– Двадцать, ваше сиятельство.

– Я много слышал о вашей храбрости; начальство отзывается о вас с хорошей стороны. Обо всем этом я сделаю донесение государю.

– Я не найду слов благодарить вас.

– Вы не боитесь ехать в Петербурга?

– Откровенно скажу вашему сиятельству – боюсь.

– Совершенно напрасно.

– Я того боюсь, ваше сиятельство, что государь прикажет отправить меня домой, к мужу…

Надя покраснела, и на глазах у ней выступили слезы.

– Не бойтесь, государь наш очень милостив и очень великодушен. Вы это увидите сами.

– Я боюсь, мне прикажут снять мундир.

– Поверьте, у вас не отнимут мундира – вы с честью его носили и будете носить. Просите государя оставить вас в рядах армии – он вам не откажет.

– О, если бы так было!

– И будет. Я пошлю о вас донесение самое для вас лестное.

Дурова поехала в Петербург в сопровождении флигель-адъютанта государя Засса, которому поручено было доставить кавалерист-девицу во дворец к государю.

После довольно продолжительного путешествия Дурова приехала наконец в Петербург.

По приезде в Петербург Надежда Андреевна была принята императором Александром.

С каким благоговением и чувством вступила Надежда Андреевна в кабинет обожаемого всем народом монарха и преклонила перед ним колена!

– Встаньте, я рад вас видеть, познакомиться, – раздался тихий, ласкающий голос Александра.

– Государь, ваше величество!..

Дурова хотела что-то сказать, но слезы мешали. То были слезы радости и восторга. Видеть великого из монархов, говорить с ним составит радость всякому.

Она опустилась на колени

– Встаньте!

Государь протянул Дуровой руку, чтобы помочь ей встать.

– Я слышал, вы не мужчина? Это правда?

– Правда, ваше величество, – тихо ответила государю Надежда Андреевна, наклонив голову.

– Расскажите мне все подробно: как поступили вы в полк и с какой целью, – проговорил государь.

Он говорил с Дуровой стоя, опершись рукой о стол.

Надя дрожащим голосом в кратких словах рассказала государю историю своей жизни и причину своего поступления в уланский полк.

Император слушал со вниманием. Когда она окончила, государь стал хвалить ее неустрашимость:

– Вы первый пример в России; ваши начальники о вас отзываются с большой похвалой. Храбрость ваша беспримерна, и я желаю сообразно этому наградить вас и возвратить с честью в дом вашего отца.

– Будьте милостивы ко мне, ваше величество, не отправляйте меня домой, – проговорила Надя голосом, полным отчаяния, и снова упала к ногам государя. – Не заставляйте меня, государь, сожалеть о том, что в сражении не нашлось ни одной пули, которая бы прекратила дни мои.

– Встаньте и скажите, чего вы желаете.

– Милосердный государь, дозвольте мне носить мундир и оружие. Это – единственная награда, которую вы можете мне дать… другой не надо. Государь, я родилась в лагере! Трубный звук был моей колыбельной песней… я страстно люблю военную службу и чуть не с колыбели полюбила; начальство признало меня достойной носить мундир и оружие. Признайте и вы это, великий государь, и я стану вас прославлять, – тихо проговорила Дурова, смотря на государя глазами, полными слез.

– Если вы полагаете, что одно только позволение носить мундир и оружие может быть вашей наградой, то вы ее получите, – после некоторого молчания проговорил государь.

– Ваше величество! – с радостью воскликнула Надежда Андреевна.

– Вы будете носить мое имя, то есть называться Александром, но не забывайте ни на минуту, что имя это всегда должно быть беспорочно и что я не прощу вам никогда и тени пятна на нем… Теперь скажите мне, в какой полк хотите вы быть помещены? – спросил император Александр Надежду Андреевну.

– Куда вы, ваше величество, соблаговолите меня назначить.

– Назначаю вас офицером в Мариупольский гусарский полк – этот полк один из храбрейших. Я прикажу зачислить вас туда. Завтра вы получите от генерала Ливена денег, сколько вам надо будет на обмундировку.

Государь подошел к столу, взял с него крест Святого Георгия и собственноручно вдел его в петлицу мундира счастливой Нади.

