— Реджин, — острожный стук в приоткрытую дверь заставил ее вздрогнуть, — все хорошо?

— Все хорошо, — Миллс глотнула прохладного воздуха и слабо кивнула. — Дети спят?

— И дети, и собаки, — улыбнувшись, тому, как этой женщине идет его футболка, Локсли опустил руки на хрупкие плечи, слегка помассировав. — Я…

— Знаешь, подобное было уже в моей жизни… — очередное признание было решено доверить журналисту, отчего женская ладонь протерла запотевшее зеркало, словно желая показать страницу из прошлого.

— Что было? — непонимающе нахмурившись, он развернул коллегу лицом к себе. — Я сделал твое любимое какао с маршмеллоу, идем.

— Я бы предпочла что-то покрепче, — хмыкнув, Реджина переплела свои пальцы с мужскими, потянув обратно на себя.

— Обойдемся сегодня какао, — бросив мокрое полотенце с женских плеч на стиральную машинку, Робин все же утянул свою спутницу в спальню.

Удобно устроившись на кровати и обхватив горячую чашку ладонями, Миллс с улыбкой засмотрелась в окно, за которым летали игривые снежинки, так и норовившие попасть в дом. Невольно вспомнился Сторибрук, когда длинные дорожки и огромный лес покрывались белой скатертью, по которой хотелось бегать и лепить снежные фигуры. Но столь приятные моменты по щелчку сменились на новый кадр, о котором забыть было практически невозможно. Как ни старайся.

Сороковой день со смерти Даниэля ничем не отличался от всех предыдущих. Реджина даже не заметила, что разноцветная листва сменилась толстым слоем снега, на котором оставались следы вечно спешащих прохожих. Несмотря на все недовольства матери, она так и не нашла в себе силы вернуться обратно в Бостон, войти в ту квартиру, где было столько планов, где была жизнь. Больше жизни не было — только мечты, которые никогда не исполняться.

— Ничего не меняется, — Кора уже даже не закатывала глаза, заставая дочь на кровати, смотрящей в одну точку. — Ты пропускаешь учебу, мы не можем с отцом делать тебе вечные справки!

— Если честно мне все равно, — Реджина пожала плечами и закусила губу. — Я что тебе мешаю дома?

— Мы с отцом сегодня приглашены на юбилей к Лукас, а к тебе зайдет Леопольд и оставит кое-какие бумаги.

Леопольд Кинг. Этот овдовевший бизнесмен переехал в Сторибрук около полугода назад и уже почти две недели приходил в дом семейства Миллс и, на удивление, именно в нем юная Реджина нашла отдушину. Мужчина, так искренне рассказывал о потере жены, об осиротевшей дочери, что она могла, наконец, расслышать стук собственного сердца. Оно билось.

За разговорами Реджина не обращала внимания на намеки матери, беспокойный взгляд отца. Так и сегодня, проводив родителей, она была рада видеть этого седого вдовца. Но этим вечером все было не так… Мужской взгляд был другим, а рука до боли сжала женское запястье… Леопольд пьян… Это было ясно почти сразу.

— Так рад тебя видеть, — Кинг небрежно бросил папку на зеркало. — Генри или Коры нет дома?

— Они на юбилее у Лукас, вы не приглашены разве? — Миллс удивленно вскинула бровь. — Мама сказала, что…

— Твоя мама умная женщина, — Леопольд ослабил шарф на шее, вжав девушку в стену. — Мы так похожи… — неприятный запах ударил в нос, отчего она отвернула голову, не в силах вырваться. — Познакомимся ближе… Я не прочь даже жениться… Ты мила, моя девочка…

— Пустите! — это была не просьба, а скорее истеричный вопль, когда мужская рука скользнула по бедру, обведя контур белья. — Не сопротивляйся, Кора сказала, что ты хорошая девочка…

Устав вырываться, плакать и практически смирившись и выбрав будущий способ, которым закончит свою никчемную жизнь, Реджина вдруг услышала хлопок двери, а затем заметила обезумевшие глаза отца. Последнее, что она помнила, так это несколько ударов и крепкие, надежные объятия папы. Кора появилась вскоре, придя в бешенство от несговорчивости дочери и глупости мужа. В памяти Реджины Генри тогда впервые повысил голос на жену, а уже утром сам отвез дочь в Бостон, сняв новую квартиру.

