И самое гадское – его нельзя с курса пилотирования отчислить, так как курс не профильный, в основную программу обучения не входит и является добровольным. А этот… упертый тип точно придет сдавать зачет и в десятый раз точно. А перед этим заново проходить все этапы подготовки по теории, часы налета и зачет на тренажере. И опять ей с ним мучиться, поскольку в этом году он один из трех «добровольцев», записавшихся на курс пилотирования. Причем один уже сдался и бросил, а второй сдал и курс окончил. Вот и получается, что ходячая катастрофа Жестянкин является ее единственным и основным учеником на этот год. И с завтрашнего дня они будут проходить этот курс в юбилейный десятый раз! Господи, помоги, спаси, помилуй и дай ей сил не прибить это недоразумение, с упорством, достойным лучшего применения, штурмующее непростую науку управления летательным аппаратом класса «универсал» атмосфера-космос.

– Ну как это у тебя получается? Ну вот как? Мы же с тобой это все уже столько раз отрабатывали! Этот маршрут тебе уже во сне должен являться, сколько раз ты его на тренажерах проходил! Ну почему, почему ты не можешь сдать этот проклятый зачет! – продолжала возмущаться инструктор.

Звали ее Валаньева Анастасия Константиновна. И сама она являлась буквально «вчерашней» выпускницей Новопитерского Высшего военного летного училища, по распределению (и по протекции мамы – не последнего человека в военном ведомстве, причем о протекции сама Анастасия не знала и считала, что ей просто «не повезло») попавшая в качестве инструктора в Кадетское училище на курс, который не пользовался большой популярностью из-за высоких требований по здоровью и соответствующих им нагрузок. Кадеты-связисты особенным физическим здоровьем и данными не блистали. Блистающие шли сразу в пилоты и десант, а не в связь.

Но и тут находились исключения. И одно из них стояло сейчас перед Анастасией Константиновной. И звали его кадет Жестянкин Леонид Васильевич.

Он стоял, понурив голову, и осторожно поглядывал на девушку из-под бровей. Валаньеву нельзя было назвать такой уж ослепительной красавицей, нет. Но, безусловно очень симпатичной она была. И смотреть на нее было приятно, даже под такие слова: раскрасневшаяся, слегка встрепанная, возбужденная и часто глубоко дышащая в летном комбинезоне «слегка не в порядке», как можно назвать расстегнувшуюся «чуть дальше» положенного уставом молнию на груди, открывающую завораживающий вид на соблазнительное декольте девушки. А «достоинства» в этом декольте прятались хорошего такого второго размера.

– Ну что с тобой делать, Леонид! Ведь девятый раз уже! – поутих наконец боевой запал девушки.

Она вообще не умела долго злиться. Особенно на Жестянкина. На него никто не умел долго злиться. Слишком открытый, веселый и непоседливо-непосредственный, потрясающе жадный до жизни мальчишка, умеющий улыбаться так, что губы собеседника сами собой начинают разъезжаться в ответной улыбке.

– «Понять и пррростить?» – ответил древней как мир шуткой Жестянкин и улыбнулся. – Никто же не пострадал, Анастасия Константиновна?

– Только мои нервы, – уже окончательно успокоившись, ответила девушка.

– Снова сначала, да? – осторожно, с непонятной надеждой спросил он.

– Нет, – ответила она, чуть подумав. – В этот раз я заберу тебя на две недели на орбитальную станцию подготовки пилотов-истребителей НВВЛУ. Если уж там из тебя пилота не сделают, то это невозможно в принципе!

– На орбитальную станцию?! – восхищенно округлил глаза Жестянкин. – А вы и правда это можете?!

– Не скажу, что легко, – вздохнула она. – Но думаю, что могу. Ты-то сможешь догнать потом программу обучения? Сумеешь досдать экстерном хвосты за две недели?

– Конечно! Я уже так делал, чтобы на конкурсы скрипачей попасть!

– Скрипачей? – удивилась она. – Ты умеешь на скрипке играть?

– Немного, – смутился Жестянкин и отвел взгляд в сторону.

– И чего смущаешься? – улыбнулась девушка. – Это же хорошо. Возьми с собой скрипку, сыграешь мне как-нибудь. Там же не целый день занятия! – Парень, все еще смущаясь, молча кивнул. – Ну, беги, собирайся!

