При одной только мысли о Шанталь Элиза почувствовала, как внутри зашевелились ярость и презрение, и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

«Не время злиться! Нужно что-то делать. И я знаю, что я сделаю!»

Поднявшись, Элиза решительно направилась к стоящему в углу небольшому изящному бюро из черного, инкрустированного перламутром дерева и, открыв один из ящиков, вытащила оттуда толстую, перевязанную лентой папку. Затем она снова опустилась на пуф перед зеркалом и раскрыла ее. Внутри оказалось множество газетных вырезок. Судя по пожелтевшим от времени, потертым и потрепанным по краям листам, они были старые. По губам Элизы скользнула злая и в то же время чрезвычайно довольная усмешка. Это были статьи и заметки из светских колонок. Она своими руками вырезала их из тех самых парижских газет, что дала ей Дэйзи несколько месяцев назад. В каждой из них речь шла о Шанталь, о ее прошлом. О том самом скандальном прошлом, о котором насмешливо поведала ей в тот далекий день Дэйзи и о котором никто в Чикаго даже не догадывался. То, что она держала сейчас в своих тонких изящных пальчиках, было живейшим, явным и совершенно неоспоримым доказательством того, что женщина, которую боготворил весь Чикаго – от нищего на церковной паперти, любующегося ее изображениями на афишах, которыми были увешаны все улицы, до самых богатых, благородных и уважаемых аристократов высшего света, от театралов, повес и франтоватых прожигателей жизни до светских львов и удачливых бизнесменов – актриса, красоте и таланту которой поклонялся весь бомонд, которой восхищались мужчины и которой завидовали женщины, в Европе была отнюдь не такой невинной, безупречной и неприступной, какой хотела казаться и какой ее знали в Америке. О, нет, эта женщина была отнюдь не ангелом... Скорее, наоборот!

Элиза принялась медленно перебирать газетные вырезки, ее взгляд привычно скользил по знакомым строкам. Впрочем, в этом не было необходимости: за эти месяцы она выучила их наизусть. Сколько раз она перечитывала эти строки, наслаждаясь той грязью, которую без устали выливали театральные критики и репортеры светских колонок на любимицу публики, радуясь каждому ядовитому слову, отпущенному ими в адрес этой презренной и ненавистной богини театральных подмостков. Их сочащиеся злобой и завистливым ядом едкие комментарии целительным бальзамом проливались на кипящую ненавистью и презрением душу Элизы, успокаивая боль и смятение, вселяя в нее уверенность, что справедливость все же восторжествует и победа в этой извечной женской войне, пусть не такой глобальной, пусть невидимой, но не ставшей от этого менее жестокой, кровавой и яростной, в конце концов останется за ней. Ведь в эту минуту в своих руках она держала оружие, которого не было у ее соперницы. Очень грозное оружие, которое давало ей возможность с легкостью расправиться с этой ничтожной актриской, возомнившей о себе невесть что и осмелившейся встать у нее на пути. Оружие, которое давало ей, Элизе, возможность навсегда вывести Шанталь из игры. Нет, даже не так! Пинком выбросить ее из своей жизни, уничтожить в любую минуту, как только она, Элиза, того пожелает! Уничтожить раз и навсегда!!! О, да, она наслаждалась, читая эти старые, пожелтевшие от времени заметки о событиях, происходивших в Париже два года назад. Наслаждалась каждой строчкой, каждым словом, каждой буквой. И ее радость становилась еще сильнее, когда она представляла себе лицо своего дорогого дядюшки в тот момент, когда он будет это читать. Как он будет унижен и раздавлен, узнав, что женщина, к ногам которой он бросил все, что у него было, запятнав свое благородное имя недостойной связью с актрисой, на самом деле оказалась всего лишь обычной дешевкой, торгующей своей благосклонностью направо и налево и готовой отдаться любому, у кого достаточно денег, чтобы заплатить ей. Она представляла его ярость, когда он