Неужели это именно ему, согласно приказу Сталина, 22 января в 22.00 Москва салютовала двадцатью артиллерийскими залпами из 224 орудий?
Отыскав вскоре мемуары Николая Александровича «На главном направлении. Записки заместителя командующего фронтом по тылу» и полистав их пристрастно, я обнаружил в них нужное место — в главе «От Вислы до Одера»: «В ходе Висло-Одерской операции войска 1-го Белорусского фронта несколько раз удостаивались высокой чести — кремлевских залпов и приказов Верховного главнокомандующего по поводу освобождения крупных городов Польши. Такими приказами и залпами было отмечено взятие Варшавы, Лодзи, Гнезо, Познани и других городов. В приказе обычно перечислялись фамилии командующих фронтов и армиями, их начальников штабов и некоторых начальников родов войск фронта. Но совершенной неожиданностью было то, что в январском приказе 1945 года по случаю взятия Гнезо говорилось, что этот город освобожден войсками генералов таких-то, в том числе и войсками генерала Антипенко. Читаю и думаю: не во сне ли это? Звоню начальнику штаба фронта генерал-полковнику Михаилу Малинину — не ошибка ли? Нет, говорит, не ошибка, пусть знают, что ты воевал. Конечно, — добавляет далее Николай Александрович, — не только я радовался такому приказу; огромный коллектив работников тыла по праву принял похвалу на свой счет. К сожалению, то был единственный случай за годы войны».
Поспешу признаться: то, что генерал Антипенко родился и вырос в токмакском селе Жовтневое, я узнал, когда в запорожской [и не только] прессе разошлось сенсационное сообщение: жители-де Жовтневого намерены переименовать свое село в честь недавно умершего Майкла Джексона. Джексоновки из Жовтневого, правда, не получилось — вся сенсация оказалась при ближайшем рассмотрении… ничем, скажем так. Тем не менее, просматривая обнародованные в прессе материалы о Жовтневом, я сделал пометку в своем блокноте: человек, именем которого сельчане, пожалуй, назвали бы свое село, имеется. Это уроженец Жовтневого генерал-лейтенант Николай Антипенко, много сделавший в послевоенные годы для своих земляков и до самых последних дней своих с удовольствием принимавший их у себя в Москве. В войну, с удивлением узнал я еще одну важную подробность, генерал Антипенко был заместителем у самого маршала Георгия Жукова.
Между прочим, в мемуарах Николая Александровича имеется упоминание о Жовтневом. «На протяжении всей войны, — посчитал нужным отписать он, — меня не покидала мысль о земляках, о родном селе Жовтневое Токмакского района Запорожской области, оказавшемся в фашистской оккупации. Это легко понять. Ведь советского человека никогда не покидает любовь и преданность великой Родине. Рядом с этим большим патриотическим чувством всегда остается место для любви к тому селу или городу, где родился, научился ходить, играл с ребятами, где впервые сел за парту и выучил наизусть первый стишок, где впервые познал труд… Мне всегда казалось, что нет села краше моего».
Из пограничников — в интенданты
Закаленный службой на границе в Средней Азии, войну Николай Александрович встретил во Львове и уже в июле 1941 года был назначен интендантом 30-й армии Западного фронта. В августе он — интендант 49-й армии, а с июля 1942 года по август 1945-го руководил тылом Брянского, Центрального и 1-го Белорусского фронтов. В безвыходных, казалось бы, ситуациях обеспечивал фронт продовольствием, одеждой и боеприпасами.
Чего стоит, например, уборка хлеба из-под снега! Кто раньше заготавливал его таким образом? Никто и никогда. Но не остановило это интенданта Антипенко. Это я о событиях поздней осени 1943 года веду речь, когда в армиях Центрального фронта муки и круп оставалось на день-два. При пустующих складах. И тогда по приказу Верховного главнокомандующего Анастас Микоян предоставил генералу Антипенко пять областей, где хлеб остался нескошенным и ушел под снег: попробуйте, мол, расчистить поля. Все, что соберете с них, будет ваше. Николай Александрович с энтузиазмом взялся за дело, обязав мастерские фронта изготовить инструменты — грабли и серпы. Уборкой занимались обычные солдаты и офицеры, специально для этого выделенные. Сегодня трудно поверить, что вручную
они за три месяца собрали тринадцать с половиной миллионов пудов хлеба. Более того, десять поездов с хлебом генерал Антипенко по приказу Москвы отправил в освобожденный от блокады Ленинград.
