– Вот и приехали! – весело проговорил Чернов, выпрыгивая из саней.

Он стал стучать в оконце; на его стук ворота быстро отворились.

Мужик с окладистой рыжеватой бородой, в полушубке на плечах, с поклоном встретил приехавших.

– Добро пожаловать, добро пожаловать! – говорил он, широко отворяя дверь в избу и пропуская Чернова и его жену.

– Здорово, Гаврила, все ли у тебя приготовлено? – спросил у мужика Чернов.

– Все готово: горница вымыта, истоплена и прибрана.

– Ну и ладно!

Изба у мужика Гаврилы имела два отделения, переднее и заднее; в переднем обыкновенно Гаврила проживал со своей семьей только летом, а зимой передняя половина стояла пустой.

Василий Чернов был давно знаком с Гаврилой, который во всей деревне Марфино почитался за первого богатея. Чернов в трудную минуту занимал у него деньги. Гаврила охотно давал ему, помня оказанную Черновым услугу, а услуга состояла в следующем: Гаврила как-то раз уличен был в каком-то проступке. Хоть проступок его был и невелик, но все же его ожидала тюрьма. Василий Чернов стал хлопотать по его делу и совершенно «оправил» Гаврилу.

Гаврила это помнил и старался по возможности оказывать услуги Чернову.

Василий Чернов, задумав похитить свою собственную жену, не нашел лучше места припрятать ее, как у Гаврилы. От Марфина до города далеко, никто не догадается, что Надя находится в избе у мужика Гаврилы, под замком. Разумеется, Чернов предварительно побывал в Марфине и уговорился с Гаврилой, который и отвел для его жены переднюю половину избы.

– Вот твоя временная квартира, – сказал Наде Чернов, входя с ней в избу.

– Ты думаешь здесь удержать меня? – презрительно спросила она у нелюбимого мужа.

– Да, думаю.

– Что же, под замком держать станешь, как невольницу?

– Сама того захотела; волей ты ведь не шла ко мне.

– Так силой заставишь?

– И заставлю.

– Плохо же меня ты, Василий, знаешь! Нет такой силы, нет таких запоров, которые бы меня удержали.

– Посмотрим.

– Ах, Василий, как ты глуп! Как ты смешон!

– Что поделаешь, такой уж уродился!

– И долго ты думаешь держать меня в затворе? – совершенно спокойно спросила кавалерист-девица.

– До тех пор, пока ты не изъявишь согласия жить со мной.

– Ого! Долго же мне придется сидеть под замком!

– Сама виновата!

– Оставь меня, Василий, я спать хочу.

– А ужинать разве не будешь? – заботливо спросил Чернов.

– Спасибо, я сыта.

Выпроводив мужа, Надя заперла дверь на крючок и осмотрела свое новое жилище.

Передняя изба Гаврилы была довольно просторная и чистая; печь находилась за перегородкой, на стенах висели картины, в красном углу на полке стояли иконы, большой стол покрыт был белой скатертью. За перегородкой стояла простая дощатая кровать, покрытая стеганым одеялом, под пологом.

Осмотрев помещение, молодая женщина села к столу.

«Происшествие это напоминает мне французские романы, – думала Надежда Андреевна, – муж похищает свою жену, запирает ее в подземелье замка. Только Василий запер меня не в подземелье, а в избе. Жалкий человек! Воображает, что меня можно удержать, заставить вести семейную жизнь! Глупец, я не рождена для семейной жизни, и если я захочу что сделать, то сделаю; никакие преграды меня не остановят».

Легкий стук вывел ее из задумчивости.

– Кто стучит? – спросила Надя, подходя к двери.

– Я, я, – послышался за дверью голос Чернова.

– Что тебе?

– Если тебе, Надежда Андреевна, что потребуется, то постучи в стену, и к тебе придут.

– Хорошо. Какая предусмотрительность! – Надя засмеялась.

С дороги ее стал одолевать сон; она не раздеваясь легла на кровать и скоро сладко заснула.

Всю ночь ей снились хорошие, сладкие сны.

Кавалерист-девица видела себя во сне на ратном поле на лихом коне… Кругом ее смерть, ад, тысячи жертв, а она невредима… За храбрость и беспримерное мужество ее представляют к высочайшей награде.

