Вырвавшись из объятий отца, который слово в слово, кроме строчки о «выпей, легче станет», повторил речь Наземникуса, я, заверив родителей, что не собираюсь от скорби бросаться под поезд, протиснулся ближе.
— Насколько тяжело переживать утрату, не успев за то короткое время, выделенное вам с мистером Малфоем Богом, стать полноценной семьей, продолжить род и доказать друг другу свою верность? — умаслено спросила белокурая репортерша, уже выцепив Доминик. Ядовито-зеленое перо репортерши уже что-то черкало в блокноте, несмотря на то, что моя кузина и рта не успела раскрыть.
Луи, завидев в толпе, как кто-то уже пытается донимать его сестру расспросами, ринулся было вперед, несмотря на то, что рисковал попасть под взор своих родителей, стоявших неподалеку, но в этом не было нужды. К Доминик подоспела подмога, более устрашающая в магическом мире, нежели молодой оборотень.
— Пошла отсюда, Рита, — пророкотал Люциус Малфой, который оказался за спиной Доминик так неожиданно, что девушка вздрогнула. — Тебе здесь не рады.
— Господин министр, вы препятствуете репортажу?
— Вон, — сквозь стиснутые зубы прошептал министр, взяв Доминик за локоть.
Рита Скитер, поджав губы, оскорбленно прижала к груди блокнот и зашагала прочь, подыскивать жертву подальше от глаз Малфоев.
Я не стал подслушивать, о чем министр говорил с Доминик, хотя, не спорю, было интересно, но мой взгляд был прикован к гробу. Нет, я не подсчитывал количество букетов, разложенных вокруг, не наблюдал за тем, как незнакомый мне коротышка с козлиной бородкой репетирует прощальную речь, я, разинув рот, смотрел на то, как на крышке собственного гроба по-турецки сидит Скорпиус Гиперион Малфой и смотрит в сторону родителей.
«Ты пьян» — подумал я. — «Ты просто пьян».
Будь он призраком, его бы видели все. Да и призраки не такие… цветные.
Но, осмелев, я решил сделать шаг навстречу собственной галлюцинации. Приблизившись к гробу (мой отец воспринял это понимающим кивком), я упер руки в крышку, дабы со спины казался скорбящим и, не поворачивая голову, тихо произнес:
— Я тебя вижу.
— Ну слава Богу! — простонал Скорпиус, придвинувшись ко мне. — Я уже думал, это какой-то заговор.
Я моргнул.
— Я тебя вижу, — повторил я.
— Я тебя тоже, — заверил Скорпиус и протянул длинные пальцы к моей ладони.
Прикосновение не состоялось — пальцы прошли сквозь меня, не причинив ничего. Ничего, что сказало бы мне, что до меня дотронулся призрак.
— Ты умер?
— Вполне возможно, — кивнул Скорпиус.
— И ты так спокойно об этом говоришь? — вскинул брови я.
— Выхода нет только из гроба, так что… — хотел было сфилософствовать Скорпиус, но задумался. — Неудачная фраза.
— Почему я вижу тебя? — поинтересовался я.
Скорпиус пожал плечами.
— Я с ума схожу?
Снова пожал плечами.
— Где гарантия, что ты не плод моего воображения? Алкогольный воображаемый друг? — не унимался я, хотя, знал, что и при жизни Скорпиус на такие сложные вопросы никогда бы не ответил.
— А вот она, твоя гарантия, — шепнул Скорпиус, кивком головы указав куда-то влево.
Я обернулся и, прижавшись к гробу, осмотрел толпу, пытаясь понять, что хотел показать мне Скорпиус.
Казалось бы, это — искать иглу в стоге сена.
Но моя «игла» нашлась моментально.
Там, на расстоянии от своих родителей, у чьего-то надгробия, замер Луи, чьи рыжие волосы были своего рода опознавательным знаком, и смотрел в ту сторону, где сидел Скорпиус.
— Нет, — прошептал я.
Скорпиус усмехнулся и, вскочив на ноги, прошелся из стороны в сторону. Луи проводил каждый его шаг поворотом головы.
Я только хотел было что-то сказать (или добежать до кузена и поговорить, не помню), как незнакомый никому, даже кажется, Малфоям, коротышка с бородкой, одетый в расшитую сверкающими нитями мантию, взгромоздился на помост и, дождавшись тишины, раскрыл папку с речью.
— О боги, — прошептал Скорпиус и закрыл лицо руками.
