И все же в этом безумном круговороте, в этой бесконечной тревоге и страхе было что-то, что по-прежнему держало Кэролайн на плаву. То, что вопреки всему давало ей силы начинать новый день и видеть в нем лишь еще одну ступень к тому дню, который они со Стефаном однажды встретят вместе. Такое простое и такое нужное. Стефан и Кэролайн ни на секунду в жизни не пожелали бы того, что происходило с ними на протяжении этих месяцев. Однако именно сейчас они, наверное, впервые по-настоящему поняли, что они на самом деле значат в судьбах друг друга. Они любят? Наверное, эта истина была единственной реальностью для них обоих. Быть может, именно это помогло Кэролайн отпустить его прошлое и поверить в то, что оно больше никогда не вернется. Именно это позволило ей увидеть в Стефане ту сторону, которая, несмотря на то, что он день за днем убивал ее ненавистью и жаждой мести, была в нем все еще жива, — светлая, чистая, та, которая должна была победить в этом неравном бою за его душу, — и простить его за то, что он так долго жил ложью. Именно поэтому она сейчас здесь.
— Мисс Форбс, пойдемте, — полицейский легонько тронул Кэролайн за плечо, отчего та встрепенулась.
Кэролайн неловко кивнула пареньку и сделала пару шагов в сторону Маркоса, подняв на него взгляд и посмотрев ему в глаза.
— Маркос, спасибо тебе, — прошептала она.
Мужчина добродушно улыбнулся.
— Все будет хорошо, — негромко, но с невыразимой уверенностью произнес он, и уголки губ Кэролайн изогнулись в едва заметной улыбке. — Удачи.
Девушка забрала свой паспорт, данные которого один из дежурных фиксировал в специальном журнале, и бесшумно проследовала за полицейским. Они шли совсем недолго, но каждый шаг давался Кэролайн с невыносимым трудом: казалось, что ноги налиты свинцом. Руки леденели, хотя в помещении было тепло, а щеки, наоборот, словно горели огнем. Весь путь до комнаты для длительных свиданий, которые могли длиться и двадцать четыре, и сорок восемь, и в некоторых случаях даже семьдесят два часа, был для Кэролайн белым пятном: в этот момент ее словно бы выключило из реальности, и, вероятно, она бы даже не смогла вернуться обратно одна, без сопровождающего, если бы это понадобилось.
Однако сознание, словно освещенное какой-то яркой вспышкой, прояснилось в одну секунду. И секунда эта прошла сквозь тело и душу электрическим током в тот момент, когда она вновь увидела его глаза.
Во взгляде Стефана уже не было того испуга, который Кэролайн читала в его глазах, когда они встречались в следственном изоляторе. Однако он все так же жадно вглядывался в ее глаза, не моргая, кажется, даже не дыша, словно не до конца веря в то, что все это не сон. И именно в этот момент, просто заглянув в эти зеленые глаза, Кэролайн почувствовала, как ледяные пальцы начинают теплеть, а страх испаряется, словно облако дыма, так, будто никогда не было этого безумного месяца бессонных ночей, слез в подушку и немого крика. Все мысли, терзавшие ее до этой секунды, сейчас в одно мгновение стали чем-то маленьким, не значащим совершенно ничего. Осталось лишь одно чувство, которое кровью растеклось по венам, дошло до самого сердца, стало единственным важным на этот момент: она пришла сюда не зря. Потому, что Кэролайн узнала эти глаза. Глаза, которые словно принадлежали не взрослому мужчине, а шестнадцатилетнему мальчишке, еще умеющему мечтать. Глаза, ласковый взгляд которых Кэролайн так часто искала по утрам. Глаза, которые она так любила, и которые заблестели в ту секунду, когда Стефан понял: она по-прежнему с ним.
Невероятная легкость, когда кажется, что еще немного — и ты полетишь, хотя крыльев за спиной и не имеешь. Когда так сильно хочется улыбаться, а почему, — не понимаешь и сам. Когда застывшая душа оживает. Можно ли испытывать все это здесь, в серых стенах колонии, от которых так веет холодом? Теперь Кэролайн понимала: можно. Потому, что она сама переживала это сейчас.