узнает, что все, что его связывало с этой жалкой ничтожной женщиной, было всего лишь химерой, иллюзией, обманом, тонкой, холодной, расчетливой игрой интриганки, которая всего лишь ловко водила его за нос, как и десятки других мужчин, что были до него, а, быть может, есть и сейчас. Когда он узнает, что был не единственным, а одним из многих. Мужчины такого не прощают, а уж честный, открытый, благородный Альберт Эндри тем более не сможет простить. Она представляла, с каким гневом и отвращением он отвернется от этой презренной дряни, как навсегда вычеркнет ее из своей жизни, позабыв даже само это имя – Шанталь. Она представляла себе это так живо и ясно, словно видела это собственными глазами, словно все это уже произошло... Впрочем, она не сомневалась, что именно так все и будет, стоит лишь дорогому дядюшке Уильяму увидеть эти газетные заметки. И вот тогда она, Элиза, вступит в игру и без труда займет то место, которое уже давно должно было принадлежать ей. Ее драгоценный дядюшка, сам того не подозревая, своими собственными руками устранит все препятствия, так неожиданно и неприятно вставшие у нее на пути, и ей останется лишь пройти неторопливой, исполненной достоинства походкой по освободившейся дороге, ведущей прямиком к желанной цели, и получить то, чего она так долго и страстно желала. Это она станет богатой, знатной, уважаемой и любимой всеми леди Эндри, а Шанталь канет во мраке прошлого, и высший свет Чикаго быстро забудет за ней, как забыл многих, кто был до нее. Шанталь уйдет, а она, Элиза, останется. Единственная и неповторимая, достойная всего самого лучшего, что только есть на этой земле. Настоящая леди. Леди Элиза Эндри. И тогда все, кто оскорблял ее своим пренебрежением и насмешками все эти годы, горько пожалеют о содеянном. Уж она-то позаботится, чтобы все они отправились вслед за Шанталь и стерлись из памяти окружающих. И тогда она забудет о них... Навсегда! И в первую очередь о ничтожной низкопробной актриске Шанталь и наглой нищей выскочке из дома Пони Кендис Уайт. Но Элиза не спешила нанести этот последний, решающий удар, выжидая подходящего момента. Лед, по которому она ступала, был слишком тонок и ненадежен, к тому же, она тоже многим рисковала в этой игре, поэтому действовать следовало осторожно, взвешенно и обдуманно. Да и интуиция подсказывала ей, что спешить не следует. Но, судя по всему, долгожданный момент настал. Ждать больше не имело смысла.

«А если дело не в Шанталь? – неожиданно пришедшая в голову мысль заставила Элизу чуть нахмуриться, отчего меж изящно изогнутых дуг бровей пролегли едва заметные морщинки. – Что если Альберт увлечен совсем не этой жалкой актриской? – девушка отложила вырезки и нервно забарабанила кончиками пальцев по поверхности туалетного столика. – Альберт уже несколько месяцев не посещал театр. А ведь после той премьеры он ходил на каждый спектакль, где играла эта дешевка, но потом перестал. Быть может, между ними и был роман, но это вовсе не означает, что он длится до сих пор. К тому же, если бы она была его любовницей, да еще и в течение стольких месяцев, об этом бы уже давно трубил весь город. Значит... Они не встречаются? Или хорошо это скрывают? Вполне может быть и второе. Альберт не любит быть на виду у публики и просто ненавидит, когда посторонние люди обсуждают дела семьи, а тем более, его жизнь. Наверняка он попытался бы скрыть свою связь с Шанталь. К тому же, он не глуп, поэтому вполне мог придумать нечто, что дало бы ему возможность встречаться со своей метрессой и в то же время избежать сплетен и ненужного внимания. Хм-м... Но все же это может быть и не Шанталь. Но здесь точно замешана женщина. Я это чувствую. Вот только кто она? Кто?!! – Элиза принялась лихорадочно вспоминать всех женщин, которых видела рядом Альбертом в последнее время, пытаясь определить, какая из них могла привлечь его внимание. К счастью, Альберт