— Это гены твоей безумной тетки, — прошипела мисс Гринграсс.

Профессор продолжила, сделав вид, что не услышала.

— Я еще раз повторю специально для вас, мистер Малфой, ваш сын совсем неглупый. Его очень хвалит профессор Слизнорт, у него определенные успехи в астрономии и истории магии, признаюсь, это единственный студент за последние двадцать лет, который может на С.О.В. по истории магии получить Превосходно. Более того, это единственный студент, за последние сто лет, которого профессор Бинс знает в лицо и помнит по фамилии. Уход за магическими существами тоже дается ему легко, профессор Хагрид отзывается о нем исключительно хорошо.

— Тогда в чем проблема, если он такой молодец, профессор?

— В том, что когда дело доходит до практического использования волшебной палочки, ваш сын значительно отстает от своих однокурсников.

— Я же объяснял, он ау…

Профессор просто взорвалась, крикнув так, что мы со Скорпиусом лбами стукнулись, когда услышали это в Удлинитель ушей.

— Скорпиус — необычайно добрый и светлый ребенок! — с вызовом сказала она. — Да, на моих уроках он так и не сумел выполнить простейшие чары, превращающие спичку в иголку, но на том же занятии он одним случайным взмахом палочки наводнил класс, а затем и весь этаж кроликами, исполнив это настолько четко, что весь педагогический коллектив несколько часов пытался снять заклинание. Это единственный студент на своем курсе, способный оживить картинку из книги одним прикосновением. Магия вашего сына на уровне инстинктивной, как это бывает у детей, еще не поступивших в Хогвартс, а вы, вместо того, чтоб помочь Скорпиусу стать талантливым волшебником, а у него для этого все задатки, тыкаете его носом в неполноценность, на мой взгляд, совершенно неоправданную!

— Она меня похвалила, — смутился Скорпиус. — Не зря я ей на Рождество канарейку подарил.

— Прошу прощения, — с легким вызовом произнесла миссис Малфой. — Это каким же образом мы должны помочь сыну, если для этого есть школа?

— Вы контролируете выполнение каникулярного задания? — ядовито спросила профессор. Вопрос был явно риторическим. — Даже осмелюсь спросить, открывает ли ваш сын летом хоть какие-нибудь учебники?

— Ему пятнадцать, — произнес мистер Малфой. — Он достаточно взрослый, чтоб самостоятельно заниматься.

— Но он этого не делает.

— Ну не стоять же мне над ним!

Послышался скрип стула и шаги, поэтому мы со Скорпиусом быстро свернули Удлинитель ушей и отскочили на несколько метров от кабинета, приняв совершенно непринужденные позы, словно забрели на этаж случайно.

Когда же Малфои вышли из кабинета, вернее были «вежливо вытолканы» деканом Гриффиндора, Скорпиус чуть вскинул брови.

— Зачем ты подслушивал? — спросил мистер Малфой, когда его бывшая супруга несмотря на попытки сына увернуться, чмокнула его в лоб.

— Потому что это бесплатно, — протянул Скорпиус. — Я бы еще с тобой поговорил, но нам с Альбусом пора планировать круциатусный теракт в Большом зале, который я думаю осуществить в ближайшие выходные, потому что я опасный аутист.

— Скорпиус, не начинай все перекручивать.

— Слишком много сложных слов, — свел глаза к переносице Скорпиус. — Я ведь слабоумный. Ал, пошли, мне давно пора напомнить Гриффиндору, что я из семьи Пожирателей смерти и устроить в башне побоище.

*

Не знаю, зачем я это все вспомнил. Может из жалости, может, уверяя себя в том, что Скорпиус стал таким необычным не по своей прихоти. Может, и скорей всего, потому что на часах — десять утра, а я уже пьян, задумчив и склонен к глубоким рассуждениям на вечные темы.

Я сидел на кафеле, облокотившись на ванну, в которой принимал формалиновые процедуры труп моего заклятого друга. Потягивая бренди из бутылки, я выглядел, наверное, сонно, устало и жалко одновременно.

Краем глаза я видел экран телевизора, но картинка перед глазами плыла, тем более, что очки лежали рядом на кафеле, поэтому выпуск утренних новостей, повторяющихся каждые полчаса, я слушал уже в третий раз.

