После ужина, у костров начинались неторопливые рассказы караванщиков обо всём на свете. Когда очередь рассказывать доходила до Икама, он начинал рассказывать бородатые анекдоты, переделывая их так, чтобы они стали понятны его слушателям. Его выступления имели оглушительный успех. Неизбалованные слушатели, слушая рассказы, как незадачливые простаки попадали в смешные ситуации, падали на песок и икали от смеха. Вот только, про неверных жен, анекдоты не звучали. Супружеская измена, считалась в этой среде, таким серьёзным преступлением, что смеяться, над обманутым супругом, было кощунственным, как шутить над подвигами маньяка Щекатило. Келаф с восторгом слушал рассказы Икама и даже старался их запоминать. Иногда днём, он просил напомнить ему, о чем шла речь вечером у костра. Однажды Икам заметил, как Келаф наносил тоненькой палочкой, какие-то знаки на листке бумаги, свернутой в рулон. Дождавшись, когда они останутся одни, он потребовал от него объяснений. Келаф показал ему рулон бумаги, на котором были значки и рисунки, похожие на те, что Икам видел на ножнах кинжала урибах.

– Ты знаешь письменность Тепиге?

Тут, пришло время удивляться Келафу.

– Ты знаешь про письменность Тепиге? И, ты умеешь читать?

Икам не стал скрывать своего неумения, понимать письмена, но, сделал это так неопределённо, что у Келафа остались сомнения, в его откровенности.

– Икам, я, действительно, владею секретом письма Тепиге, но это, может быть, небезопасным для меня. Не говори об этом никому. Я не лазутчик. Просто я долго жил в Тепиге, и теперь возвращаюсь домой.

– Келаф, а письменность царств рек Ргита и Тарфве, тебе знакома?

– Да, но об этом, тоже, лучше не распространяться, а что тебя интересует?

– Келаф, меня не интересуют твои секреты. Ты мне нравишься, и я готов, помочь тебе добраться до родины, если это не будет, во вред другим людям. Просто, я не могу понять, почему, у вас письмо делают таким сложным. Неужели, нельзя его упростить, и сделать понятным для всех?

– А зачем?

– Как зачем? Ну, чтобы обмениваться знаниями, новостями, чтобы люди, лучше понимали друг друга?

– Икам. Никогда и никому не повторяй этих слов. Иначе тебя сочтут беспочвенным мечтателем или опасным смутьяном. Ты, тоже, нравишься мне. Я вижу, что ты принадлежишь к людям, рождённым править и управлять другими. Поэтому, я постараюсь разъяснить тебе основные истины Правителей. Знания и новости – это сокровища, которые необходимо хранить и умножать. Украденное золото, можно вернуть. Украденные знания вернуть невозможно. Каждый правитель, который заботится о своих наследниках, делает все, чтобы количество грамотных людей было ограниченно. У каждого царства есть свои секреты. Поэтому, у каждого царства, есть своя система передачи знаний и своё письмо, секреты которого строго оберегаются. На подконтрольных землях, распространяется и письменность главного царя. У каждого царя есть свои писцы, которые хранят и передают знания в своей касте. Чтобы тебе было понятно, приведу пример. Ты никогда не задумывался, почему в больших городах, правители запрещают пользоваться ручными зернотерками и требуют, чтобы зерно мололи только на мельницах? Конечно, это приносит дополнительный доход, но это не главное. Общественные мельницы позволяют Правителю и его людям, контролировать запасы и расход зерна у населения. Грамотность писцов, позволяет контролировать знания у народа. Зачем народу лишние знания о том, что происходит в других странах? Всё, что ему нужно знать, он узнает от своего правителя. Чтобы написать письмо в другой город, надо идти к писцу. А, чтобы его могли прочесть в другом городе, нужно, чтобы и там был писец. Таким образом, пресекается связь с врагами. Ведь врагам ничего не стоит, через легковерных грамотеев, распространять в народе ложные слухи, порочащие правителя и подстрекающие простой народ к бунту. А правители, чтобы общаться, друг с другом, могут поменяться писцами и понимать друг друга, чтобы договориться. Я двадцать лет прожил у Ноарафа в Тепиге, и теперь, возвращаюсь домой. Чтобы вырваться оттуда живым, я отдал главному Визирю все, что получил за двадцать лет своей службы. Теперь, вместо меня, туда пошлют другого молодой писца, который не вернется оттуда никогда. Таковы правила. Поэтому, письменность и должна быть сложной и непонятной, для непосвященных, ибо таковы правила заботы о благе государства. А простая письменность существует, и существует давно. Её придумали торговцы, для своих нужд. Передавать знания можно на любом языке. Двадцать знаков для передачи глухих звуков и три условных знака, для передачи звонких звуков, могут передать речь на любом языке, который понимают оба – тот, кто пишет и тот, кто будет читать. Чтобы передать цифры, для первых десяти цифр нужно десять знаков, для передачи десятков еще десять. Так, что меньше двадцати букв в алфавите быть не может. Конечно же, было бы хорошо, если бы букв было больше тридцати, чтобы и сотни имели своё обозначение, но, купцы обходятся и двадцатью. Но, и купцы, учат грамотности только тех, кому это необходимо. А для защиты своих посланий, им приходится придумывать, как усложнить, это простое письмо. Вот и выходит, что простая письменность, не нужна никому, потому, что нет ничего хуже, полуграмотных крикунов, которые, прочитав слова, и не поняв. смысл прочитанного, объявляют себя оракулами и пророками.

