— Вот уроды, — я искренне возмущаюсь, — одно дело всякие там пещерные медведи, саблезубые тигры, мамонты, первобытные акулы, но это такое родное, на фоне этих кошмаров.

— Это предтечи водяных и прочей нечисти, с которой столкнётся человек в будущем, — уверенно говорит Семён. Он нащупал за пазухой волчонка, пытается успокоить, поглаживает взъерошенную спинку. Малыш чудом уцелел, в отличие от своего спасителя, у Семёна из плеча выдран кусок мяса, кровью залит весь бок, представляю, какие испытывает муки, но он не стонет и даже не кривится от боли.

Я не менее его пострадал, бок исполосован, икра на ноге почти перекушена пополам, но на моё счастье, артерия целая, а так бы давно истёк кровью и умер. В отличие от друга, с губ, непроизвольно срываются стоны, боль просто невыносима, словно рану поливают серной кислотой.

— Радует, что они уязвимы, одной стрелы достаточно, — мне говорить всё тяжелее, боль туманит глаза, периодически опускается чёрная пелена, предвестники болевого шока. Стараюсь привязать себя к шершавому корню, который пахнет хреном, даже глаза слезятся.

— К сожалению их дико много… так, ты совсем плох, — Семён упирается ногами о поверхность изрытого осыпями склона, помогает мне привязаться.

Однако, сидеть на месте нам смерти подобно, яд начинает действовать, а водные твари знают это, ходят по берегу, пускают слюни. Семён ёрзает, пытается разыскать лазейки наверх. Может где-нибудь они и есть, но, стоит покинуть висящие в воздухе корни деревьев, моментально сорвёмся.

Внезапно громыхнуло, молния разодрала небо, осветив студенистые тела водных существ, первые капли дождя резво застучали по камням. Водяные довольно заурчали, из дребезжащих губ поплыли липкие пузыри.

Дождь стремительно набирает силу, около нас заструились потоки грязной воды, они вымывают глину из корней и они опасно наклоняется. Водяные моментально собрались под нами, но свистит лезвие чудовищного топора и они отскакивают, ходят, обиженно охая.

— Чуть топор не выронил, — испугано заявляет Семён, а я едва слышу его голос, потихоньку убываю в небытие.

— Ты это брось, открой глаза, не вздумай засыпать! — трясёт меня друг.

— Да, да… знаю, — соглашаюсь я, но глаза упорно закрываются.

— Подожди, Никита, сейчас их разгоню! — с отчаяньем вскрикивает Семён и готовится спрыгнуть вниз.

Мгновенно хватаю его за шиворот, ткань трещит, едва не рвётся, на удивление легко затягиваю на толстый корень, в голове мутно, но сила неожиданно возвращается, словно в организме заработала некая электростанция, и включились скрытые резервы, антитела начинают стремительно вычищать яд из крови. Семён с великим удивлением смотрит на меня, улыбка трогает губы: — А ты знаешь, и мне значительно лучше, однако, странно.

Яд нейтрализовался, но боль от раны всё ещё сводит с ума. Кровь тягучей струйкой течёт вниз и от её запаха и вкуса сатанеют человекоподобные водные существа. Ещё чуть-чуть и они ринутся на нас, даже не взирая, на смертоносный топор моего друга.

Ливень хлещет не переставая. Периодически прокатываются раскаты грома, на мгновение, ослепляя, молнии, со щёлкающим треском, взрываются в пространстве. В их мимолётных вспышках мелькает, вздыбленная сильнейшим ливнем, река. Стихия бушует, словно хочет кому-то отомстить. На берег находит волна, река стремительно поднимается и начинает течением сносить с берега водяных монстров. Не в силах сдержать эмоции, мы кричим от радости. Волчонок улавливает перемену в нашем настроении, и тявкает как обычный щенок.

Ливень шпарит как оглашенный, с каждой минутой наращивает мощь. Корень размывается, он склоняется всё ниже и ниже, у водяных на рожах мелькают, что-то подобие улыбок, они ждут, когда мы упадём прямо им в слюнявые пасти.

