— Ладно, прости. Я перестану.

— Саша! Это не заставляет меня чувствовать себя лучше.

— Эй, успокойся. Обещаю вмешаться и утащить тебя от него прежде, чем что-нибудь случится. Но только так ты узнаешь, что большинство людей сделаны из хорошего и плохого. И большинство людей способны скрывать плохое намного меньше, чем хорошее, но Роберт, ну, ему трудно делать это.

— Я хочу помочь ему сделать это, — признаюсь я.

— И, может быть, у тебя это получится, — говорит она, крепко сжимая меня за плечи.

Мне нужно сменить тему разговора, так как сегодня вечером я больше не могу думать о Роберте. У меня так много мечтаний о его губах между моих ног, вращающихся в голове, что мне кажется, я могу потерять сознание, если позволю ещё одной мысли о нём пронестись в голове.

— Ладно, хватит обо мне. Давай поговорим о тебе. Есть целый отрезок твоей жизни, о котором я не знаю, и хочу, чтобы ты рассказала мне о себе. Начни с самого начала и ничего не пропускай.

Саша закатывает глаза, но кажется немного довольной.

— Ну, — осторожно начинает она, — впервые я поняла, что мне нравятся девушки на уроке физкультуры, когда мне было одиннадцать лет...

Следующие несколько часов мы говорим о её скрытой жизни, как ей пришлось так долго жить во лжи. Отрезки, где я появляюсь, заставляют меня чувствовать себя неловко, но в то же время польщённой. То, как Саша описывает меня, будучи подростком, полная противоположность тому, как я представляла себя. Она видела меня чистой, красивой, хрупкой девушкой, а я чувствовала себя ходячей ошибкой, портящей внешний вид планеты.

Затем она рассказывает мне, как пыталась быть с парнями, и что целуя их, чувствовала себя так фальшиво до коликов в животе. Она потеряла девственность в Лондоне с парнем, когда ей было шестнадцать, и не только чувствовала обычную боль от потери, а ощущала, цитирую: «будто у её вагины был запор». Я морщу лицо от её слов, а она смеется. Дальше Саша рассказывает, как, наконец, набралась смелости, чтобы поцеловать девушку во время каникул в Испании, и ей показалось, будто она была головоломкой, к которой, наконец-то, кто-то подобрал последний фрагмент.

Мы проводим много времени, плача и обнимая друг друга, и Саша уходит в свою комнату, не в силах больше беседовать. Уставшая, я засыпаю, даже не понимая, что Роберт так и не вернулся домой.

На следующее утро я открываю глаза в восемь часов, когда мой будильник начинает звонить, и вспоминаю, что забыла его выключить перед тем, как пойти спать прошлой ночью. Солнце приветливо светит через окно, поэтому, хотя я и чувствую себя изрядно подшофе после дня и ночи, содержавшие чересчур много алкоголя и, определённо, слишком много откровений, я встаю и одеваюсь. Где-то на днях я видела вывеску бесплатных занятий йогой с утра по воскресеньям в комплексном центре. Они начинаются в 9.30, поэтому я спешу со своей обычной дозой инсулина и завтраком.

Я делаю это в самую последнюю минуту, и возможность прочистить мозги и расслабиться в высшей степени приносит мне пользу. Когда занятия заканчиваются, я не хочу возвращаться домой из-за Роберта, кипящего от злости. Я сажусь на метро и отправляюсь в Уголок Ораторов, который становится моим постоянным прибежищем. Сегодня утром здесь более многолюдно, чем обычно, но я нигде не могу заметить Фарида. Вместо этого я стою и слушаю трёп вокруг до тех пор, пока больше не могу выдержать чьих-то убеждений. Интересно, наступит ли такой день, когда я наберусь достаточно смелости, чтобы выразить свои собственные убеждения?

Направляясь домой, я забегаю в газетный киоск, чтобы кое-что взять. На журнальном стенде я замечаю обложку, расхваливающую Молли Уиллис, как самую красивую женщину в Британии. Представляю себе, только на прошлой неделе тот же самый журнал, возможно, содержал в себе полную сплетен статью о её фальшивой беременности.

Я возвращаюсь домой и обнаруживаю, что на подъездной дорожке нет Сашиной машины. Роберт всё ещё здесь, но он мог и уехать с Сашей, так как они иногда навещают своего отца по воскресеньям. Кажется, они обязаны делать что-то в этом роде.

