- Да. Мне нравится эта работа. Очень нравится.
Арчи улыбнулся.
- Ты не жалеешь, что уехала из Чикаго? В конце концов, там твои родители, друзья… Люди, которые заботились о тебе и всегда были готовы помочь.
- Нет, – не колеблясь ни секунды, твердо ответила девушка. – Сначала, когда я только приехала сюда, мне было немного страшно. Я даже начала сомневаться в правильности своего решения. Но когда я нашла работу, то почему-то сразу успокоилась. Словно вместе с ней я нашла и свое место в жизни. Наверное, так оно и есть. Я наконец-то нашла свое место. Цель, которую хочу достигнуть. Дело, которое мне нравится. И мне кажется, теперь я стала лучше понимать Кенди и Пати. Это очень важно – иметь цель в жизни. Мы живем, пока нам есть к чему стремиться. Кенди первой из нас поняла это и сделала свой выбор. Это неудивительно. Кенди всегда была такой. Яркой, энергичной… Она что-то искала, к чему-то стремилась. Затем Пати стала учительницей. Судя по ее письмам, это занятие ей очень по душе. Тоже неудивительно, ведь она всегда была такой умницей. И только я никак не могла сделать свой выбор. Не решалась. К тому же, я никак не могла понять, чего же мне хочется. И вот, наконец, поняла. Знаешь, – Анни снова подняла голову, глядя в распростершееся над городом звездное небо, – мне даже кажется, что теперь мы снова стали так же близки с ними, как были когда-то. Несмотря на то, что теперь мы раскиданы по разным городам. У меня такое ощущение, словно я наконец-то догнала их. И это замечательно. Может быть, я просто повзрослела?
- Может быть, – Арчи улыбнулся, но тут же вновь посерьезнел и, помолчав мгновение, добавил. – Но как бы то ни было, я рад за тебя. Я очень рад, что ты счастлива, Анни.
- Счастлива, – словно эхо повторила девушка. Длинные ресницы над глубокими темными озерами дрогнули и опустились, скрывая их выражение.
Арчи удивленно посмотрел на нее и нахмурился.
- Что случилось? – тихо спросил он, в его голосе прозвучало беспокойство. – Что-то не так?
- Нет, все в порядке, – поспешно заверила его Анни, не поднимая глаз, и улыбнулась, но улыбка вышла неестественной и натянутой. – Все хорошо, Арчи. Расскажи мне лучше о том, как дела в Чикаго. Папа пишет мне, но его письма такие короткие. А от Пати и мистера Альберта я получила лишь по одному письму, и тоже буквально несколько строк.
Арчи недоверчиво всмотрелся в лицо девушки, озадаченный и смущенный ее странной реакцией на его слова, хотя, как ему казалось, он не сказал ничего такого особенного. В конце концов, он предпочел не заострять на этом внимание, и они продолжили свой путь.
- В Чикаго все по-старому…
Спустя час…
Протяжный гудок гулко пронесся под высокими сводами вокзала, паровоз громко вздохнул.
- Ну, что ж… Мне пора, – пробормотал Арчи, ступив на небольшую площадку перед входом в вагон.
Обернувшись, он посмотрел на Анни. Она тоже смотрела на него. Сумрак ночи, разрываемый резкими, яркими бликами фонарей, странным образом обрисовывал ее черты, придав им какое-то холодно-таинственное, почти мистическое выражение. Впечатление усиливали выбившиеся из-под шляпки темные пряди волос, которые мягко шевелил изредка проносящийся над перроном ветерок, и глаза под высокими изящно очерченными дугами бровей, которые туманный полумрак превратил в огромные непроницаемо-черные озера, никогда не знавшие света.
«Она похожа на колдунью или кельтскую принцессу из древних сказаний», – отчего-то подумалось ему, но тут Анни заговорила – и наваждение растаяло, словно первый снег под жаркими лучами солнца.
- Передай привет моим родителям и мистеру Альберту. Скажи, что у меня все хорошо, – мягко произнесла она.
- Обязательно, – Арчи улыбнулся. – До свидания, Анни.
- До свидания, – Анни улыбнулась в ответ, но глаза, опушенные длинными темными ресницами, остались холодными, серьезными и спокойными, словно застывший черный лед.
Тишину разорвал второй гудок. Огромные железные колеса медленно завращались, поезд вздрогнул, фыркнул и, громыхая, пополз по рельсам. Однако Арчи остался стоять на площадке перед входом в вагон, провожая взглядом удаляющуюся невысокую стройную фигурку, неподвижно стоящую на перроне. По мере того, как поезд набирал ход, она становилась все меньше и меньше, словно таяла в холодной тьме, наполненной стуком колес, воем ветра в вышине и едва слышным шуршанием опавших листьев, яркими пятнами редких фонарей да ароматом дождя и одиночества. И внезапно Арчи ощутил острое сожаление о том, что не может видеть ее лицо в эту минуту. Поезд начал поворачивать. Но в последнюю секунду, прежде чем ее почти слившаяся с ночью фигурка исчезла из вида, Анни подняла руку и помахала ему.