– Спасибо тебе Келаф. То, что ты рассказал, мне нужно хорошо обдумать. Не беспокойся, то, что я узнаю, я тут же забываю, и не могу потом ничего вспомнить, не то, чтобы рассказать. Вот такая у меня плохая память.

Икама разбудили странные звуки. Было похоже, что на землю с высоты падает мешок с землёй, затем раздаётся протяжный вздох, а затем, резкий выдох, в сопровождении нового глухого удара о землю. Через секунду звуки повторялись с пугающей монотонностью. Заинтересовавшись происходящим, он выглянул из-под шкуры, в которую кутался от ночной прохлады. Кана, заступив на стражу, решил совместить пребывание на страже, с разучиванием нового приёма, который ему показал Икам. Кана, согнув ноги в коленях, с размаху падал на спину, прижав подбородок к груди. Когда колени почти касались лица, Кана распрямлялся всем корпусом, как пружина, и, одним прыжком, становился на землю. Этот нехитрый борцовский приём, привёл молодого гиганта в совершенный восторг. И вот теперь, когда он остался в одиночестве, Кана самозабвенно начал тренироваться, плюхаясь на землю с грацией бегемота и подпрыгивая с изяществом носорога. При этом он сопел, как стадо буйволов. Икам, глядя на своего ученика, не знал, что ему делать, то ли смеяться, то ли рассердиться. Заметив, что Икам проснулся, Кана, нисколько не смущаясь, присел рядом с Икамом.

– Должен ли я, доложить моему господину, о тех странностях, которые заметил во время ночной стражи?

– Конечно же, должен, мой верный богатырь. Что случилось?

– Вот уже третий день, наш караван сопровождает отряд воинов, человек в сорок. Ночью они кружат вокруг лагеря, а с рассветом, уходят вперёд и поджидают нас у места новой стоянки. У них есть с десяток ослов, которые, судя по глубине следов, идут налегке. Обуты они в остроносые сапоги, как у Иттех. Если господин прикажет, я могу поискать их стоянку. Думаю, она должна быть вон за тем холмом. Холм загораживает от нас свет их костра, а с его вершины, удобно наблюдать за караваном.

Говоря об этом, Кана простодушно смотрел на Икама своими ясными глазами, предоставляя ему право, одному переживать и принимать решения. Икам сразу проснулся. Угроза встретить по дороге шайку разбойников, всегда сопровождает жизнь караванщика. Перед тем, как что-то решить, Икам потребовал показать ему подозрительные следы. То, что показал ему юный следопыт, для Икама были просто впадины и углубления на земле. Но, ясно отдавая себе отчёт, в своём полном неумении, читать следы, на грунте, Икам многозначительно покачал головой. Увидев, как при этом просияла лицо Кана, Икам с тревогой подумал, кто здесь кого, больше дурачит?