― Талия… ― Аннабет подбегает к ней и, опустившись на колени, бережно берёт её за руку.
Из груди несчастной девушки вырываются болезненные хриплые вздохи, но что-либо сказать она уже не в силах. Я растерянно опускаюсь рядом. Как же так?.. С моей стороны на полу темнеет в неясном свете смазанное пятно настоящей крови. Талия, чуть подавшись вперёд, делает последний мучительный вдох и навеки затихает, закрыв глаза.
Дочь Зевса умерла…
Сюда не доносится грохотание пушки, ничто не нарушает безмолвие её смерти.
Я шокирован не меньше Аннабет, которая сидит на полу, застыв неподвижным изваянием, и продолжает безотчётно сжимать холодеющую руку Талии. Разум упорно отказывается верить в то, что она умерла. Кажется, она просто потеряла сознание и сейчас, вот сейчас шумно втянет носом воздух и откроет глаза. Но минуты одна за одной стекают в прошлое, а ничего подобного не происходит…
Я не испытываю никакой, даже самой отдалённой радости от того, что новая смерть трибута приблизила меня к победе. Мы с Талией никогда не были особыми друзьями, но, мне кажется, за прошедшие двое суток я узнал её лучше, чем мог бы узнать за два года. Мысленно простившись с дочерью Зевса, я решительно встаю на ноги. Оставаться в этом проклятом месте больше недопустимо.
Я подбираю брошенный факел и валяющийся рядом меч ― это кажется кощунством, но прежней владелице он уже не к чему, а мы ещё можем отстоять свои жизни. Подойдя к Аннабет, я легонько касаюсь её плеча. Она отрывисто кивает, пряча повлажневшие глаза, в последний раз чуть сильнее сжимает руку Талии и с тяжёлым вздохом поднимается с колен. В траурном молчании мы направляемся к выходу.
Только перед тем, как вступить в главный коридор, ведущий на волю, мы вынуждено останавливаемся, вовремя услышав нарастающие звуки, напоминающие бряцанье оружия и топот нескольких ног. Вскоре это становится очевидным. Спрятав факел за поворотом, чтобы он не отсвечивал, мы замираем и спустя пару минут из своего укромного уголка видим тех, кто стал препятствием у нас на пути.
Легко себе представить удивление, которое мы испытываем, когда нашим глазам является толпа облачённых в воинские доспехи скелетов, вполне бодро шествующих из одного конца в другой. Все они держат наготове мечи и щиты, лишь у двоих вместо щитов ― факелы. Доспехи свободно болтаются на их костях, при каждом шаге создавая звенящий шум.
― Патрулирующие скелеты?.. ― я недоумённо поворачиваюсь к Аннабет, когда процессия проходит мимо нас.
― Или временные прислужники Шермана, умеющего оживлять павших воинов, ― озвучивает своё предположение дочь Афины.
― Значит, здесь находится кладбище… ― догадываюсь я, на что Аннабет лишь пожимает плечами.
Как бы то ни было, мы не остаёмся дожидаться следующей встречи, а продолжаем пробираться к выходу. Яркий свет, виднеющийся впереди постепенно расширяющимся овалом, почти ослепляет нас, когда мы выходим наружу. Прошло не так уж много времени, а у нас такое ощущение, будто мы вышли из темницы после нескольких лет заточения. Не теряя времени мы переходим поле. Но хотя нельзя сказать, что угроза миновала, мы уже не так внимательно смотрим по сторонам.
Достигнув лесной чащи, мы обессилено прислоняемся спинами к деревьям и сползаем по ним на землю. По уму, нам следует пройти ещё дальше, чтобы быть в большей безопасности, но это невероятно тяжело. Мы слишком устали, слишком подавлены… Уже успевшее всецело утвердиться на небесном престоле солнце щедро озаряет землю своими жаркими лучами, но даже они не в состоянии избавить меня от того липкого могильного холода, что пробрался в самую душу. Чувствую, я ещё долго буду носить его в себе.
Скованными движениями я раскрываю рюкзак, стараясь действовать при этом как можно тише. Любое проявление шума кажется сейчас неподобающим. Достаю так удачно захваченную нами пластиковую бутылку с водой и делаю большой глоток. Потом, не удержавшись, ещё один. А после этого передаю воду Аннабет. Порывшись ещё в рюкзаке, я вынимаю оттуда хлеб и кусок сыра, с помощью ножа делаю два не очень аккуратных бутерброда, один из которых протягиваю Аннабет. Она смотрит на меня с немым укором, но я не собираюсь отступаться от своих намерений, и, в конце концов, Аннабет сдаётся и забирает бутерброд.
