
Ладно, может это выглядело как на приеме у врача. Насколько неловко это было, но я должна честно ответить на вопрос и надеется, что эксперты знают, что делать с этой информацией.
— Если вам так необходимо знать, но я думала о том, как сильно я хотела переспать с Киничем.
Послышался тихий и сдавленный смешок от Гая и Габрана.
— Определенно, он совершенно горяч, — выдавила из себя улыбку Эмма.
— Что? — сказал Гай. — Ты желаешь моего брата?
Эмма погладила его по щеке.
— Детка, это была шутка. Соберись, «горяч». Он же Бог Солнца? — Он все еще продолжал метать искры из глаз. — О, ты такой милый, когда ревнуешь, — сказала она. — Или страшный? Я не уверена. Но в любом случае, ты знаешь, никто не сравниться с тобой.
Кажется, ее чрезмерное заверение успокоило зверя в мужчине.
— Извини, Пенелопа, — сказала Эмма. — Я имела в виду, о чем ты думала в момент, когда почувствовала, что твое тело воспламеняется?
О. Это.
— О монстрах, которые забрали мою маму и о том, что они напали на Кинича — мы можем поговорить об этом позже? — Я не готова принять правду о том, что со мной именно происходит. Есть куда более крупные проблемы.
И да. Отрицание реальности это дар. Так что подайте на меня в суд.
Я взглянула на неподвижное тело Кинича.
— Вы знаете, что с ним такое? Как ему помочь?
Гай проигнорировал мои вопросы.
— Ублюдки. Я убью их всех.
— Прекрати, — предупредила Эмма. — Давай оставим месть на потом.
— Ничего не могу с собой поделать, — Гай начал расхаживать. — Мааскаб очевидно оттачивают на нас их оружие. Посмотрите на него. Кинич совершенно бесполезен для нас в таком виде.
Затем они оба уставились на меня, словно я должна сказать или сделать что-то.
— Что? Разве вы не собираетесь помочь ему? — спрашиваю я.
— Дело в том, — объяснила Эмма, — мы незнаем, что делать. Учбен уже поднял свои записи, и мы проверили других Богов.
— Кроме Симил, — перебил Гай.
— Да. Кроме Симил, которая числится, как без вести пропавшая, — добавила Эмма.
— Что-то случилось с ней? — спросила я. Часть меня надеялась на ответ «да». Я знаю, что месть это низко, но я должна быть выше желания увидеть, как она страдает… Да! Ладно! Женщина заслуживает немного боли. Например, быть брошенной в яму, переполненной гадюками. Или, может быть, засунуть ее в ракету с кучей мерзких, маленьких зеленых человечков, страдающих метеоризмом, а затем запустить ракету в космос, где Симил придется смотреть, как они ковыряются в носах и чешутся целыми днями напролет.
С другой стороны, Симил могла бы насаждаться этим.
— Симил имеет плохую привычку исчезать тогда, когда она больше всего нужна, — холодно добавил Гай.
Эмма кивнула.
— Я уверена, что с ней все в порядке. Но Кинич, — она взглянула на него с грустью — Единственная идея, которая к нам пришла это… эм…
Трое переглянулись.
— Что? — спросила я.
— Убить его, — сказал Гай. — Тогда его свет вернется в сенот.
— Вы люди — божества или только наполовину божества — совсем с ума сошли? Вы не можете это сделать, — возмутилась я.
— Точно, — произнес Гай. — Мы бессмертны. Он не может быть убит.
Я встала между Гаем и Киничем.
— Ты сказал, что понятия не имеешь, что случилось с ним. А что если ты ошибаешься?
Габран вмешался.
— В словах девчонки есть смысл.
Без всякого предупреждения, Эмма, которая стояла у подножия кровати, выхватила большой нож из-за пояса ее розовых штанов…Господи!… и сделала неглубокий разрез на ноге Кинича.
Я завизжала при виде крови.
— Зачем ты это сделала?
Она проигнорировала мой вопрос и уставилась на рану Кинича. Спустя момент кровь начала капать на кафельный пол, а Эмма покачала головой.
— Рана не исцеляется, — заявил Габран, — Девчонка права. Чтобы Мааскаб не сделали с Киничем, но правила изменились.
— Ты думаешь, что я часть вашего кружка и понимаю эту чертовщину, о которой ты говоришь. — Я запаниковала, и мне было по-барабану, если вдруг я задела чьи-то чувства.
— Такой порез Бог исцелил бы за мгновение, — объяснил Габран. — А значит, он как-то изменился.
— Что это значит? — спросила я.
— Мы должны и дальше искать способы, чтобы уничтожить эту черную магию, — ответил Гай.
— Сколько времени это займет?
— В любом случае от нескольких недель до нескольких десятилетий, если нам повезет.
* * *
После того, как все, бурно обсуждая, покинули комнату Кинича, я легла рядом с ним на кровать.
— Черт, Кинич. — Я убрала его карамельные локоны назад со лба. — Что с тобой случилось? Что случилось со мной? — Он замерзал, а я кипела, как лобстер.
Я положила голову ему на грудь.
— Где ты?
— Здесь. Почему ты плачешь? — Кинич вдруг сел, словно у него был когда-либо самый освежающий сон.
Его невероятные, бирюзовые глаза уставились на меня с хитринкой, а на губах появилась подлая ухмылка.
— Кинич! — взвизгнула я и бросилась на него. — Ты очнулся! О, Боже мой! — Ничего не могла поделать с собой, но снова расплакалась — в этот раз от огромного облегчения.
Я уткнулась ему в грудь. Он был снова теплым. О, таким теплым.
Он гладил рукой мои волосы.
— Шшш. Шшш. Не плачь, Пенелопа. Все нормально.
Он оторвал меня от груди.
— Не плачь больше, Пенелопа. Пожалуйста. — Он вытер слезы с моих глаз.
Я шмыгнула носом и кивнула.
— Что случилось? — промямлила я.
Он небрежно пожал плечами.
— Ничего. Чувствую себя прекрасно.
— Ты целый день пролежал в коме. Я думала, что ты умер.
Он нахмурился.
— Умер? Я бог. Мы не можем умереть — как бы, в противном случае, мне не хотелось.
Я накрыла ладонью его рот.
— Даже не говори так. Я думала, что потеряла тебя… Я думала…
Вау. Я действительно собираюсь открыть крошечную дверь в свое сердце и сказать вслух об эмоциях, которые уже давно похоронила?
«Активировать кнопку опровержения действительности?» Вмешался мой внутренний голос.