Роберт хлопает меня по лодыжке.

— Посмотри, как она задирает меня. Сначала Кара, а теперь и моя сестра. Почему женщины так наслаждаются моими страданиями? — говорит он игривым тоном, подняв уголок рта.

Я ничего не отвечаю, пытаясь понять, почему он так бесцеремонно прикасается ко мне.

— Что ж, я не могу говорить за Кару, — говорит Саша. — Но могу сказать, что ты заслуживаешь все неприятности, которые преподносит тебе Джимми, так как ты сам выбрал путь быть проблемой для остальных.

Роберт счастливо улыбается, словно слова Саши для него комплимент.

— Но сейчас это уже не правда.

Саша фыркает в знак несогласия, и ложиться обратно на покрывало.

— Говоря о Джимми, — продолжает Роберт. — Помнишь его на рождественской вечеринке отца в прошлом году?

— Тот, что лысый или толстый?

— Лысый как слива.

— Да, я помню. Он был вылитый Росс Кемп.

Роберт посмеивается.

— Тогда находишь ли ты Росса Кемпа привлекательным?

— Боже, нет, — отвечает Саша, вздрогнув.

— Я так и думал. Значит, ничего не перепадёт бедняжке Джимми. Когда я упомянул, что проведу со своей сестрой несколько дней, парень чуть со стула не упал от волнения.

Саша выразительно смотрит на Роберта и вздыхает.

— Роберт, пожалуйста, ближе к делу.

— Откуда ты знаешь, что он чуть не упал со стула, пока ты говорил с ним по телефону? — спрашиваю я.

Роберт изумлённо смотрит на меня.

— У меня отличный слух. В любом случае, бедному лысому как слива, Джимми удалось сдержать свою эрекцию так долго, чтобы спросить меня, свободна ли ты на следующих выходных и может ли он получить номер твоего телефона.

— Ты можешь сказать ему, что я буду занята, и нет, он не получит номер моего телефона. И пожалуйста, больше ни слова об эрекции. Я только поела.

Он снова прикасается к моей лодыжке.

— Скажи ей, Лана, что женщины любят хорошие большие эрекции на десерт?

Я не могу сдержать смех.

— Хм, не то, чтобы я знаю.

Моя проблема с Робертом заключается в том, что иногда он может быть таким смешным и очаровательным, что порой я забываю о его отношении ко мне в прошлом.

Саша снимает очки и кидает их ему в голову.

— Ох, больно же, — стонет он.

— Заткнись, Роб. Мы тут пытаемся отдохнуть.

— Ладно, ладно, — говорит он, бросая очки обратно в Сашу. — Я буду молчать... словно принял обет молчания.

Я закрываю глаза, и, впитывая тепло солнца, стараюсь не думать о Роберте, который лежит перпендикулярно моему телу на другом конце покрывала, а его голова покоится на моих ногах. Проходит полчаса, и я могу сказать, что Саша спит, потому что она дышит слишком глубоко для бодрствующей. Я чувствую, как подол моего платья движется. Должно быть, это насекомое или сильный ветер, но открыв глаза, я ничего не нахожу. Я снова это чувствую, но открыв глаза ещё раз, снова ничего не нахожу.

В третий раз, когда это происходит, я злюсь, мои глаза распахиваются и находят Роберта, который поднимает край моего платья и смотрит мне в глаза. Я подавляю крик, не желая будить Сашу, мгновенно сажусь, поджав под себя ноги.

Я ожидаю, что Роберт разразится смехом, но он просто продолжает лежать, уставившись на меня с серьёзным лицом.

— Что, чёрт возьми, ты творишь? — шиплю я, потянув край платья вниз к коленям, чтобы, по возможности, прикрыть большую часть своих ног.

Саша двигается, но не просыпается.

— А на что это похоже? — спрашивает он, садясь лицом ко мне. Его уверенность сводит меня с ума. Только Роберт может быть оправданным за подглядывание под женское платье.

— Ты... ты не можешь просто взять и сделать это! Это неприлично.

— Мне нравится твоё нижнее бельё. Из какого оно кружева? — спрашивает он, наклоняясь ближе и полностью игнорируя моё возмущение.

— О, Боже, ты — извращенец, Роб.

Я встаю и несусь в дом. Он следует за мной.

— Ну же, Лана, это была шутка, — зовёт он меня.

Я поворачиваюсь лицом к нему. Мы стоим в прихожей.