А знаете, какую резолюцию наложил командующий 1-м Белорусским фронтом маршал Жуков на рапорте своего заместителя по тылу генерала Антипенко 25 апреля 1945 года — о том, что «в 18 часов по участку Кюстрин — Берлин открыто движение поездов до станции Берлин-Лихтенберг»? Она состояла из двух слов: «Молодцы! Жуков». Еще бы тыловики Николая Александровича не были молодцами: ведь вместе с советскими войсками, ворвавшимися в столицу фашистской Германии, туда прибыл первый эшелон с боеприпасами и тяжелой артиллерией. Думаю, даже невоенному понятно, что, если бы не поспели за войсками боеприпасы и артиллерия, ни о каком штурме Берлина нельзя было бы заводить разговор.
Банкет завершился песнями
Однако не только в Берлинской наступательной операции генерал из токмакского села Жовтневое принимал самое непосредственное участие. Оказывается, лично он руководил организационно-хозяйственным обеспечением церемонии подписания Акта о безоговорочной капитуляции фашистской Германии.
Вот о чем потом по сему поводу рассказывал сам Николай Александрович: «8 мая прибыли в Карлхорст представители всех союзных армий. Советское Верховное главнокомандование представлял маршал Жуков, Верховное командование Великобритании — главный маршал авиации Теддер, вооруженные силы Соединенных Штатов Америки — командующий стратегическими воздушными силами США генерал Спаатс, французские вооруженные силы — главнокомандующий французской армией генерал Делатр де Тассиньи. В Карлхорст были доставлены и представители разгромленных германских вооруженных сил — фельдмаршал Кейтель, адмирал Фридебург и генерал-полковник Штумпф. Немецких представителей разместили в маленьком особнячке вблизи бывшего военно-инженерного училища, где было намечено подписать акт о капитуляции и устроить банкет по этому случаю».
По воспоминаниям генерала, обед должен был начаться примерно в три дня. При этом некоторые продукты в Берлин были доставлены из Москвы специальным самолетом по личному указанию наркома пищевой промышленности СССР Василия Зотова, а меню — перед тем, как его одобрил лично маршал Жуков, согласовывали с Наркоматом иностранных дел СССР.
Зал, в котором намечалось подписать акт о капитуляции Германии, особо подчеркивал генерал-интендант, вмещал человек 400. Столы были расставлены буквой «П» [при подписании акта] и буквой «Ш» [во время торжественного обеда]. Для немцев был поставлен справа у входа небольшой столик.
А потом начались осложнения. «К 15-ти часам 8 мая, — объяснил Николай Александрович, — обед был приготовлен, а подписание акта о капитуляции откладывалось. Уже вечерело, а команды о созыве людей в зал заседания все не было. Несколько раз я обращался к маршалу Жукову, высказывая ему тревогу за качество обеда. Но не от него зависела проволочка, на то были причины высокого дипломатического порядка: Москва, Вашингтон, Лондон не могли договориться о процедуре принятия капитуляции. Наконец, наступил долгожданный час».
Не буду — словами генерала Антипенко, описывать, как проходила церемония принятия капитуляции: об этом и так рассказано предостаточно. А вот воспоминания Николая Александровича об обеде послекапитуляционном — – после того, как по распоряжению маршала Жукова фашистская делегация во главе с фельдмаршалом Кейтелем покинула зал, предлагаю выслушать.
«Во втором часу ночи, — уточнил он, — все участники церемонии были приглашены к столу. Причем рядом с каждым советским генералом сидели француз, англичанин и американец. Я сидел за столом неподалеку от главного входа, откуда мне удобнее было наблюдать за всем залом и за работой обслуживающего персонала. Банкет открыл маршал Жуков кратким, но выразительным тостом за победу, за советских воинов, за воинов союзных с нами государств, за здоровье всех присутствующих. Затем такие же короткие тосты произнесли Теддер, Делатр де Тассиньи, Спаатс… Откровенно говоря, все мы, в том числе и наши гости, сильно проголодались. Никто не был разочарован краткостью тостов. Да и не было нужды в них. Обстановка с самого начала сложилась весьма дружественная… Весь разговор сначала сводился к похвалам ужину со стороны гостей. Гости опрокидывали бокал за бокалом с «русской горькой»: даже отличный армянский коньяк не имел такого спроса, как «Особая московская». Хотя это было под утро, но и щи суточные были приняты гостями с превеликим удовольствием, что доставило особую радость шеф-повару. Еще большим успехом пользовались украинский индюк со сметаной и уральский пирог с рыбой. Сидевший против меня американский генерал заметил мое влияние на восполнение ресурсов и перед тем, как разойтись, попросил меня обеспечить его на отъезд бутылкой водки и бутербродами с черной икрой. Конечно, не только он, но и другие иностранные генералы получили такой «посошок на дорогу».
