– Дайте пройти, – процедила она.

Он не сдвинулся с места, удерживая её в ловушке своих рук:

– Сначала назовите мне своё имя.

– Зачем? Я никогда не позволю вам называть меня по имени.

Снедаемый гневом, он изучал её, облачённую в чёрные одежды, фигуру.

– Не приходило ли вам в голову, что для нас обоих было бы выгоднее найти общий язык, а не ссориться?

– Я потеряла мужа и жилище. Какую же именно выгоду я смогу получить, милорд?

– Возможно, стоило выяснить это прежде, чем делать из меня врага.

– Вы были врагом ещё до того, как ваша нога переступила порог этого дома.

Девон поймал себя на том, что пытается разглядеть её лицо сквозь вуаль.

– Вам обязательно носить эту чёртову тряпку на голове? – раздражённо спросил он. – У меня ощущение, что я разговариваю с абажуром.

– Она называется «вуаль слёз», и да, я должна её носить в присутствии посторонних.

– Я не посторонний, а ваш кузен.

– Только по мужу.

Разглядывая её, он почувствовал, что его раздражение начинает идти на убыль. Какая же она маленькая, хрупкая и проворная как воробушек. Он заговорил мягче:

– Ну же, не упрямьтесь. Нет никакой нужды носить вуаль в моём присутствии, или вы, в самом деле, плачете не переставая? В таком случае, я буду сам настаивать на том, чтобы вы немедленно надели её обратно. Не выношу женских слёз.

–Потому что в глубине души вы мягкий и отзывчивый? – язвительно уточнила она.

Его пронзило давнее воспоминание, одно из тех, о которых он не позволял себе думать долгие годы. Он попытался выкинуть его из головы, но перед глазами ясно стоял образ мальчика пяти-шести лет. Девон сидел возле закрытой двери гардеробной матери и взволнованно прислушивался к рыданиям, доносившимся изнутри. Он не знал конкретную причину её слёз, но видимо ею послужила очередная неудавшаяся любовная интрижка, коих на счету матери было немало. Его мать, прославленная красавица, могла за одну ночь влюбиться и тут же разлюбить. Отец, изведённый её капризами и одержимый собственными демонами, очень редко бывал дома. Девон помнил то удушающее чувство беспомощности, которое он испытывал всякий раз, когда слышал её всхлипывания, но не мог ничем помочь. Он опустился на пол и подсунул под дверь носовой платок, снова и снова умоляя открыть ему, пытаясь выяснить, что случилось.

– Дев, ты такой милый, – проговорила она, шмыгая носом. – Маленькие мальчики все милые. Но потом вы вырастаете в жестоких самовлюблённых эгоистов. Вы рождены разбивать женские сердца.

– Я никогда не стану таким, мамочка, – прокричал он. – Обещаю.

Она горестно усмехнулась, будто он сморозил глупость:

– Конечно, станешь, малыш. Это случится без твоего ведома.

Похожие сцены повторялись не раз, но эта запомнилась Девону наиболее чётко.

И как впоследствии выяснилось, его мать оказалась права. Во всяком случае, его не раз обвиняли в том, что он разбивает женские сердца. Но Девон не скрывал, что не намерен жениться. Даже если бы он и влюбился, то никогда не сделал бы предложение руки и сердца. Зачем вообще давать обещания, если любое из них можно нарушить. Видя своими глазами, какую боль могут причинить друг другу любящие люди, у него не было никакого желания поступать с кем-то подобным образом.

Его внимание вернулось к женщине, стоящей напротив.

– Нет, я не мягкий и не отзывчивый, – сказал он в ответ на её замечание. – Основываясь на своём личном опыте, могу сказать, женщины льют слёзы для того, чтобы манипулировать мужчинами, к тому же выглядят при этом отнюдь не привлекательно.

–Вы, – уверенно произнесла она, – самый гнусный тип из всех кого я встречала.

Девона позабавило то, как она выговаривает каждое слово, будто палит из ружья.

– И многих вы встречали?

– Достаточно, чтобы распознать подлеца.

– Очень сомневаюсь, что сквозь эту вуаль можно много разглядеть. – Он потеребил пальцами край чёрной газовой ткани. – Неужели может нравиться носить это покрывало.

