«Наверное, один из тех, что поступили вчера», – подумала Кенди, мельком взглянув на него.

Он был без сознания и лежал на спине, его подушка была подложена под плечи и спину, для того, чтобы чуть приподнять тело, а голова откинута назад, так что ей не было видно его лица. Живот, правое плечо и рука были плотно перебинтованы, но местами кровь все же просочилась сквозь бинты, оставив на них темные пятна. Кенди замерла рядом с Флэнни, переводя недоуменный взгляд с лежащего перед ней раненого на подругу и обратно.

- Что случилось, Флэнни? С этим больным что-то не так? – наконец тихо спросила она.

Флэнни молча наклонилась вперед и осторожно приподняла голову лежащего на постели мужчины. Кенди перевела растерянный взгляд на его лицо и почувствовала, как останавливается сердце. Застыв, словно мраморная статуя, она молча смотрела на лежащего перед ней мужчину расширенными от ужаса, изумления и шока глазами, не в силах сделать ни единого движения или вымолвить хотя бы слово. Ей почему-то вдруг показалось, что стоит ей пошевелиться – и мир вокруг разлетится вдребезги и рухнет в пустоту. Застыв в леденящем душу беззвучии, она балансировала на тонкой грани, разделявшей ее и надвигающееся откуда-то из черной пустоты безумие, отчаянно пытаясь удержаться.

«Терри… Господи, это же Терри!»

Эта мысль остервенелой болью металась в глубине, сжигая душу.

- Терри, – попыталась произнести Кенди.

Помертвевшие бледные губы слабо шевельнулись, но с них не сорвалось ни звука.

- Терри, – снова попыталась она.

Хриплый шепот прошелестел по комнате и затих. Не видя ничего вокруг, кроме лежащего перед ней человека, она сделала шаг и буквально рухнула на колени перед постелью. Слепо протянув руку, она нашла его ладонь, лежавшую поверх одеяла, и сжала ее дрожащими пальцами.

- Господи, Терри… Не может быть… Не может быть… – словно в бреду шептала она.

- Он был среди тех, кто поступил вчера, – тихо сказала Флэнни. – Его оперировал доктор Люмьер.

Казалось, звук ее голоса привел Кенди в чувства. Она на мгновение закрыла глаза, ее горло судорожно дернулось, словно подавляя готовое вырваться наружу рыдание. Когда она вновь подняла ресницы, ее лицо было спокойно, а в глаза вернулось осмысленное выражение. Обернувшись, она внимательно посмотрела на Флэнни.

- Почему ты мне не сказала раньше? – едва слышно прошептала она со скрытым упреком.

- Потому что ты была на пределе, Кенди, – спокойно и твердо ответила та. – Я очень рада, что оперировать его пришлось доктору Люмьеру и мне. Если бы ты увидела его так неожиданно, да еще и в таком состоянии, боюсь, ты просто не смогла бы работать. А после, когда мы вернулись к себе, ты была так измотана, что глаз открыть не могла. К тому моменту ты не спала почти сутки. Тебе нужен был отдых, Кенди. Но если бы ты узнала, что он здесь и ранен, то наверняка пошла бы к нему. Я прекрасно это понимала, потому и не сказала тебе ничего, но взяла на себя это дежурство, чтобы лично присмотреть за ним.

Какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга: задумчиво-зеленый взгляд против вызывающе-спокойного серого. Затем Кенди отвернулась и взглянула на Терри, уголки ее губ дрогнули в едва заметной, призрачной улыбке.

- Я понимаю, – прошептала она. – Спасибо, Флэнни. Спасибо, что позаботилась о нем. Он тяжело ранен?

Несколько секунд Флэнни размышляла, что ей ответить на этот вопрос, но все же решила сказать правду.

- Да. Не стану скрывать, положение очень серьезное, – тихо ответила она. – У него много мелких осколочных ранений и два серьезных – под правой ключицей и в живот. Рана под ключицей очень глубокая, а вторая была очень грязной. Доктор Люмьер все тщательно промыл, но сказал, что не исключает наступления лихорадки.

- О Господи, – одними губами прошептала Кенди. – Он наверняка потерял много крови. Лихорадка сожрет его заживо. Его организм так ослаблен, что не сможет бороться.

