Конечно, Ребекка знала о том, что такое любовь. Она влюблялась в мужчин. До безумия любила свою семью — родителей и Стефана. Она любила своих друзей — и пусть чувство это было нельзя сравнить с тем, что она могла испытывать по отношению к мужчине или к своим родным, — все же Ребекка не знала, как назвать его по-другому. Однако никогда в своей жизни она не могла подумать о том, что ее сердце сможет вместить в себя столько нежности, света и тепла. И познакомиться с этим чувством Ребекке было суждено именно в тот момент, когда она, остановившись, просто не знала, куда ей идти дальше, когда она была абсолютно потеряна, разбита, растоптана. Судьба дала ей самый ясный, самый нужный ориентир, когда верить во что-то хорошее сил уже не было. Сейчас, глядя на своего сынишку, который рос так быстро, Ребекка очень хорошо понимала, для чего ей стоит жить и какой она хочет видеть свою жизнь.
Кэролайн, украдкой наблюдая за подругой, не могла сдержаться от улыбки. Может быть, Ребекка даже сама не вполне чувствовала это, но со стороны Кэролайн прекрасно видела, как она изменилась за это время, став мягче, спокойнее, терпимее, словно перестав искать что-то, обретя наконец свою мечту. И этот свет, исходивший от нее, согревал каждого, кто находился рядом с ней.
— Не ты одна, Кэр, — с улыбкой подметила Хейли, сидевшая рядом с Клаусом, положив руку ему на плечо.
— Тео любит быть в центре внимания, так что сегодня у него точно праздник, — рассмеялась Ребекка.
— За несколько минут влюбить в себя всех присутствующих девушек — далеко пойдет парень! — усмехнулся Клаус, который, аккуратно держа малыша на руках, боялся даже лишний раз пошевелиться — таким беззащитным и крохотным он ему казался.
— Солнышко голубоглазое, — с нежностью сказала Кэролайн.
Ребекка взглянула на сына, и по ее губам вновь скользнула улыбка. Как же ей были знакомы эти серо-голубые глаза… Уже сейчас, когда маленькому Маттео было всего два месяца, она понимала, как он похож на своего отца. Цвет глаз, с которым мальчик родился, не менялся в сторону другого, вопреки историям о том, как, родившись голубоглазыми, малыши со временем становились обладателями карих глаз, которые так часто слышала Ребекка: они лишь укреплялись в своем оттенке, постепенно становившемся точь-в-точь как у Деймона. Но похожи они были не только цветом глаз: от Деймона Тео перенял цвет волос, которые темнели очень быстро, несмотря на то, что он родился русым, и многие черты лица. Но сейчас, глядя на сына, который стал точным отражением Деймона, Ребекка не чувствовала боли. Она осознавала, что все сложилось так, как и должно было быть. Хотела ли Ребекка, чтобы Деймон знал о том, что у него есть сын? Хотела ли увидеть самое простое — как он читает Тео книжки, укладывает спать, гоняет с ним на велосипедах, играет в футбол? В глубине души, в тайне ото всех, оставаясь наедине с самой собой, она могла искренне ответить себе на этот вопрос: да. Наверное, сильнее всего на свете она сейчас мечтала об одном: чтобы у Маттео была семья с любящими папой и мамой. Но сейчас Ребекка, вспоминая свои слова, сказанные Деймону около года назад, понимала, насколько они правдивы: никаких «мы» не было, нет и быть не должно. Сказочный конец был не для их истории, и верить в него было бы, наверное, очень глупо. Она была совершенно иной. Именно была — и никак иначе — теперь Ребекка знала это точно. Нет, она не забыла его. Она по-прежнему любила Деймона. Любила, простив все ядовитые слова, которые он кидал ей в запале ссоры, все его поступки, все мысли, все те безумные девять лет. Любовь, которая так долго жила в душе, было неспособно убить время, и Ребекка не знала, сколько месяцев пройдет, прежде чем его имя не будет отзываться внутри беспокойным стуком сердца. Но сейчас она впервые поняла: ей хватит сил, чтобы отпустить их отношения и навсегда оставить их в прошлом. Тему отцовства она предпочитала не поднимать, объяснив близким, что с отцом Тео они расстались по обоюдному желанию. Впрочем, к этому вопросу больше никто из окружения Ребекки не возвращался, понимая, что она взрослый человек и ее личная жизнь никого касаться не должна.