При свете вспышек молний, в реке виднеются лысые головы их соплеменников, они покрывают воду как бородавки на коже жаб, но сильное течение их периодически сносит. Корень вновь стронулся с места, ближайшие от нас водяные поторопились обхватить толстыми пальцами наши ноги, но свистит меч и гудит лезвие топора, в стороны брызгает зелёная сукровица, отрубленные конечности сваливаются на землю, нечисть отступает, разъярённо шлёпает губами, возникает недовольное урчание. Они еле сдерживаются, ещё немного, и, невзирая на наше оружие, ринутся в атаку. Мы чувствуем приближение этого момента, пальцы обхватывают скользкие рукоятки. Внезапно по берегу идёт огромная волна, вероятно где-то размыло запруду, она расшвыривает водяных, но и нас срывает с корней, несёт между бесчисленных водоворотов в неизвестность.

За излучиной реки, нас швыряет о пологий берег, ползком выбираемся на сушу, Семён трясёт волчонка, вытесняя из лёгких воду, зверёныш закашлялся, чихнул и попросился на землю.

— Славу богу, не утоп, — радуется мой друг, — я даже не могу себе представить, как бы переживал Игорёк.

— Теперь детей надо найти, — я настороженно оглядываюсь, затем сбрасываю мокрую куртку из рубашки рву бинты, делюсь с Семёном. Перевязываем раны, вымытые целебными водами реки и, более-менее успокаиваемся.

Дождь, последний раз вздыбил поверхность реки и тучи, клубясь, уходят в разные стороны, луна засверкала на усыпанном звёздами небе. Бредём по берегу, опасливо косимся на гладь реки, которая посветлела в преддверии приближающего рассвета.

По мере движения склоны спускаются прямо к берегу, совсем рассвело, гиганты-деревья, подступают непосредственно к реке, в перекрученных петлях мощных корней, образовались небольшие заводи, а в них бултыхается огромная медведица с подросшими медвежатами.

— Рыбу ловят, — останавливается Семён.

Медведица замечает нас, становится на задние лапы, внимательно наблюдает, затем рычит, нехотя выбирается из запруды, подгоняет медвежат, а они не хотят уходить, но мать тревожно ревёт и медвежата, разбрызгивая капли воды, несутся за ней. На пригорке она вновь останавливается, шумно втягивает воздух. Мы осторожно начинаем идти, медведица не выдерживает и, ломая молодую поросль, устремляется в чащу леса, за ней, толкаясь друг с другом, спешат медвежата.

— С человеком знакома, с такой тварью как мы, лучше не связываться, — подытожил я свои наблюдения.

Семён улыбается: — Нет, она просто не хочет рисковать своими малышами, хотя человек, здесь уже точно наследил, — добавляет он, соглашаясь со мной.

В любом случае дорога в лес открыта. Останавливаемся у заводей, в мутной воде показывается тёмная спина рыбы, вильнула широким хвостом, шныряет в сплетение веток и корней.

— Попробуем подстрелить? — неуверенно говорит Семён.

— Стрел нет, надо делать, да и времени тоже, провозимся до восхода солнца, по пути кого-нибудь подстрелим, — бросаю в запруду камень. Он булькнул, в сторону идут ровные круги, ничего не шевельнулось в глубине, рыба нашла лазейку и ушла в большую воду.

Заходим в лес, моментально обостряются все чувства, неизвестно чьи это охотничьи угодья. Через некоторое время натыкаемся на волчьи следы, вроде замечаем отпечатки от ног детей, но всё перерыто ливнем и точно сказать нельзя, двинулись в этом направлении.

Сыро и свежо, с листвы изредка сыплются крупные капли от прошедшего ночью дождя, тяжёлые птицы с шумом перелетают с одной ветки на другую, слышится чудесное пение соловушек и трескотня шустрых белок, вдали мелькнули пятнистые спины гигантских оленей.

Останавливаемся у зарослей кустов, похожих на тростник, пробуем руками ветки ровные, тугие и не ломаются, прекрасный материал для стрел. Не упускаем такой возможности восполнить свой боезапас. Нарезали две большие охапки, я изготавливаю с десяток примитивных стрел, но это лучше, чем ничего.

Сбоку брызнули светлые лучи проснувшегося солнца. Заросли, покрытые каплями воды, вспыхнули, словно увешенные бриллиантами, едва не на глазах, под листьями показываются шляпки скользких грибов.

— Красота, то-какая! — жмурится Семён, разводит руки, задевает ветви, с листьев на него скатываются потоки дождевой воды. Промокший волчонок обиженно тявкает, пытается найти сухое место под одеждой, Семён довольно вздрагивает, черпает в пригоршню воды, смачивает лицо.