Я понял, что сейчас будет и, поспешил спуститься к гостям.
— Вчера Смерть увела за собой талантливого юношу, могущественного волшебника, молодого супруга, любящего сына и внука, — проникновенно заговорил низкорослый волшебник, жестикулируя волшебной палочкой.
— Ну что ты несешь? — взвыл Скорпиус. — Ты кто вообще такой?
— Чистое сердце Скорпиуса Малфоя остановилось вчера вечером, как остановилась отныне и жизнь его безутешной семьи, вместе с которой скорбит сегодня каждый из нас…
От такого откровенно бреда я не удержался и закрыл лицо рукой.
— Поплачь, поплачь, легче будет, — послышался позади голос Наземникуса.
— Слезы боли и горечи проливают сейчас все те, кто знал и любил этого светлого человека… — вещал волшебник. — …, но не унять боль утраты, лишь поплакав над телом усопшего…
— Какой идиот писал этот бред? — послышался голос Люциуса Малфоя. — Помилуйте, я хороню внука, а не нахожусь на конкурсе графоманов.
— Пиздец просто, — согласился Скорпиус, глядя на вещателя как на придурка. — Давай, расскажи про то, каким я был замечательным…
— И стало одним ангелом на небе больше! — словно повиновался волшебник.
Даже Драко Малфой скривился от слащавости этой фразы.
— Какого ангела, его бы из рая за матерную речь выгнали бы, — вырвалось у меня.
Грубо, но искренне.
Дальнейшие пять минут заставили меня снова приложиться к фляге, потому что по-трезвому этот поток слащавости слушать было невозможно. Сам виновник похорон расхаживал вдоль своего же гроба, проходя сквозь венки и цветы, что-то бормоча и изредка, на фразах типа «любимый сын и отрада волшебного мира» выл, иначе этот протяжный звук, который издавал Скорпиус не назвать.
Но я наблюдал не так за своим мертвым другом, хотя взгляд от него оторвать было сложно, а за Луи, который, стоял неподалеку и смотрел на Скорпиуса немигающим взглядом не на шутку перепуганных зеленых глаз. Изредка Луи вертел головой, пытаясь понять, видит ли Малфоя кто-то еще, но тщетно: Доминик в упор не видела, тихо рыдая в плечо Люциуса Малфоя, Драко Малфой стоит, как истукан, редко моргает и, кажется, не очень понимает, где находится, Астория, красавица-мать, украдкой вытирает потекшую тушь, разглядывая свое отражение в зеркальце, репортеры снуют туда-сюда. Скорпиуса не видели.
— Поттер, ты как? — снова послышался за спиной голос Наземникуса. — Нормально?
А действительно, как я?
Наверное, я чувствовал себя так же, как мистер Малфой: не понимал, где я, что происходит, почему здесь гроб.
— Ты держись, студент, — взвыл Наземникус так, что на него обернулись люди, и крепко обхватил меня в районе ребер. — Я с тобой!
— Да отъебись ты, старый, — шикнул я, оттащив от себя это пропахшее перегаром и одеколоном тело. — Лучше скажи, то, что я вижу мертвых людей — это нормально?
— Абсолютно, — закивал Наземникус, утерев грязным рукавом слезящиеся глаза. – А, учитывая, как ты пьешь, вообще в пределах нормы видеть мертвецов. Тебе бы проспаться.
— Взаимно, — буркнул я.
Наконец, речь незнакомого колдуна была закончена, и мы, я и Скорпиус, вздохнули спокойно. Даже погружение гроба в могилу мы перетерпели легче, чем выступление незнакомого мужика, вещающего минут двадцать о замечательном человеке — Скорпиусе Малфое.
Зрелище было настолько идиотским, страшным и непонятным, что палитра этих чувств враз смыла алкогольное опьянение. Я смотрел, как Скорпиус наблюдает за погружением собственного гроба в могилу, стоя прямо рядом со своей матерью, которая в упор его не видела, и думал о том, что сам Бог был против смерти моего друга, иначе не явил бы его сюда то ли призраком, то ли еще не пойми кем.
В толпе я увидел знакомое лицо лорда Тервиллигера, дом которого обчистили с моей помощью Наземникус и Моран, и мое сердце камнем рухнуло в груди. Еще не хватало в такой день наткнуться на нимфоманистую супругу лорда, адюльтер которой едва ли не сорвал нам планы в тот вечер. Но, увы, леди Эмилия, одетая в длинное темно-серое платье, сладко улыбнулась, узнав меня.
