Я начинал терять терпение.

— Предположение есть у меня. И основывается оно на том, что кто-то ложно гениальный из вас решил, что раз я нахожусь на другом конце света, то не слежу за денежными потоками банды в Лондоне, — произнес я. — Напоминаю, что все здесь, включая ваши органы, принадлежит мне. И я надеюсь получить деньги обратно.

Кровь от мертвого тела разлилась по столу, и я убрал руку, чтоб не запачкать рубашку. Поднявшись на ноги, я задвинул стул.

— На сегодня я больше не буду вас смущать. Помните, чем быстрее я получу деньги, тем меньше из вас умрет, и тем быстрее я вернусь на край света.

Финн молча направился за мной, закрыв дверь.

— Мне нужен толковый финансист, — сообщил я, запахнув пальто, когда мы вышли на крыльцо. — Без отчетности сложно контролировать прибыль. Черт, они дурят меня и считают, что это нормально.

— Ты тоже дурил картель, — напомнил Финн.

Я отмахнулся и, закурив, сел на ступеньку.

Настроение — хуже некуда. В последнее время Лондон меня угнетает.

— Где искать финансиста? — поинтересовался Финн, сунув руки в карманы кожаной куртки.

— Понятия не имею, — признался я. — Не по объявлению, это точно. Мне нужен свой человек, с гарантией, что если и будет обманывать меня, то на приемлемые суммы.

Однажды Сильвия сказала мне беглую фразу, о том, что большие деньги делаются только в мире маглов, и чем старше я становился, тем больше с этим соглашался.

Возможно, пересмотрев розовую картину волшебного мира, я осознал, что вся власть и капиталы сосредоточены в руках аристократии, а важные кресла в министерстве раздаются тем, чьим предкам посчастливилось родиться чистокровными, как бы не гласили политики о лояльному отношению к маглорожденым. Понятное дело, устрой меня отец в министерство, я был бы не последним человеком. Но ведь не потому что я какой-то особенный волшебник, а потому что мой отец — особенный волшебник. Правду Флэтчер говорил: будь я обычным парнем с обычным именем, то если и попал бы в министерство, то на должность помощника заместителя секретаря заместителя исполняющего обязанности главы отдела хозяйства.

Опять же, чем старше я становился, тем больше понимал, что Наземникус Флэтчер был во многом прав касательно бюрократических узлов министерств магии, коррупции в Отделе Мракоборцев, невозможности карьерного роста для рядовых выпускников Хогвартса, власти аристократии, будто живем в девятнадцатом веке. А когда Скорпиус Малфой официально объявил о том, что он жив… опять же, прав был аферист: не сегодня-завтра он займет пост отца или деда, или еще какой кабинет ему выделят, и тогда начнется в Британии вакханалия.

Чем взрослее становишься, тем тщательнее начинаешь изучать новости и лучше понимать, что происходит в мире. В этом страх.

Я говорю это все к тому, что несмотря на то, что я с лихвой выполнил долг чести по мести Наземникусу за печальный исход своей свадьбы и возвращении трона законному наследнику картеля Сантана, помахать рукой Коста-Рике и вернуться в Англию, чтоб жить нормально, как все, я не собирался.

Я выбрал свою стезю. Пусть неправильную и аморальную, но свою. И мир волшебных палочек вряд ли мог предложить мне больше, чем я намутил, сидя в своем кабинете (своем кабинете!) и встречая конкурентов на границе.

Впрочем, святой отец, я снова ошибся.

***

— Поттер, как там успехи с прогнозами? — послышался из телефона голос атташе.

Я прижал телефон плечом к уху и открутил крышечку от бутылки текилы.

— Наш финансовый аналитик работает, — успокоил я и, одернув шторку из стеклянных бусин и перьев, вернулся в шатер. — Перезвоню.

И повернулся к финансовому аналитику.

Симпатичная мулатка Палома, одетая в длинный сарафан из яркого алого шелка, сверлила невидящим взглядом поднос с птичьими костями и водила по ним тонкими руками, чуть царапая острыми ногтями. Услышав, как я вошел, Палома повернулась ко мне, звякнув тяжелыми серьгами.

— Пока все очень туманно.

— Я тебе сейчас втащу, — пообещал Финн, сидя на лежанке позади жрицы и вертя в руках пистолет.

— Совсем не обязательно сидеть у меня над душой.

— Палома, работай, — коротко сказал я, погладив большого попугая на жердочке.