— Похоже, что я смеюсь?

— Очевидно, ты не поняла шутку, — невозмутимо отвечает он, подняв бровь.

— Что ж, прости меня, что я не понимаю шуток с изнасилованием, как эти.

Роб смеётся.

— Ох, не будь такой мелодраматичной. Я не насиловал тебя. Изнасилование требует действий. А я просто наслаждался видом.

— Ты поднял моё платье. Это действие, Роб.

Он почёсывает челюсть.

— Ладно, тут ты меня словила. Но разве ты не польщена? Я знаю некоторых женщин, готовых полететь на луну, лишь бы быть изнасилованными мной.

— Ты — невероятно тупой придурок. Почему бы тебе не пойти и не найти одну из тех женщин, потому что я определённо не этот тип.

Моё сердце бешено бьётся, когда я поворачиваюсь и бегу по лестнице. На этот раз он не следует за мной.

Я останавливаюсь и вздыхаю, подзывая его.

— Иди и разбуди Сашу. Она может сгореть, если продолжит там лежать.

Я слышу, как он смеётся, а затем его голова возникает между перил.

— Ты же понимаешь, что только что разрушила эффект от своего офигенного ответа, не так ли?

— Да, я пожертвую этим ради здоровья твоей сестры.

— Так благородно, красная шапочка.

— О, даже не смей придумывать мне новое прозвище, — раздражённо говорю я ему.

Он поднимает руки и ухмыляется.

— Это не прозвище, а ласковое обращение.

Я сужаю глаза.

— Давай не будем притворяться, что ты мил ко мне, Роберт. Теперь просто иди и разбуди Сашу.

На этом я продолжаю подниматься по лестнице, вхожу в свою комнату и бросаюсь на кровать. Дело в том, что он не имел право делать то, что сделал. Но, как бы мне не хотелось это признать, самое страшное, что я не могу отрицать покалывание, которое почувствовала, пока он лежал на моих ногах, глядя на меня и спрашивая из какого кружева моё нижнее бельё. Одно его прикосновение, и я не могу перестать дрожать. Проблема в том, что когда я начинаю дрожать, то он ещё больше хочет ко мне прикоснуться.

Интерлюдия 1

Роберт

Август. 2002 год

Горманстон, графство Мит, Ирландия

Я уставился в окно такси, которое сорок минут назад забрало нас из аэропорта в Дублине. Я уже хотел домой. Это мой первый раз в Ирландии и до сих пор я видел только поля, автомагистрали и несколько промышленных предприятий. Мы проехали город, прежде чем приехали в саму деревню, где выросла моя мать, которая, сама по себе, уже раздражала: большая и старая школа-интернат, разбросанные домики, в основном, дерьмовые бунгало.

Моя сестра Саша сидела рядом со мной на заднем сиденье. В ней было почти столько же энтузиазма от переезда, сколько и во мне. Мама трещала с таксистом о своём путешествии в Англию, когда ей было двадцать, о свадьбе с нашим отцом и о том, как она жила там семнадцать лет, так и не став моделью. Тот кивал и вёл себя так, словно был заинтересован в её истории, но могу сказать, что ему глубоко насрать на её проблемы. Кажется, словно она рассказывала всем у кого были уши о том, как папа изменял ей за её же спиной с секретаршей. Также она любит подчеркнуть в качестве сочувствия, клише данной ситуации.

В глубине своего сознания я знал, что она не виновата, но не понимал, зачем ей надо было отправлять нас совершенно в другую страну только потому, что они развелись с отцом. Она могла просто переехать в другой дом в Лондоне и позволить нам видеться с ним на выходных. Теперь я должен оставить всех своих друзей в прошлом и видеться с папой только на летних каникулах.

Таксист свернул направо на песчаную дорогу, которая вела к огромному зелёному полю, чуть ниже которого находился золотой пляж. Пока погода солнечная, это место выглядело привлекательным, но я мог себе представить, как будет ужасно здесь в холодную и дождливую зиму.

Наш новый дом — небольшое белое бунгало, напротив которого стояло такое же бунгало, как и у нас. По крайней мере, у нас будут соседи, и мы не будем полностью изолированы. Хотя, учитывая расположение, сосед, вероятно, будет стариком-отшельником с собакой, которая выходит из дому, чтобы только сесть на крыльце и подозрительно осматривать людей, проходящих мимо.