Она вспыхнула от радости и в замешательстве схватила обе руки государя и стала их с благоговением покрывать поцелуями.

– Ваше величество! Мой всемилостивейший монарх!.. – заговорила было Дурова, но слезы радости и счастья мешали ей говорить.

– Надеюсь, что этот крест будет вам напоминать меня в важнейших случаях вашей жизни, – проговорил государь.

«Много заключается в словах сих! Клянусь, что обожаемый отец России не ошибется в своей надежде; крест этот будет моим ангелом-хранителем! До гроба сохраню воспоминание, с ним соединенное; никогда не забуду происшествия, при котором получила его, и всегда-всегда буду видеть руку, к нему прикасавшуюся!» – так пишет Дурова в своих записках.

Надежда Андреевна счастливой, довольной вернулась в свое временное помещение в Петербурге; обласканная государем, с Георгиевским крестом на груди и с офицерским чином, теперь почитала она себя счастливейшей в мире.

Во время своего пребывания в Петербурге Надежда Андреевна остановилась в квартире флигель-адъютанта Засса.

Когда Дурова вернулась из дворца в отведенную ей комнату, ей сказали, что ее желает видеть какой-то человек.

– Кто такой?

– Не знаю-с! Чиновник с вашей родины, – ответила Наде дворовая девушка Засса, приставленная к ней для услуг.

«Странно, кто бы это мог быть?» – раздумывала молодая женщина.

– Прикажете впустить?

– Пусть войдет.

К Наде вошел ее муж, Василий Чернов. Он остановился у порога, как виновный, не смея поднять своих глаз на жену.

– Василий! Ты ли? – удивилась молодая женщина.

– Я… я… Наденька… Надежда Андреевна.

– Зачем пришел?

– Повидаться.

– Ведь между нами все кончено.

– Ты – моя жена.

– Да… по имени, по бумагам.

– Я… я любил тебя, Наденька, и теперь люблю.

Язык у Чернова несколько заплетался; идя в дом Засса, он для храбрости зашел в трактир и выпил.

– Ты любил и любишь вино, а не меня…

– Уверяю тебя, Надя, я скучал, плакал, когда ты ушла… Все мы думали, что ты утонула… А тут мы узнали, что ты живехонька, и я с радости…

– Напился?..

– Эх, Надя, не любишь ты меня!

– Ты это знаешь давно… Еще до нашей свадьбы я говорила, предупреждала тебя… Ты не хотел ничего слушать.

– Я любил тебя.

– Полно…

– Право же, Надя.

– Оставим об этом говорить. А лучше скажи, зачем ты приехал в Петербург?

– За тобой, – совершенно спокойно ответил Чернов.

– За мной?

– Да!.. Поедем домой…

– Вот как!

– Где муж, там должна быть и жена… по закону, по праву.

– Я советую тебе проспаться.

– Зачем? Я не пьян… Ты, Надя, собирайся, поедем.

– Куда? – с улыбкой спросила своего мужа молодая женщина.

– Домой.

– Я поеду, только не домой.

– А куда же?

– В полк.

– Опять в полк?.. Нет, зачем же… Домой поедем! – настойчиво проговорил Чернов.

Его робость теперь сменилась грубостью.

– Я – муж… Волей не пойдешь – силой прикажу ехать, – продолжал он.

– Поди вон, ты с ума сошел!

– Ты гонишь мужа.

– Не муж ты мне…

– А кто же?.. Надя, пожалей, ведь я бедствую! Сама знаешь: без хозяйки дом сирота… Прислуга тащит, ворует, порядку никакого нет… хоть живой ложись в могилу.

Чернов заплакал. Дуровой стало его жаль:

– Полно, успокойся, Василий! Постарайся меня забыть и женись на другой.

– От живой-то жены?

– Ты получишь разводную. Я стану просить, хлопотать, и нас разведут.

– Благодарю покорно… утешила.

– Ну, прощай, Василий, ступай.

– Что же теперь делать? Что делать? – голосом, полным отчаяния, проговорил Чернов.

– Ехать домой! – посоветовала ему Надя.

– Один я не поеду… как я без тебя покажу глаза? Твой тятенька наказывал непременно тебя привезти. Поедем, Надя! Если не ради меня, то хоть ради своего старика-отца поедем…