«До встречи».
Арчи улыбнулся, прошел в вагон и опустился на первое попавшееся свободной место. К счастью, вагон оказался почти пустым, а поскольку час был поздний, то большинство пассажиров уже дремали и вокруг царила тишина. Арчи прислонился лбом к холодному стеклу, за которым разливалась чернильная тьма, да время от времени проносились смутные очертания облетевших деревьев и кустов, но он не замечал их. Он думал о девушке, которая осталась на каменном перроне Нью-Йоркского вокзала.
Арчи совсем не ожидал, что она так изменится, ведь с тех пор, как они видели друг друга в последний раз, прошло всего несколько месяцев. В его памяти сохранился образ хрупкой темноволосой девушки, почти девочки, с чуть грустным, наивным лицом и простодушно-открытым взглядом больших темных глаз, которая так редко улыбалась. Но девушка, с которой он случайно и так неожиданно встретился сегодня в ресторане «У Антуана» и с которой гулял по ночному Нью-Йорку, была совсем не похожа на то нежное, словно первый весенний цветок, создание, которое, казалось, стоит лишь задеть – и оно сломается и погибнет, и которое всегда вызывало у него непроизвольное и почти неудержимое желание защитить его от всего на свете. Робкая девочка, что всегда и всюду старательно соблюдала все писанные и неписанные правила, опасаясь сделать малейший неверный шаг, переживала по малейшему поводу и частенько лила слезы, которая когда-то училась вместе с ним в колледже святого Павла, жила в Чикаго и с которой он был помолвлен, исчезла, и вместо нее появилась новая Анни Брайтон – похожая и одновременно не похожая на прежнюю. Она была все так же тиха и сдержанна, но он не нашел в ней и намека на робость, чувствительность и страх сделать что-то не так. Они бесследно ушли, как и простодушная открытость ее взгляда, сменившись уверенным покоем, решительностью и неторопливостью, которые невидимой тенью сквозили в каждом ее движении, слове, жесте и даже выражении лица. Она стала резче и… сильнее. Девочка исчезла, превратившись в женщину, в которой от прежней Анни осталась только внешняя оболочка да потаенная грусть, спящая на самом дне глаз, похожих на два наполненных застывшим покоем, загадочных черных озера.
«Наверное, так и должно быть. У нее теперь новая жизнь, работа. А рядом нет никого, кто бы мог позаботиться о ней. Ответственность заставляет нас быть решительными, делает нас сильнее. Может быть, я тоже изменился, но не замечаю этого. А, быть может, она изменилась уже давно, просто я не замечал этого? Может быть и так. Мы никогда не замечаем перемен в себе или в тех, кто живет рядом. И все же… Нет, в Чикаго она не была такой. Ужасно странно и непривычно – видеть ее такой… такой уверенно-холодной и невозмутимой. Такой… взрослой. И этот странный взгляд. Вот уж воистину кельтская ведунья. Как же она все-таки не похожа на Кенди. Да уж… Если Анни похожа на друидскую колдунью, то Кенди, скорее, озорной эльф из старых ирландских сказок».
Арчи закрыл глаза, вызывая в памяти лицо любимой, но… ничего не получилось. Под опущенными веками почему-то мелькали только какие-то странно расплывчатые, словно размытые, старые образы. Краткие картины детства… Школа Святого Павла… Обрывочные, далекие, полустертые воспоминания, похожие на потрепанные и потрескавшиеся от времени, выцветшие старые фотографии, они вспыхивали на мгновение и спешили уйти в небытие. Он помнил ее. Разумеется, помнил. Но он помнил смешную девчонку с развевающейся копной вьющихся золотых волос, перехваченных красными лентами с сияющими восторгом зелеными глазами, которая лазила по деревьям, смеялась звонким смехом, бегала по холмам в сопровождении своего любимца-енота, никогда не унывала и… была влюблена в его кузена Энтони. Он помнил девочку, которая нарушала многочисленные правила школы святого Павла и совсем по-детски обижалась и злилась, когда Терруз Грандчестер называл ее Тарзаном-с-веснушками. Но Кенди больше не была маленькой девочкой. Кенди, солнечной девочке Кенди, было восемнадцать лет, и она работала медсестрой в военно-полевом госпитале, но он не мог, как ни пытался, вспомнить, как же она выглядит сейчас. Арчи нахмурился и сосредоточился, пытаясь вспомнить их последнюю встречу, но в памяти промелькнул лишь смутный образ, который внезапно заслонил другой. Девушки с черными глазами и волосами цвета ночи, ниспадающими тяжелыми прядями почти до талии, чьи черты, исполненные изящества, гармонии и тонкой красоты, казалось, были изваяны из бело-розового мрамора. Это видение было так ярко и реально, что рядом с ним призрачно-неуловимый образ Кенди, который он так настойчиво и безнадежно пытался удержать, побледнел и рассеялся, словно дым. Нахмурившись еще сильнее, Арчи попытался прогнать его, но ничего не получилось.