— Мистическая трагедия в самом центре Лондона сгрудила у дома номер семнадцать по Шафтсбери-авеню всю полицию округа, — вещал диктор. — Полиция обнаружила на крыше дома тридцать девять тел, половина из которых до сих пор неопознанны. С подробностями моя коллега, Нора Пейдж. Нора, как слышно?

— Спасибо, Эдвард, — заговорила корреспондент. — То, что сейчас происходит на Шафтсбери-авеню нельзя назвать иначе, как тихий ужас. Напомню, что все началось со звонка жительницы дома, Дебби Милтон в полицию в связи с человеческой ногой, свисающей у нее над окном. Полиция приняла звонок за шутку, но когда полицейские все же прибыли, чтоб успокоить женщину, шутки закончились, потому как на крыше было обнаружено тридцать девять тел! Повторяю, тридцать девять тел оказалось на крыше дома в самом центре города! Что удивительно и пугающе, никто из жильцов не слышал шума, выстрелов, криков и прочих подозрительных звуков…

— Что говорит полиция, Нора?

— Полиция прорабатывает сразу несколько версий: от серийного убийцы до теории заговора, исходя из того, что тела могут нести некий скрытый смысл и являются посланием. Подробности мне не сообщают — на месте работают эксперты и выход на крышу строго запрещен.

— Спасибо, Нора, держи нас в курсе дела. Свою версию произошедшего высказал и глава Скотланд-Ярда…

Я вздохнул и снова откинулся назад, стукнувшись головой о ванну.

— Это все из-за тебя, — прошептал я, стряхнув в чайное блюдце сигаретный пепел. — Даже мертвым ты создаешь нешуточные проблемы, Скорпиус. Это твоя карма.

Мне не ответили.

— И на все это я иду ради тебя. Цени это.

«Ал, ты идешь на все это ради себя. Ради Луи, которого жалеешь, которому тебе стыдно в глаза посмотреть, которому так нужен кто-то, кто поймет его. Ради гробовщика, который разровняет пустую могилу Скорпиуса и заселит в нее нового покойника. Ради кого угодно, но не ради Малфоя» — заверил внутренний голос.

«Заткнись, не порти момент, тупая совесть» — подумал я.

Снова прижался затылком к холодному чугуну ванны.

Ванна красивая, как в старых фильмах — большая, широкая, на позолоченных ножках. Пахла формалином и затхлостью.

В ней часто лежала Доминик, а ее рыбий хвост, казавшийся мне всегда громоздким и негибким, свисал с бортика ванны. С него стекала вода, удивительно, что мы соседей ни разу не затопили, иногда кафельный пол был усыпан красивыми перламутровыми чешуйками размером с человеческий ноготь.

Сейчас в ванне лежал Скорпиус, далеко не такой сказочно красивый, как рыжая русалочка, моющая длинные волосы шампунем.

И снова мысли в тупик зашли, поэтому я, все еще слушая новости, сделал глоток из бутылки.

— Моя жизнь как эта ванна, — протянул я, обращаясь к покойнику. — Ты в ней развалился, никому, кроме меня не нужный, гниешь в ней, такой омерзительный, а выкинуть тебя никак нельзя, несмотря на реакцию общества и проблемы с правоохранительными органами.

— Это очень глубокая фраза, Поттер, — послышался знакомый голос.

Я лениво повернул голову.

— Трансгрессировать в чужое жилье неэтично, — сказал я, нацепив дрожащей рукой очки на переносицу.

— Неэтично во время чаепития хозяйку коровой назвать, — сказал Наземникус, забрав у меня бутылку. — Ты спал сегодня?

— Да куда там. У меня в ванной — труп, на крыше — трупы, если об этом узнают — труп я. Попробуй уснуть.

Сев на кафель рядом со мной, Наземникус вытащил из внутреннего кармана сложенный номер «Ежедневного Пророка».

— Почитай-ка.

Я развернул газету.

И первое, что увидел — огромные мерцающие на странице буквы заголовка «ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ».

Статью написала Рита Скитер.

— Ой все, — не став даже читать, сказал я. — При всем уважении к твоей престарелой любовнице, ее статейки читать невозможно.

— А ты почитай.

Я снова развернул газету.

Девяносто девять мертвых тел на крыше дома в самом центре Лондона — вот что сгрудило вокруг себя все средства массовой информации, как магические, так и магловские. Что же произошло ночью? Является ли эта ужасающая головоломка результатом беспредела магловской правоохранительной системы или же свидетельствует о возрождении Геллерта Гриндевальда, который…