– Пока ты ухаживала за ним во время болезни? Если так, то это жалость, а не связь.

– Нет, это случилось после. – Она тут же продолжила, не дав Кэтлин возможности возразить: – Я очень мало о нём знаю. Но хотела бы узнать больше. – Взяв руки

Кэтлин, она крепко их сжала. – Пожалуйста, не возражай против ухаживаний. Ради меня.

Кэтлин неохотно кивнула.

– Хорошо.

– А что до лорда Трени, – осмелилась добавить Хелен, – ты не должна винить его за попытку...

– Хелен, – тихо перебила она, – прости меня, но я могу его винить, ты просто не знаешь всех причин.

На следующее утро Девон сопровождал Рэвенелов в Британский музей. Кэтлин предпочла бы, чтобы это был Уэст, но он остановился в своих личных апартаментах, которые оставил за собой даже после переезда в Приорат Эверсби.

Всё ещё возмущённая обманом Девона и его обидными замечаниями, Кэтлин избегала разговоров с ним без особой необходимости. Сегодня утром они оба орудовали вежливыми словами и натянутыми улыбками, как оружием.

Столкнувшись с огромным количеством экспозиций в музее, сёстры Рэвенел выбрали первой для посещения Египетскую галерею. Сжимая брошюры и путеводители, они провели почти всё утро, изучая каждый экспонат: статуи, саркофаги, обелиски, плиты, забальзамированных животных, орнаменты, оружие, инструменты и украшения. На долгое время они задержались возле Розеттского камня, восторгаясь иероглифами, вырезанными на его полированной лицевой поверхности.

Пока Девон осматривал соседнюю выставку оружия, Хелен подошла к Кэтлин, которая разглядывала древние монеты под стеклом.

– Здесь так много галерей, – заметила она, – мы можем посещать музей каждый день в течение месяца, так и не увидев всего.

– Точно не такими темпами, – сказала Кэтлин, наблюдая, как Пандора и Кассандра открыли свои альбомы для эскизов и начали копировать некоторые иероглифы.

Проследив за её взглядом, Хелен сказала:

– Они получают безмерное удовольствие. Я тоже. Кажется, мы все изголодались по культурным ценностям и поводам для восторга, которые не может предложить Эверсби.

– Лондон изобилует и тем и другим, – ответила Кэтлин. Пытаясь казаться несерьёзной, она добавила: – Полагаю, этот факт говорит в пользу брака с мистером Уинтерборном, тебе не придётся скучать.

– Действительно, не придётся. – Хелен замолчала, прежде чем осторожно спросить: – К слову о мистере Уинтерборне, мы можем пригласить его на ужин? Я хотела бы поблагодарить его за музыкальную шкатулку лично.

Кэтлин нахмурилась.

– Да можем. Лорд Трени пригласит его, если ты хочешь. Однако... ты понимаешь, насколько эта музыкальная шкатулка неуместна. Подарок прекрасный и великодушный, но нам следует его вернуть.

– Я не могу, – нахмурившись, прошептала Хелен. – Это заденет его чувства.

– И отразится на твоей репутации.

– Ведь никому не обязательно о нём знать? Не могли бы мы посчитать шкатулку подарком семье?

Перед тем как ответить, Кэтлин задумалась обо всех правилах, которые она нарушила, и грехах, которые совершила, некоторые были незначительными, а другие гораздо более вопиющими в сравнении с неуместным подарком. Смирившись, она слабо улыбнулась.

– Почему бы и нет? – сказала Кэтлин и взяла Хелен за руку. – Пойдём, поможешь мне остановить Пандору, она пытается открыть саркофаг.

К радости и ужасу Хелен, Уинтерборн принял приглашение на следующий же вечер. Она очень хотела его увидеть, но почти так же сильно боялась встречи.

Он прибыл точно в назначенное время, его проводили в гостиную на первом этаже, где собрались Рэвенелы. Костюм Уинтерборна отличался элегантной простотой, его внушительная фигура была облачена в чёрный пиджак, серые брюки и серый жилет. Хотя сломанная нога все ещё заживала, гипс уже сняли, и он ходил, опираясь на деревянную трость. Уинтерборн выделялся не только своим внушительным ростом, но и чёрной шевелюрой, и смуглой кожей, которые считались результатом смешения кровей испанских басков и коренных валлийцев. Эти отличительные черты не относились к аристократическим... но Хелен находила их поразительно привлекательными.

