— Я думала, ты снова начнешь кричать, — как-то по-детски признается Елена, чем снова вызывает на лице Деймона улыбку.

— Ты не отпрянула, а блокировала мой удар. Как смогла, абсолютно неправильно, но все же ты сделала это. А значит, ты услышала то, о чем я говорил тебе вначале.

Елена не признается себе в этом, но слышать такие слова от Деймона приятно, и, незаметно даже для нее самой, они вселяют в нее еще больший энтузиазм. Тренировка продолжается, Деймон учит Елену правильно двигаться по рингу, и она ловит себя на мысли, что ей безумно нравится, как он делает это сам. На ринге Деймон напоминает пантеру: он передвигается очень быстро, но в его действиях нет суетливости — каждое его движение очень уверенно, это давит на противника, а он пользуется этим, еще больше путает, окончательно сбивая с толку.

— Ну, комбинируй удары! — кричит Деймон, и Елена снова идет в атаку, сначала нанеся ему несколько прямых ударов в голову, меняя руки, а затем попробовав апперкот туда же.

И если прямые удары Деймону удается с легкостью отразить, то апперкот, который он показывал Елене лишь однажды и хотел оставить на следующее занятие, когда она полностью освоит прямые удары, оказывается для него полной неожиданностью, и он, поставив неумелый блок предплечьем, пошатнувшись, уходит немного в сторону.

— Я в ступоре, — смеется он. — Даже не знаю, материть тебя или хвалить.

— В каком смысле? — непонимающе бормочет Гилберт, стараясь восстановить дыхание.

— С одной стороны, ты молодец, если поняла, что я не ожидал от тебя апперкота и воспользовалась этим. А с другой — какого хера? Я показывал тебе его всего лишь один раз. Один, Елена, и этого крайне мало для того, чтобы показать нормальный удар. Если бы сейчас был реальный поединок, твой соперник, скорее всего, одной рукой отбил бы эту атаку, — Деймон берет руку Елены и медленным движением, не применяя силу, показывает на ней это, как бы ударяя сжатой в кулак ладонью по ее кулаку, — а другой рукой наградил бы тебя боковым. И блок ты поставить уже не смогла бы — просто не успела бы.

— Прос… — Елена замирает на полуслове, когда ловит на себе пристальный взгляд Деймона, который ясно дает понять, что он ожидает услышать от нее не это. — Апперкот пока использовать не буду.

Деймон одобрительно кивает, и Елена действительно забывает про апперкот до того момента, пока к концу занятия он не переходит на грушу и не показывает девушке на ней сначала апперкот в голову, а затем — удар еще сложнее и опаснее — в туловище.

— Переноси большую часть веса на правую ногу, — учил Деймон, показывая на своем примере. — После этого резко посылаешь правый кулак к груше. Ты должна направить его вперед и немного вверх, — он медленно делает соответствующее движение и краем глаза наблюдает за реакцией Елены: та внимательно смотрит и, судя по всему, старается запомнить. — Одновременно с движением кулака отталкиваешься правой ногой, — Сальваторе для пущей наглядности похлопал себя по ней, — и дополняешь всю эту красоту движением туловища — ты должна резко бросить его вперед справа налево и в конечном итоге перенести вес тела с правой ноги на левую. После того, как нанесешь удар, возвращайся в исходное положение и быстро ориентируйся по ситуации: скорее всего, соперник опустит руки, и тогда его можно будет нокаутировать серией ударов в голову. Здесь уже можно будет обойти прямыми.

Деймон делает паузу, пристально посмотрев на Елену, а затем спрашивает:

— Все понятно?

Гилберт неуверенно кивает.

— Значит, работай.

Елена старается повторить все в точности, как показывал Деймон, но усталость и боль в мышцах, которая еще не прошла после предыдущей тренировки, дают о себе знать, и весьма неплохая координация, которую она показывала в середине занятия, сейчас заметно ухудшается.

— Локоть рабочей руки должен быть впереди!

Елена раз за разом повторяет удар на груше, но это начинает казаться даже сложнее, чем при поединке с реальным соперником. Елена тратит последние силы на удары, чувствуя боль в руках, но груша лишь покачивается и начинает видеться каким-то непреодолимым препятствием.

— Спину выпрями, — просит Деймон и, подойдя к Елене, крепко сжимает ее плечи и отводит их назад, заставляя выполнить приказ. По распаленной коже словно бы пускают заряд тока, и проигнорировать это ощущение и продолжить тренировку становится сложно.