Тяжесть в мышцах сменилась приливом сил, но Кэролайн даже не чувствовала, как сделала первый шаг. Она не бросалась Стефану в объятья, наоборот, шла очень медленно, почти бесшумно. Но с каждым следующим шагом она все яснее осознавала реальность: этот день будет только их. И пусть он пройдет в месте, которое Кэролайн ненавидела всем сердцем. Пусть скоро их ждало расставание, которых в их жизни будет еще много. Главное — сейчас они рядом.
По губам Стефана скользнула обессиленная, но искренняя благоговейная улыбка. Он сделал несколько шагов, и в следующее мгновение Кэролайн почувствовала тепло его тела. Сердце, только-только, казалось, успокоившееся, забилось с новой силой.
Стефан прижимал Кэролайн к себе так крепко, словно хотел в эту минуту вложить все, что он чувствовал на протяжении этих месяцев, когда они были лишены возможности даже слышать голоса друг друга, не искаженные помехами в трубке… Когда они не могли друг друга просто обнять, хотя сейчас оба понимали, как сильно им на самом деле это было нужно. Он отчаянно хотел укрыть ее ото всех, показать, что уже никому и ничему не под силу будет забрать ее у него.
Когда, наконец, спустя несколько секунд Стефан отстранился от Кэролайн, он взял в ладони ее лицо. Еще несколько минут назад слезы душили ее, когда она видела эти черные решетки. А теперь она улыбалась. Так искренне, так светло, так по-детски — как раньше.
— Я так скучал по тебе, — одними губами прошептал Стефан.
— Мне очень многое нужно тебе рассказать, — произнесла Кэролайн, накрыв его руки своими ладонями.
Стефан ничего не сказал, а лишь вновь улыбнулся и с уверенностью кивнул.
Он будет слушать ее взахлеб до поздней ночи, не перебивая, не говоря ни слова, лишь не отводя взгляд от ее глаз. Кэролайн расскажет ему обо всем. О том, как за такое короткое время семья Майклсонов стала для нее такой родной и близкой. О том, как они все вместе на прошлых выходных ездили в Монтклер и гоняли по его зеленым аллеям на велосипедах. О том, что вчера звонила Ребекка, и о том, что у нее все хорошо. А еще о том, что спустя время кто-то будет называть его дядей Стефаном.
А пока хотелось самого простого: вновь прижать Кэролайн к себе, обнять так сильно, чтобы услышать такое знакомое — «Стефан, ты меня раздавишь!». Целовать ее. И, слыша, как она смеется, чувствовать, что спасение все же есть.
— А кто у нас такой серьезный?
Кэролайн взяла в руки крохотный кулачок малыша, внимательно наблюдавшего за ней, удобно устроившись на руках у Клауса так, чтобы ему было видно все, что происходит в помещении, и хмурившего брови. Однако прошло всего несколько секунд, и его серьезный настрой сменился искренней широкой улыбкой, когда Кэролайн взяла его за руку.
Клаус, Хейли, Ребекка и Кэролайн сидели на балкончике небольшого дома, снятого Ребеккой в Куадраро — очень уютном зеленом жилом районе Рима, которого не касалась туристическая суматоха, но внутри которого, тем не менее, кипела своя жизнь. Жаркое итальянское лето было в самом разгаре, и старые друзья, как только у них появилась возможность, купили билеты на ближайший рейс в древнюю столицу, чтобы поздравить Ребекку, наверное, с одним из самых важных событий в ее жизни и наконец познакомиться с новым членом семьи Сальваторе — маленьким Маттео, который сейчас целиком и полностью завладел всеобщим вниманием и не переставал удивлять Хоуп, которая с интересом разглядывала его, впервые в жизни видя таких маленьких детей. Впрочем, даже сейчас компания была не полной: Финн, с чьей семьей давно дружили Стефан, Клаус и Ребекка, так и не сумел разобраться со своими рабочими делами так быстро, поэтому его прилета ребята ожидали через три дня.
— Боже, Бекс, кажется, я влюбилась, — сказала блондинка, которая теперь понимала, как мало ей нужно для того, чтобы стать похожей на растаявшее мороженое.
Ребекка улыбнулась. Понять Кэролайн ей было легко: она сама почувствовала что-то очень похожее два месяца назад, в тот самый момент, когда впервые взяла на руки своего сына. Именно в эту секунду ее жизнь разделилась на «до» и «после» — и это не просто красивые слова.