Когда жаркий взгляд его тёмных глаз, обрамлённых чёрными ресницами, упал на Хелен, она почувствовала нервный трепет. Сохраняя хладнокровие, она не переставала улыбаться, жалея, что ей не хватает смелости сказать какую-нибудь очаровательную или кокетливую чепуху. К её великому огорчению, Пандора и Кассандра, будучи на два года моложе её, обе чувствовали себя комфортнее в компании Уинтерборна. Они забавляли его глупостями, спрашивая, не спрятан ли в его трости меч (к сожалению, нет) и описывая мумифицированных собак в египетской галерее.

Когда настало время ужина, на мгновение все оказались в замешательстве, выяснив, что близнецы подписали карточки с именами иероглифами.

– Мы подумали, возможно, всем захочется угадать, какая карточка кому принадлежит, – сообщила им Пандора.

– К счастью, моё место во главе стола, – сказал Девон.

– Это моя, – сказал Уинтерборн, указывая на одну из карточек, – и я думаю, леди Хелен сидит рядом со мной.

– Как вы поняли? – спросила Кассандра. – Вы знакомы с иероглифами, мистер Уинтерборн?

Он улыбнулся.

– Я посчитал буквы. – Взяв карточку, он внимательно её изучил. – Ловко нарисовано, особенно маленькие птички.

– Знаете, что это за птицы? – с надеждой спросила Пандора.

– Пингвины? – догадался он.

– Я же говорила, что она похожа на пингвина, – торжествующе сказала Кассандра сестре.

– Это перепел, – вздыхая, объяснила Пандора Уинтерборну. – Мой почерк на древнеегипетском не лучше, чем на английском.

После того как все расселись, и лакеи начали обслуживание, Хелен повернулась к Уинтерборну, полная решимости преодолеть свою застенчивость.

– Я вижу, вам сняли гипс, мистер Уинтерборн. Я надеюсь, восстановительный период протекает хорошо?

Он сдержанно кивнул.

– Весьма неплохо, спасибо.

Она не переставала разглаживать салфетку на коленях.

– Я едва могу найти слова, чтобы поблагодарить вас за музыкальную шкатулку. Это самый красивый подарок, который я когда-либо получала.

– Я надеялся, что он вас порадует.

– Так и есть.

Посмотрев ему в глаза, Хелен подумала, что когда-нибудь этот человек, возможно, будет иметь право её целовать... обнимать... они займутся всеми теми загадочными вещами, которые происходят между мужем и женой. Она начала отчаянно краснеть, заливаясь тем самым румянцем, который вызывал у неё исключительно Уинтерборн. Изо всех сил пытаясь обрести хладнокровие, Хелен опустила глаза на воротничок его рубашки, а затем чуть ниже, проследив взглядом идеально ровную линию шва, сделанного вручную.

– Я вижу влияние мистера Куинси, – сказала она.

– Вы о рубашке? – спросил Уинтерборн. – Да, с тех пор как он приехал, то взял в заложники содержимое всех шкафов, ящиков и сундуков. Куинси сообщил мне, что нужна отдельная комната исключительно для того, чтобы там ухаживать за одеждой.

– Как дела у мистера Куинси? Он уже привык жить в Лондоне?

– Ему хватило одного дня. – Уинтерборн продолжил рассказывать о том, как камердинер наслаждается новой жизнью и, как универмаг уже стал для него более привычным местом, чем для служащих, которые проработали там несколько лет. У Куинси появилось много новых друзей, и только с личной секретаршей Риса он не нашёл общего языка. Однако сам Уинтерборн подозревал, что эти двое тайно получали удовольствие от перепалок.

Хелен внимательно слушала, испытывая облегчение от того, что была избавлена от необходимости говорить. Она думала поднять тему книг или музыки, но опасалась, что их мнения могут не совпасть. Ей бы хотелось расспросить его о прошлом, но, возможно, тема являлась деликатной, в свете его валлийского происхождения. Нет, лучше продолжать молчать. Когда её сдержанные комментарии больше не могли поддерживать разговор, Уинтерборн увлёкся беседой с Уэстом.

Опасаясь, что он счёл её скучной, Хелен тихо мучилась, ковыряясь в еде.