Вглубь леса мы отходим только после продолжительного отдыха. Делая по дороге привалы, мы поочерёдно забираемся на деревья, чтобы иметь возможность следить за окружающим пространством. Один раз, спустившись, Аннабет сообщает мне, что видела вдали тянущуюся в небо тоненькую струйку дыма от костра. Примерно через полчаса после этого мы слышим пушечный выстрел. Нельзя сказать наверняка, связаны ли между собой эти два события, но мне кажется, что, скорей всего, да.
По уже установившемуся правилу мы рано останавливаемся на ночлег. Теперь нам с Аннабет придётся дежурить по полночи.
Я ложусь спать ещё до наступления полной, всепоглощающей темноты, и меня снова будит играющий гимн. Я быстро протираю глаза и сажусь, прислонившись к дереву. Не приходится гадать, чьё изображение я увижу первым. Талия… С гордо поднятой головой и таким же твёрдым, непримиримым взглядом, словно выражающим презрение к тем, кто обрёк её на такую судьбу.
Но зато следующее изображение погибшего трибута меня немало удивляет. Джейсон?! Разве? Выходит, он тоже, как и его сестра, погиб в лабиринте… Я собираюсь сказать об этом Аннабет, но, обернувшись, вижу, что она сидит спиной к высвечивающимся голограммам, обхватив колени руками и положив на них подбородок.
Дальше в небе появляется изображение Кэти Гарднер, дочери Деметры, а за ней ― Ниссы Баррера и Лео Вальдеса.
Сегодня Смерть собрала хорошую жатву.
========== Глава 7. Ночные кошмары ==========
Аннабет будит меня посреди ночи. Перед этим мне снилось что-то малоприятное, и я, распахнув глаза, не сразу понимаю, что вокруг происходит. Но её голос успокаивает меня и одновременно возвращает в ненавистную реальность. Кутаясь в плащ ― не столько даже от холода, сколько от неуютной обстановки ― и вглядываясь в беспросветную темень, я становлюсь на дежурство. Но остатки муторного сна не спешат покидать меня. Я уже не в первый раз стою ночью на дежурстве, но сегодня мне особенно не по себе. Вокруг царит гробовая тишина, и вдобавок луна, наша верная союзница, скрылась за набежавшими тучами. Общую картину мрачности довершает моё воображение: так и кажется, что за нами кто-то неусыпно следит, дожидаясь лишь удобного случая подкрасться сзади…
Я стараюсь не зацикливаться на своих страхах, но у меня мало что получается: плохие мысли всё равно лезут в голову. Может, это из-за смерти Талии ― первой смерти, представшей передо мной во всём своём ужасающем виде? Я обхватываю голову руками, мне хочется вырвать из неё сводящие с ума воспоминания. За что мне это?! Как такое вообще могло случиться, что все мы оказались здесь? Половина трибутов уже мертва, остальные только ждут своей очереди, и всё ради чего?! Разве мы желаем друг другу смерти? Нет, конечно же, нет!
Сам не зная, что творю, я хватаю меч, быстрым шагом отхожу в сторону и обрушиваю на ни в чём не повинное дерево удар. Один, второй, третий… Поначалу я бью потихоньку, боясь наделать шуму, но с каждым разом удары набирают силу. Мне хочется закричать в голос, чтобы выпустить скопившуюся боль, но я не могу себе этого позволить, и меня это только распаляет.
Проснувшаяся или ещё даже не успевшая уснуть Аннабет подбегает ко мне и пытается остановить.
― Перси, перестань! Да что с тобой?! ― её голос не на шутку взволнован.
― Проклятые Игры! Ненавижу! Ни их, ни того, кто всё это придумал! ― я ударяю напоследок в дерево кулаком, после чего, разом выдохнувшись, безвольно опускаюсь на землю.
Аннабет садится со мной рядом. Она скользит по мне сочувствующим взглядом, не зная, чем мне помочь.
― Мы с Талией давно знали друг друга, ещё до того, как попали в лагерь, ― неожиданно начинает рассказывать Аннабет. ― Она была моей единственной подругой. В лагере мало кто об этом догадывался, да мы и не стремились афишировать свою дружбу. Но я знала Талию лучше, чем кто-либо, и она тоже… знала меня.