С облегчением вздохнув, я вхожу в парадную дверь и нахожу дом успокаивающе тихим. Во всяком случае, у меня есть ещё несколько часов, прежде чем я должна буду встретиться с Робертом. Я поднимаюсь в свою комнату, открываю дверь и останавливаюсь.

На полу у окна, где на маленькой полке я расставляю свои книги, сидит Роберт. Похоже, он только что принял душ, потому что его волосы немного влажные, и на нём надеты тёмно-синяя футболка с чёрными джинсами, туфель и носков нет. Он выглядит потрясающе. Так же у него на коленях открыта одна из моих книг, и Роб читает её.

Когда я вхожу, он намеренно не поднимает головы, а вместо этого не обращает на меня внимания и продолжает читать. Я роняю сумку, скидываю сандалии и подхожу к нему, присаживаясь рядом на пол. Как ни странно, его глаза движутся туда-сюда, поэтому Роб не притворяется, что читает. Мужчина до сих пор не замечает моего присутствия, поэтому я нежно кладу голову ему на плечо и протягиваю руку, чтобы перевернуть книгу и посмотреть, что это такое. Его губы немного дёргаются.

Книга — «Одиссея» Гомера. Я дважды прочитала её на первом курсе колледжа, строго говоря, это был первый древнегреческий текст, который я когда-либо изучала. Иногда мне нужно возвращаться к ней, когда хочу сослаться на что-нибудь, если пишу доклад или делаю научно-исследовательскую работу.

— Как тебе это нравится? — мягко спрашиваю я его.

— Странно как-то написано, — говорит он, хмуря бровь, и всё ещё не смотрит на меня.

— Потому что это поэма, — отвечаю я.

Роб просматривает толстые страницы.

— Немного длинно для поэмы, Лана.

— Это эпическая поэма. Они общеизвестно длинные.

— А, понятно.

— Итак, — начинаю я, теребя подол своей юбки, — ты так и не вернулся домой прошлой ночью... — Моё высказывание замирает.

Его губы снова дёргаются.

— Да, я... как ни удивительно, это немного неловко.

— Что?

— Я заснул в той комнате, где ты оставила меня у Алистера. Я не просыпался до самого утра и обнаружил, что ты так и не вернулась. Дом выглядел так, будто в него бомба попала, когда я спустился вниз.

— Могу себе представить, — говорю я с облегчением, потому что причина, по которой он не был дома, была совершенно невинной. — Но на счёт прошлой ночи я должна кое-что рассказать тебе.

Я останавливаюсь и делаю глубокий вдох.

— Когда я пошла искать Сашу, то застала её с одной из стриптизёрш. Я была так подавлена, что заскочила в такси и отправилась домой. Саша последовала за мной, и мы разговаривали всю ночь.

Теперь Роберт, наконец-то, смотрит на меня. Кажется, он заинтригован.

— Так она, наконец, открылась тебе?

— Э, да... это было, ну, была кратковременная неловкость, но потом всё было нормально, мы просто говорили и говорили, пока совсем не вымотались, чтобы говорить ещё.

— Кажется, будто вам обеим это было нужно.

— Да.

— Она собирается рассказать маме и отцу?

— Не уверена. Возможно, когда будет подходящее время.

Задумавшись, Роберт кусает свою губу. Моя голова всё ещё покоится на его плече. Чувствую, что нам нужно наладить контакт, поэтому беру его руку в свою, сплетая наши пальцы, и кладу их себе на колени. Его бровь поднимается, и он с любопытством смотрит на меня.

— Не могу перестать думать о том, что ты делал со мной прошлой ночью, — смело шепчу я.

Его дыхание звучит подобно стону, и он проводит большим пальцем по ткани моей юбки.

— Мы можем кое-что сделать? — хрипло спрашивает он.

— Да. А что?

— Пошли со мной, — отвечает Роб, рывком ставит меня на ноги, и отводит за руку в свою комнату.

Закрыв дверь, он отпускает мою руку и достаёт из ящика стола свой фотоаппарат. Я не видела его с тех самых пор, когда он фотографировал меня в саду. Роб ставит его на тумбочку и ложится на середину кровати.

— Хм, ладно, — говорю я, не зная, что делать. — Что здесь делает камера?