– На самом деле, я совсем не возражаю.

– Из-за того, что вуаль скрывает ваше лицо, когда вы плачете, – сказал он скорее утвердительно, чем спросил.

– Я никогда не плачу.

Придя в замешательство, Девон подумал, что неверно её расслышал.

– Вы имели в виду, после несчастного случая с вашим мужем?

– Нет, я не плакала даже тогда.

Какая из женщин могла в таком признаться, даже если это и было правдой? Девон схватил край вуали и начал её поднимать.

– Замрите. – Он перекинул слой крепа поверх заколки, при помощи которой крепился к волосам. – Нет, не отстраняйтесь. Мы встретимся друг с другом лицом к лицу и попытаемся спокойно поговорить. Боже правый! Вы могли бы обеспечить парусами небольшое торговое судно со всеми этими…

Когда его взору предстало её лицо, он резко замолчал. Девон утонул в янтарных глазах с приподнятыми внешними уголками, напоминающих кошачьи. Мгновение он не мог дышать, не мог думать, пока все его чувства были сосредоточены на созерцании этой красоты.

Он никогда не встречал ничего подобного.

Она была моложе, чем он ожидал, со светлой кожей и тёмно-рыжими волосами, которые казались слишком тяжёлыми для шпилек, что их удерживали. Широкие ярко выраженные скулы и узкий подбородок придавали лицу изящную форму кошачьей мордочки. Губы были настолько полными, что даже когда она их плотно сжимала, как сейчас, они всё равно выглядели мягкими. Хотя её красоту нельзя было считать традиционной, вдова обладала такой оригинальной внешностью, что вопрос о красоте, как таковой, казался смехотворным.

Узкий траурный наряд плотно облегал фигуру женщины от шеи до бёдер, и переходил в юбки со сложной драпировкой. Можно только догадываться, что за формы скрывались под всеми этими кружевами, корсетом и замысловатым покроем. Даже её запястья и руки полностью прикрывали чёрные перчатки. Помимо лица, обнажённым оставался только небольшой участок кожи, который виднелся в вырезе в форме перевёрнутой буквы «П», где расходился высокий воротничок. Он заметил, как леди Трени нервно сглотнула. Его внимание привлекло нежное интимное местечко у основания шеи, куда мужчина мог прижаться губами и почувствовать биение пульса.

Ему хотелось начать именно оттуда. Хотелось целовать её шею, раздевая леди Трени, словно распаковывая тщательно завёрнутый подарок, заставляя её задыхаться и извиваться под тяжестью его тела. При других обстоятельствах и если бы на месте вдовы была любая другая женщина, Девон бы не медлил и сразу приступил к соблазнению. Понимая, что молча стоять истуканом, вытаращив на неё глаза, никуда не годится, он попытался выкинуть из головы жаркие образы и порылся в памяти в надежде отыскать хоть какую-то связную светскую фразу, чтобы завязать диалог.

К его удивлению, она первой нарушила тишину:

– Меня зовут Кэтлин.

«Ирландское имя».

– Почему же вы разговариваете без акцента?

– Ещё ребёнком меня отправили жить в Англию к друзьям моей семьи, в Леминстер.

– Но почему?

Между её бровями вразлёт появилась морщинка:

– Мои родители были очень заняты лошадьми. Они проводили по несколько месяцев в году в Египте, покупая чистокровных арабских скакунов для своей фермы. Я… создавала им неудобства. Их друзья, лорд и леди Бервик, которые тоже увлекались разведением лошадей, предложили взять меня к себе и воспитывать вместе со своими двумя дочерьми.

– Ваши родители всё ещё живут в Ирландии?

– Моя мать отошла в мир иной, но отец по-прежнему живёт там, – её взгляд переместился куда-то вдаль и стал отстранённым. – Он прислал мне Асада в качестве свадебного подарка.

– Асада?.. – озадаченно повторил Девон.

Вновь переключив внимание на него, Кэтлин залилась краской смущения от шеи до линии волос.

Девону всё стало ясно:

– Это тот самый конь, который сбросил Тео, – сказал он тихо.

– Асад не виноват. Конь так плохо поддавался дрессировке, что отцу пришлось выкупить его обратно у человека, которому он его до этого продал.