Василий Чернов отпустил своих сообщников, предварительно рассчитавшись с ними.

Хлопушка и Косой в тот же день пропили все деньги, которые получили, и без копейки пешком вернулись в Сарапул.

Сам Чернов остался стеречь свою жену.

Утром Дурова проснулась очень рано; она привыкла вставать чуть не с петухами. Захотела она отворить дверь, но дверь из сеней была заперта на замок, а ключ хранился у Чернова.

Молодая женщина не стала стучать, а подошла к окну и стала в него смотреть. Только что забрезжил свет; в деревне была тишина; крестьяне, пользуясь свободным временем, не торопились рано вставать, чтобы не жечь зря огня.

У Нади явилась мысль вышибить двойные рамы и уйти.

«Но куда я уйду? – рассуждала она. – От деревни до города далеко… Теперь не лето, замерзнешь как раз, а то волки растерзают… Нанять подводу – пожалуй, со мной никто не поедет».

Надежда Андреевна решилась выждать более удобного случая к бегству.

В продолжение дня к ней в избу несколько раз входил Чернов; он принес ей обед и чай. Бесконечное число раз он просил и умолял ее примириться и жить с ним.

Наде было противно слушать, и она, не отвечая ему, уходила за перегородку.

Как-то, сидя у окна, она увидала, что мимо избы едет в открытых санях какой-то офицер; молодой женщине удалось хорошо рассмотреть его, так как лошади шли шагом. В офицере она, к удивлению и радости, узнала князя Дмитрия Шустова, которого она во время сражения спасла от неминуемой смерти.

Надя начала громко стучать в окно, чтобы обратить внимание князя.

Она не ошиблась. Князь услышал и приказал своему вознице подъехать к окнам Гаврилиной избы.

Надя быстро выбила стекла из рамы и в разбитое окно, высовывая свою голову, радостным голосом проговорила:

– Здравствуйте, князь!

– Боже, кого я вижу! – воскликнул с удивлением молодой князь.

– Узнали?

– Еще бы! Но скажи, Дуров, как ты очутился здесь?

Он принимал Надежду Андреевну за мужчину.

– Я – в заключении, князь.

– Как? Что ты говоришь?

– Да-да, спасите меня, выручите из неволи, – меня здесь держат под замком.

– Кто осмелился?

– Один родственник.

– Приказывай, что я должен делать, – я весь к твоим услугам.

– Увезите меня отсюда.

– С восторгом.

Князь Дмитрий получил отпуск для поправления своего здоровья и ехал к матери в деревню; по дороге он прожил несколько дней в имении своего товарища, которое находилось недалеко от города Сарапула; возвращаясь оттуда, князь Шустов должен был проехать через деревню Марфино, где совершенно случайно и столкнулся с Дуровой.

Ехал он в сопровождении денщика и двух крепостных слуг; все они были хорошо вооружены.

Князь со слугами вошел в ворота и направился к двери; она была на замке.

Навстречу ему вышли Чернов и Гаврила.

– Как вы смеете держать под замком офицера? – грозно крикнул на них Шустов.

– Никакого офицера мы взаперти не держим, – спокойно ему ответил Чернов.

– Кто же там?

– Моя жена…

– Да он сумасшедший!.. Сбивайте замок! – приказал молодой князь слугам.

Замок был сшиблен; дверь отворена.

– Выходите, Дуров!

Надя поспешно накинула на себя плащ и вышла в сени.

– Едемте! – крикнул ей Шустов.

– Стойте, по какому праву вы увозите мою жену? – загораживая им дорогу, вне себя от гнева, воскликнул Чернов и схватил лежавший в сенях топор.

– Прочь с дороги! Иначе я застрелю тебя, негодяй!

Князь Шустов прицелился в Чернова.

– Заберите у него топор!

Слуги князя набросились на Чернова, вырвали у него топор, а самого его впихнули в избу и приперли дверь засовом.

Гаврила стоял молча, понурив голову; он боялся и рот разинуть перед важным барином – князем Шустовым.

– Едем же, Дуров! Ты мне дорогой расскажешь, как ты очутился под замком!

Надежда Андреевна, князь Дмитрий и его слуги, никем не остановленные, сели в сани, запряженные лихой тройкой; кони рванулись и понеслись.