— Знаешь, судьба постоянно подкидывает мне испытания. И в чем я так провинилась? — сделав глоток теплого какао, Миллс заметила, что журналист бездумно гладит ее ладонь, смотря в одну точку. — Робин!

— Говорят, что путь к счастью тернист и долог, — вздохнув, он отставил уже пустые чашки на тумбочку, притянув коллегу к себе.

— Судя по моему пути, я уже должна быть самым счастливым человеком на свете, — хмыкнув, Реджина подняла голову, оставив быстрый поцелуй в мужской подбородок. — А я как видишь аутсайдер, так в твоем глупом футболе говорят? — смешок получился слишком нервным.

— Никогда так не говори, — замотав головой, журналист легким движением стер маленькую слезинку, что предательски заблестела в уголке женского глаза и желала остаться незамеченной. — Хочешь, я научу тебя играть в свой глупый футбол? — от мягкого поцелуя в нос, Миллс даже зажмурилась.

— О, нет! — звонко рассмеявшись, она выставила руки вперед. — Извини, это не предел моих мечтаний. Знаешь… — тихая пауза, — я впервые кому-то рассказала обо всем и… Мне стало легче… Спасибо…

— Давай-ка спать, — уложив их на бок, Робин накинул сверху одеяло. — Завтра нам думать, где взять или украсть индейку, — они оба тихо хихикнули, пока мужские пальцы вырисовывала успокаивающие круги на женском животе.

— Я не пойду вызволять тебя из тюрьмы, если ты украдешь птичку, — поерзав в объятиях, она переплела их пальцы и рассмеялась.

— Куда ты денешься! — прищурившись, он покачал головой. — Околдовала меня, теперь неси ответственность.

— И куда делась твоя романтичность? — щелкнув журналиста по носу, Миллс закатила глаза. — Ты меня покорил ей!

— Знаешь, чем я тебя покорил? — облизнувшись, Локсли столкнул их лбами. — Я тебя покорил своей наглостью и безумным обаянием.

— Скромности тебя не занимать, конечно, — хмыкнув, она взъерошила светлые волосы и улыбнулась, закусив краешек губы. — Ты покорил меня тем, что я смогла поверить, пусть ты и конкретно косячил!

— Да ты сама была невыносима, детка!

— Сейчас я уйду спать на диван, Локсли!

— А теперь попробуй меня столкнуть! — придавив собой женское тело, журналист приложил тонкие пальцы к своей щеке, щекоча щетиной.

— Робин! — она, смеясь, пыталась столкнуть с себя эту глыбу. — Вставай!

— Спокойной ночи, любимая! — потушив ночник, Робин театрально изобразил громкий храп.

***

Утро дня Благодарения было действительно праздничное. Удобно расположившийся на дорогах снег приветливо принимал своих жителей и радовался новым снеговикам, которых построили дети. Облака тактично разошлись в сторону, позволил властвовать строптивому солнцу. Его посланники маленькие лучики, словно бесёнки играли между собой и желали найти себе новых друзей.

В большом доме, который за предыдущий вечер лишился некоторых гостей, с утра было тихо. Самыми первыми проснулись Тинки и Джон, которые практически и не сомкнули глаз за ночь.

— Ты так и не спала? — журналист сонно потянулся и зевнул. — Хотя я сам проворочался.

— Грэм, урод! Просто моральный урод! — из уст Тинки достаточно редко звучали подобные ругательства, а сама она недовольно нахмурилась.

— Главное, чтобы наш Уилл не добрался до него раньше нас, — Джон развел руками. — Непривычно будет отмечать праздник без Робина и Грейс.… Да и Реджина… Я почти привык к ней.

— Это будет не праздник, если Эмма и Грэм останутся тут. Я уеду, ей богу уеду! И пусть Уилл этому полицейскому набьет морду! — она даже улыбнулась, представляя подобную картину.

— Идем, спасем нашего Скарлетта от избиения полиции.

Пока практически сказочный дом за городом, так и напоминал сказку, в квартире Локсли было шумно. Генри и Грейс, проснувшиеся раньше всех, опустошили тайники девочки и радостно смотрели мультики в компании собак.

— А почему мы уехали? — младшая Локсли угостила Шерри запретным мармеладом.

— Моя мама подлая! — Генри насупился подобно недовольному ежику.

— Джина хорошая!

— Я про маму Эмму, — мальчик расстроенно вздохнул. — Она хотела разлучить маму Реджину с твоим папой. Я ей очень верил, а она…