- Не говори глупостей! – резко и строго оборвала ее Флэнни безапелляционным тоном, каким когда-то говорила с неразумной и неопытной ученицей-«неумейкой» в школе Мэри-Джейн. – Его состояние действительно серьезное и опасное, это верно. Но не стоит сдаваться и хоронить его раньше времени! Вспомни, чему нас учила Мэри-Джейн. Иногда надежда, вера, упорство и любовь могут сделать больше, чем самые лучшие доктора в мире. Вчера, во время операции, доктор Люмьер сказал мне то же самое. Все раны опасны, Кенди. Человек может умереть от простой царапины и выжить после самого ужасного ранения. А твой молодой человек все еще жив, хотя с такими ранами он должен был умереть еще в дороге. Значит, он хочет жить. А раз хочет, то будет бороться изо всех сил. А ты ему в этом поможешь! Доктор Люмьер не сказал, что он безнадежен. Он сказал всего лишь, что положение тяжелое, но вспомни, сколько раненых мы вытащили, хотя их раны были еще ужаснее? Не отчаивайся, Кенди. Все будет в порядке.

- Я в этом не уверена, – пробормотала Кенди.

- А я уверена, – твердо возразила Флэнни, поднимаясь с места. – Все будет в порядке. Он обязательно поправится, вот увидишь. А сейчас извини, но я очень устала.

- Да, конечно. Иди, Флэнни. Тебе тоже нужно отдохнуть. Увидимся позже, – хотя Кенди говорила с ней, ее глаза не отрывались от лица Терри, и она все еще продолжала сжимать его ладонь.

Флэнни вздохнула и хотела было уже уйти, но обернулась и еще раз взглянула на Кенди, на ее лице мелькнуло беспокойство. Наклонившись, она чуть коснулась ее плеча.

- Кенди.

- Да? – не оборачиваясь, прошептала та.

- Кенди, посмотри на меня.

Та медленно подняла голову. Флэнни тяжело вздохнула, увидев ее полные слез глаза, и, протянув руку, осторожно смахнула серебряные капли, ползущие по щекам.

- Я не могу сказать, что знаю, что ты сейчас чувствуешь, я этого никогда не испытывала. Но я понимаю, что тебе сейчас нелегко. Наверное, это ужасно больно: видеть любимого человека в таком состоянии и сознавать, что ты не в силах ему помочь, но прошу тебя, возьми себя в руки. Ты на дежурстве, Кенди. Терри – не единственный, кому ты нужна, – Флэнни медленно обвела взглядом комнату, заполненную ранеными. – Он всего лишь один из многих, не забывай.

- Я знаю, Флэнни, – так же тихо ответила Кенди. – Я помню о своих обязанностях.

С минуту Флэнни молча смотрела на нее испытывающим взглядом.

- Хорошо, – наконец вздохнула она и направилась к двери.

Кенди снова повернулась к Терри и, протянув руку, ласково погладила его по щеке.

«Он здесь. Все это время он был здесь, во Франции. Совсем рядом со мной. Невероятно. Но… Как? Как это получилось? Его призвали или… он сам пошел на фронт? А если сам? Но почему? Что могло заставить его принять такое решение? Мне казалось, у него все шло так замечательно. Все его спектакли имели такой успех. Ладно! Вопросы подождут, а сейчас главное – чтобы он выжил. Господи, прошу тебя, только бы он выжил. Я сделаю все, что ты захочешь, но не дай ему умереть».

Вздохнув, она заставила себя подняться и, взглянув на него в последний раз, прошептала:

- Мне пора идти. Только не умирай. Дождись меня.

Август 1918 года, Франция.

Военно-полевой госпиталь 1480.

Нил медленно выплывал из небытия, словно поднимался сквозь толще воды к поверхности. Черная тишина мягким шелком скользила мимо тянулась следом, не желая отпускать свою жертву. Впрочем, он и не сопротивлялся ее дышащим покоем объятья, смутно сознавая, что за ними его поджидает затаившаяся и неумолимая боль. А еще здесь была та рыжеволосая красавица-медсестра из тюрьмы Сент-Джеймс.

«Жоа…»

Он не раз пытался позвать ее, но царящая вокруг темнота поглощала звуки, и его крик умирал в безмолвии, а она уходила от него все дальше и дальше, растворясь во мраке. Иногда она оборачивалась и долго смотрела на него, словно звала за собой. А иногда подходила так близко, что, казалось, стоит протянуть руку – и он коснется ее. Нил не видел ее лица – его скрывали развеваемые невидимым ветром огненные пряди – но он чувствовал ее взгляд. Временами он ощущал прикосновения ее рук. Они были такими же, как тогда – теплыми, живыми, утешающими. Ему очень хотелось тоже коснуться ее, но тьма цепко держала его в своих невидимых объятьях, не позволяя сделать ни единого движения. А она ждала. Иногда она что-то говорила, но он никак не мог расслышать, что именно. Ее голос доносился до него, словно сквозь толстый слой ваты. Однажды он попытался ответить, но ничего не получилось. У него было такое чувство, словно его живым заморозили в ледяной глыбе. А она ждала. А потом смеялась и снова уходила прочь, растворясь в темноте, откуда неслось звенящее жизнью эхо ее смеха.