– Слушаюсь, товарищ лейтенант! – вытянулся по стойке «смирно» Жестянкин, козырнул и выполнил команду инструктора буквально.

– Ну что, дождались?! «Черное Солнце»-таки нанесло удар, а мы до сих пор практически ничего не знаем! – повысив голос, начал высказывать вошедшему мужчине с планшетом его собеседник, сидящий за столом. – Полтора года вы мне твердите: «Работаем, работаем, работаем»! А результат – ноль! Даже меньше, чем ноль! Минус! – Он опустился в свое кресло и закурил. – Я чего-то не пойму: у вас орбитальную станцию Высшего военного училища захватили, а вы спокойны, словно удав.

– Что вы! – улыбнулся мужчина с планшетом. – Очень волнуюсь, что нам опять не останется живых террористов для работы.

– Живых террористов? – удивился первый мужчина. – А живых курсантов? В случае штурма орбитальной станции, по расчетам аналитиков, до двух третей заложников погибнет: часть от разгерметизации отсеков, часть от применения тяжелого вооружения, без которого штурм невозможен.

– Я советую максимально оттянуть штурм станции. Создать видимость подготовки, стянуть силы, начать переговоры, ультиматумы… Но сам штурм не начинать.

– Все-таки я чего-то не знаю. Что заставляет вас быть столь самоуверенным, подполковник? – затянулся и медленно выпустил дым в воздух мужчина, сидящий за дубовым письменным столом.

– Там Кашим, товарищ полковник, – тихо ответил мужчина с планшетом.

– Земля им пухом, – затушил в пепельнице недокуренную сигарету сидящий в кресле и вмиг успокоившийся мужчина. – Передайте на станцию открытым текстом: «Кашим, фас!».

Отбыть на орбитальную базу только вдвоем с Жестянкиным Анастасии Константиновне не удалось. Нет, поначалу все шло нормально: бывший начальник курса ответил на звонок бывшей курсантки Валаньевой и легко согласился «поучить летать ее непутевого ученичка». При этом улаживание вопросов с командованием базы взял на себя.

Сложность возникла, когда Анастасия Константиновна отправилась к начальнику училища отпрашивать кадета Жестянкина в командировку для обучения пилотированию на базу подготовки пилотов.

Там выяснилось, что у Сомова есть дочка, на полгода младше Жестянкина, страстно желающая стать пилотом. А заодно и то, что либо лейтенант Валаньева берет с собой двух учеников, либо не берет никого и сама никуда не летит. Дочку Сомова звали Сашей. Была она на полголовы выше Жестянкина и совсем не похожа на отца. Тот был блондин с голубыми глазами и с легкой горбинкой на носу. Она же шатенка с карими глазами и прямым, слегка курносым носиком. На этом различия не заканчивались: Сомов-старший напоминал грозовую тучу, часто хмурился и редко улыбался. Сомова-младшая много двигалась, много улыбалась, хлопала длинными ресницами, и от улыбки ее на щеках играли озорные ямочки.

Леонид неожиданной попутчицы стеснялся. Непривычен он был к обществу девчонок. Что в детдоме, что в училище круг его общения состоял из лиц одного с ним пола. Единственное исключение как раз и составляла Анастасия Константиновна. Так что о том, как себя вести, что говорить и что делать, он не знал совершенно. Часто краснел, путался в словах и прятал за спину чехол со скрипкой.

Валаньева смотрела на все это и только подсмеивалась. Ей не терпелось уже попасть в свою альма-матер, в училище, в котором прошли пять лет ее жизни, с которым связано столько воспоминаний, забавных случаев и веселых историй.

Встретил на станции их лично Феофанов Василий Геннадьевич. Майор Феофанов, занимающий должность начальника курса у нынешнего состава обучающихся на станции пилотов. Тот самый человек, что в свое время учил летать саму Валаньеву. И, что примечательно, научил!

Им троим выделили каюты, дали время разложить вещи, и начались занятия. Именно так, с ходу: теория, тренажеры, тренажеры, снова теория и опять тренажеры. Полетать на настоящих, пусть и учебных, истребителях им разрешили на третий день. К концу недели они уже проводили в них по восемь-десять часов кряду, отрабатывая летные упражнения, фигуры и задачи. Сомова блистала, Жестянкин в своем непередаваемом стиле тупил, повергая в предынфарктное состояние работающих с ним инструкторов.