редко посещал светские мероприятия, что значительно облегчало ее задачу. Но тут ее ждало новое разочарование: ни с одной из пришедших ей на память женщин Альберт не разговаривал более двух раз, за исключением, быть может, парочки уважаемых леди весьма почтенного возраста, которые, как ей было известно, являлись хорошими знакомыми мадам Элрой и слыли ярыми блюстительницами строгих нравов и правил приличия, а их суровые лица не допускали мысли даже об элементарном флирте, не говоря уже о совершенно неподобающей и непристойной внебрачной связи. Элиза даже представить себе не могла, что между Альбертом и одним из этих столпов нравственности могло быть хоть что-то, за исключением почтительности. К тому же, любая из этих матрон была значительно старше находящейся в довольно преклонном возрасте мадам Элрой и, как минимум, годилась Альберту в матери. Нет, сама мысль о подобной любовной связи казалась смешной, глупой и попросту невозможной. Но других предположений у нее, увы, не было. — В любом случае, что я теряю? Если между Альбертом и Шанталь ничего нет, то, что он прочтет эти заметки, ничего не изменит. Однако это разрешит все сомнения относительно их связи и позволит мне сосредоточить силы на поисках той, другой... Опять же, это навсегда вычеркнет Шанталь из его жизни, а значит, увеличит мои шансы. Если между ними все же что-то есть, то, прочитав это, Альберт наверняка положит конец их отношениям. Он слишком горд и честен, чтобы понять и простить такое... К тому же, он – глава семьи... Он может сколько угодно пренебрегать собственной репутацией, но, я уверена, он не допустит, чтобы тень позора коснулась благородного имени Эндри. Да и бабушка этого не потерпит. Может быть, он и заставил бы ее смириться с тем, что у него любовная интрижка с актрисой, но связь с женщиной, обладающей .подобной репутацией. Нет, это, право же, слишком! Здесь я могу полностью рассчитывать на бабушкину помощь и поддержку. И в любом случае Альберт будет благодарен, что я вовремя открыла ему глаза на то, что его нагло обманывают и что его драгоценная возлюбленная – всего лишь жалкая ничтожная дешевка, презренная распутница, такая же, как и Мессалина, которую она так бесподобно изображает на сцене. Может быть, потому ей так удалась эта роль. Ведь ей даже играть не нужно, всего лишь быть самой собой. Да, пожалуй, так и следует поступить. Время пришло. В любом случае, медлить больше нельзя... Война закончилась, а значит, эта мерзкая нищенка Кенди скоро вернется. А, может быть, она погибла? В конце концов, если верить газетам и военным сводкам, люди гибли там сотнями... Нет, если бы она погибла, об этом бы непременно сообщили мистеру Альберту и бабушке Элрой. В конце концов, она пусть формально, но все еще является приемной дочерью семьи Эндри. Нет, она наверняка жива, этой наглой нищей выскочке из сиротского приюта всегда везло!!! Значит, действовать нужно как можно быстрее. Я должна привлечь внимание Альберта до возвращения этого ничтожества, иначе стоит ей появиться здесь – и он, и Арчи только и будут прыгать вокруг нее, словно выдрессированные щенки с поглупевшими от счастья глазами, которым больше ничего не нужно в жизни, кроме как чтобы их драгоценная Кенди погладила их по головке да почесала за ушком!!! И тогда ни о каком внимании к другим женщинам и речи быть не может. В ее присутствии они волшебным образом забывают о правилах приличия. Ладно. К чему сейчас об этом думать? Кенди пока нет, а значит, у меня еще есть время, чтобы решить эту проблему. Нужно сосредоточиться, все как следует обдумать и действовать. Действовать быстро, но осторожно, чтобы он ничего не заподозрил. Хм-м... Ну, что ж... Вперед, Элиза! Осталось потерпеть совсем немного – и скоро все, о чем ты мечтаешь, будет принадлежать тебе. Только тебе! Включая драгоценного дядюшку Уильяма Альберта Эндри. А пока займемся мадемуазель Шанталь».