В какой-то момент Елена останавливается, чтобы перевести дыхание, обняв грушу двумя руками, и просит дать несколько минут, чтобы отдохнуть. Но Деймон видит огонек азарта в ее глазах и убеждается в том, что все это он затеял не зря, пусть даже пока Елена совсем не привыкла и вынуждена сдерживать свое недовольство. Теперь он отчетливо понимает: она сама захотела победить свой страх и с интересом вступила в этот поединок.

Елена старается не выражать каких-то негативных эмоций, и теперь из ее груди вырывается только крик, когда она удар за ударом бьет грушу, пытаясь отработать точность. И почему-то каждый раз, когда Деймон слышит это, его кожа покрывается мурашками. Теперь он ясно понимает: женщины и боевые искусства — это не грубо. Это безумно сексуально.

Деймон по-прежнему кричит на тренировке, но теперь делает это меньше, чем в прошлый раз, и его глаза уже не горят таким раздражением. Это успокаивает Елену, и домой они возвращаются в приподнятом настроении.

Непривычные нагрузки сказались на организме, поэтому идти куда-то или организовывать активный досуг желания не было. День прошел в размеренном режиме, позволив и Елене, и Деймону немного отдохнуть.

Все время, что Елена и Деймон жили в Лос-Анджелесе, Елена хотела спросить его о гитаре, которую она увидела лежащей на диване в гостиной в первый день своего пребывания здесь, но, как бы банально это ни звучало, не предоставлялось возможности. Однако этим вечером интерес все-таки взял свое, и Елена осмелилась озвучить вопрос, который уже давно не давал ей покоя.

— Деймон, ты ведь умеешь играть на гитаре, да?

Деймон, в этот момент листавший какой-то документ на ноутбуке, отвлекся от чтения перевел взгляд на Елену, которая с интересом рассматривала гитару.

— Да, — с усмешкой ответил он. — Что, неожиданно?

— Честно? Да, — призналась Елена. — Не знаю, просто мне казалось, что тебя вообще искусство… Не очень привлекает.

— Я научился играть на гитаре лет в тринадцать, — пожал плечами Сальваторе. — Тогда меня научил этому Грейсон, и я не задумывался особо, как мне к этому относиться и чем обусловлена моя тяга к музыке. Мне просто нравилось это.

Елена вдруг подняла взгляд на Деймона и, посмотрев ему в глаза, спросила:

— Деймон, а ты можешь… Сыграть что-нибудь?

По губам Деймона скользнула усмешка.

— Ты серьезно этого хочешь?

— Очень.

Деймон на протяжении нескольких секунд внимательно смотрит на Елену, а затем встает из-за стола и садится на диван рядом с ней. Взяв в руки гитару, он играет несколько аккордов, проводя пальцами по струнам, а затем еще какое-то время молчит, видимо, думая над тем, какую композицию можно сыграть. Наконец, он снова касается струн, и Елена чувствует, как внутри все замирает. Она не очень хорошо разбирается в музыке, но уже с первых аккордов понимает, что мелодия, которую выбрал Деймон, — испанская. Очень медленная, нежная… И такая печальная. Его игра завораживает Елену с первых секунд, но, когда Деймон негромко начинает петь, ее кожа покрывается мурашками. Его голос удивительно мягкий, бархатный, немного хриплый, почему-то очень успокаивающий. Догадки Елены подтверждаются: это испанская песня. Она, словно маленький ребенок, с интересом слушает, как он произносит иностранные слова.

Почему-то именно сейчас Елена замечает, что Деймон слегка шепелявит, но даже этот дефект речи добавляет его исполнению очарования, делает его каким-то более естественным. Она слышит слова, знакомые, наверное, многим из тех, кто даже не знает испанский, — historia, amour, soledad, — и по ним она догадывается, о чем может рассказывать эта композиция, которая доводила ее до дрожи. Елена, не отрывая взгляд, наблюдает за Деймоном и понимает, что он сейчас не здесь. С этой песней у него связаны какие-то свои, очень дорогие ему воспоминания — она видит это по его глазам. Эта песня словно бы уносит его в другое время. И в то же время она остается единственной нитью, связывающей его в данный момент с Еленой. Она забывает о том, какой он на самом деле, и сейчас почему-то отчетливо видит в нем пятнадцатилетнего подростка, быть может, играющего на гитаре эту же мелодию, сидящего на пирсе около моря и мечтающего о чем-то. И Елену отчего-то не покидает ощущение, что Деймон чувствует то же самое.