Жалела ли Ребекка о том, что когда-то они с Деймоном стали друг другу настолько близкими и доверились друг другу? Она не жалела ни об одной секунде, проведенной с этим мужчиной. И причина этому была проста: теперь у нее был сын. Маленький мальчик, которого она так ждала. Малыш, который открыл для нее целый мир, о котором она раньше даже не подозревала. Она не смогла бы заменить ему обоих родителей, хотя, наверное, очень этого хотела. Но Ребекка знала точно: она сделает все, чтобы ее сын никогда от этого не страдал.
Тео на руках у Клауса потянулся и зевнул. Майклсон, увидев это, замер, как ребенок.
— Он… Он зевает, — словно не веря собственным словам, проговорил он.
Кэролайн, увидев такую реакцию всегда казавшегося жестким и сухим Клауса, рассмеялась.
— Клаус, конечно, он зевает! — воскликнула она. — Он же человек. Правда, пока очень ма-а-аленький, — с улыбкой протянула Форбс, легонько коснувшись щеки мальчика.
— И этому удивляется человек, который сам два года как отец, — хихикнула Хейли.
— Мама, и я была такой же? — удивленно спросила Хоуп, разглядывая Тео через плечо своего отца.
— И ты, — Хейли кивнула. — Когда-то такими мы все были такими.
Малышка с изумлением распахнула глаза и на протяжении нескольких секунд, не моргая, смотрела на Хейли.
— Хоуп, я тебе потом покажу фотографии. Кажется, я был еще меньше, — сказал Клаус.
— Не-е-ет, — протянула Хоуп, обняв Клауса за шею. — Ты всегда был таким. Ты же папа!
Ребята, услышав такие рассуждения девочки, не допускавшие возражений, рассмеялись. В какой-то момент Тео захныкал.
— Уже хочешь спать, да? — спросила у него Ребекка, аккуратно забрав малыша из рук Клауса и погладив по затылку. — Пойдем спать.
— Утомили бедного ребенка, — улыбнулась Хейли.
На то, чтобы уложить Тео, Ребекке понадобилось, кажется, немногим больше, чем несколько минут: он был очень спокойным ребенком и никогда не изматывал ее ни беспричинным плачем, ни какими-то другими трудностями.
— Я думала, что в Нью-Йорке погода с ума сошла, так что по улицам все чуть ли не в плавках ходят, но должна признать, Рим его опередил, — усмехнулась Кэролайн, когда друзья собрались в столовой, чтобы чего-нибудь перекусить и заодно выпить чего-нибудь холодного, чтобы немного отойти от городской жары.
— Поначалу здесь действительно трудно, тем более никакого водоема рядом нет, — согласилась Ребекка. — Но очень быстро привыкаешь.
— В Куадраро очень много зелени, наверное, поэтому жара легче переносится, — сказала Хейли.
— Именно, — кивнула Ребекка.
— Кстати, о водоемах, — вспомнил Клаус. — Ребекка, вы с Тео еще не были на море?
— Не поверишь, я буквально на днях разговаривала об этом с педиатром, — отозвалась Бекка. — С одной стороны, не хочется упускать такую возможность, живя около моря — морская соль ведь очень полезна, да и в городе, как бы там ни было, всегда душнее. А с другой — страшновато, солнце активное, мало ли что… Когда я задала ему этот вопрос, он посмотрел на меня, как на сумасшедшую, — хохотнула она. — Если ребенок здоров, итальянцы, живущие у моря, с месяца стабильно стараются приучать детей к воде. В общем-то, на меня этот разговор подействовал, поэтому в ближайшее время я как раз думала исправить это «кощунство», как выразился врач, — Ребекка улыбнулась.
— Ну вот, — Клаус развел руками, — если наши планы совпадают, почему бы всем вместе не сделать вылазку, например, в Террачину, когда прилетит Финн? Здесь, наверное, не больше часа езды будет. А за эти три-четыре дня как раз можно будет подготовиться к поездке.
— Так я, оказывается, не одна здесь люблю Террачину? — рассмеялась Ребекка.
— Террачина — это вообще что-то космическое! — воскликнула Хейли. — Белые пляжи, вода чистейшая, а самое главное — очень тихо, хотя туристов полно. Мы с Клаусом были здесь только дважды, но влюбились в это местечко бесповоротно. Кэр, как ты на это смотришь? — обратилась девушка к подруге.