Палома вздохнула и снова уставилась в птичьи косточки на подносе.

«Надеюсь, это не на твоем родственнике гадают» — подумал я, почесав попугаю клюв.

— Нет, это вороньи.

— Палома, не отвлекайся.

Но жрица снова распрямилась и повернулась к Финну.

— Я не нравлюсь тебе, а ты не нравишься мне, — тягучим голосом произнесла она. — Чем раньше я закончу, тем раньше вы отсюда уйдете, поэтому не дыши мне в спину и выйди.

Я переглянулся с Финном и кивнул. Финн, закатив глаза, послушно вышел.

— Давай, — повторил я.

Но Палома уже тянулась ко мне, сунув руки под рубашку.

— Я тебе сейчас щеку отгрызу, — пообещал я, ткнув жрицу лицом в поднос. — Не беси меня.

Ведьма недовольно вздернула нос и, погладив птичьи кости, изрекла:

— Завтра в девять утра курс иены будет двести пять и девять десятых за доллар. К полудню курс упадет до двести трех и шести десятых.

— А что с евро?

Палома снова вгляделась в кости.

— Евро дорожает. Я вижу очереди в банках, — прошептала загробным голосом жрица. — А рубль не вижу, здесь я бессильна.

Я тут же набрал нужный номер.

— Сильвия, завтра в девять иена резко вырастет. Можно играть на курсах, — проскороговорил я. — Финансовый аналитик уверена.

Спрятав телефон в карман, я повернулся к Паломе.

— Большое человеческое спасибо, — кивнул я.

Палома встала из-за стола и опустила руки мне на плечи.

— Ты приходишь только за прогнозами?

— Да, — честно сказал я, отняв ее ладони от своих плеч.

И пока не началось это женское причитание о высоких чувствах и поруганной чести, я коротко чмокнул ее в лоб и покинул шатер.

— Эти женщины доведут меня до могилы, — протянул я, опустив стакан на стойку.

— Если ты пришел ныть — пиздуй отсюда нахуй, — отрезала молодая ведьма за барной стойкой. — Ненавижу мужиков, которые ноют.

— Женя, ты злая, — вздохнул я, признаюсь, будучи в настроении поныть. — Лучше скажи, что мне делать.

— Радоваться, что с твоим перекосоебленным чичлом на тебя хоть кто-то ведется, — буркнула Женя, пересчитывая чаевые.

Финн сел на табурет рядом и, подперев впалую щеку рукой, протянул:

— То есть, ты не дал мне досмотреть «Аладдина» только ради того, чтоб эта подслеповатая марамойка чего-то побормотала над птичьими костями?

Ведьма за стойкой звонко расхохоталась.

— Поттер, ты ебаный диктатор, — фыркнула она. — «Аладдин» — это для Финнеаса не просто мультик. Это — просто рисованная экранизация его жизни.

— Это еще почему? — вскинул бровь я.

— Потому что этот мультик о голубом мужчине, исполняющем прихоти брюнета, который пытается мутить с экзотической девкой.

— Вот из-за таких мразот, как ты, Женя, в мире существуют гомосексуалисты и женоубийцы, — ответил я. — Раз ты такая умная, сделай доброе дело.

Заправив за ухо светлую прядь, барменша взглянула на меня, как на идиота.

Опустив на стойку золотой галлеон, я поинтересовался:

— Есть здесь на рынке кто-нибудь, кто разбирается в финансах?

Женя сунула галлеон в карман джинсовых шорт и хмыкнула:

— Ты долбоеб или да?

В принципе, я очень протупил, задав этот вопрос.

Да, мне нужен был свой человек, который сумел бы контролировать все доходы банды покойного Флэтчера, но я настолько привязался к слову «свой», отождествляя его с деревней отбросов, что совершенно позабыл о том, что вряд ли хоть кто-то здесь обладает хотя бы сотой частью финансовой грамотности атташе Сильвии.

— Хотя, спроси у Элиаса, он самый мозговитый в деревне, — протянула ведьма и, взмахнув палочкой, заставила грязные пивные кружки взмыть со столиков.

— У кого? — не понял Финн.

И тут я был с ним согласен.

Я знал на колдовском рынке без преувеличения всех, но имя Элиас слышал впервые. Вдобавок, судя по тому, как уважительно закивал змееуст из Марокко, попивающий нечто горячее, о мозговитом Элиасе действительно в деревне знали.