Тарас не на шутку запаниковал, а потом решительно стиснул зубы. Он, конечно, уже нарушил едва не все бастионовские правила, но объяснять, что такое проход, не станет. Не станет — и точка, пусть хоть расстреляют.

«Не станет он, как же», — немедленно вмешался внутренний голос, не преминувший напомнить, с какой готовностью стажёр согласился вести захвативших его людей к проходу, стоило лишь ощутить дуло пистолета у виска. И сейчас всё будет так же, чуть поднажмут — и он тут же всё выложит… Тарас почувствовал, как к щекам прилила кровь; ему было бесконечно стыдно за собственную трусость.

Спасение явилось неожиданно.

Но Тарас ему не обрадовался.

— Чё делать-то будем? — нервно зашептал Ренат, когда спецназовцы высыпали на поляну и принялись деловито разоружать бойцов Глушителя. — Щас нас как за компанию скрутят — и всё, крышка нам.

— Не ссы, товарищ лейт… тьфу ты!.. капитан обещал. А раз он обещал, значит, выполнит, — тихо прошипел Ломец. Капитану Ларионову он верил больше, чем себе, и сейчас испытывал одно лишь безграничное облегчение от того, что эта безумная заваруха наконец-то подошла к концу.

К облегчению примешивалось что-то ещё. Какое-то непонятное ощущение. Новое. Непривычное. Смутная потребность сделать что-то такое… серьёзное… Принять какое-то решение… важное решение… Что-то поменять в своей жизни…

Спецназовцы деловито скручивали парней Глушителя и о чём-то расспрашивали паренька из «КамАЗа», всё ещё пристёгнутого к рулю. Вскоре большая часть отряда пропала внутри каменного логова — видимо, ушли за остатками оружия. На Ломца с Ренатом никто не обращал внимания, только Ларионов, оставшийся в сопровождении нескольких бойцов, нашёл своего бывшего «срочника» глазами и коротко, ободряюще кивнул.

— Товарищ капитан сказал, — передразнил Ренат, перехватив это обмен взглядами. — Надо же, как ты ему веришь!

— Слышь, ты, пасть захлопни! — зло отрезал Ломец.

Но Ренат, до смерти перепуганный переделкой, в которой они оказались, не услышал угрожающих нот в голосе своего спутника; ему было страшно, и его «несло».

— И вообще, как только он нарисовался, от тебя только и слышно: «товарищ капитан то», «товарищ капитан сё». Никогда не думал, что тебе так солдатики нравятся. Ты о Хохломе никогда так не говорил, а тут весь… только что в одно место его не целуешь. Прям втюрился, как гомик какой… Ой, ё!.. — заорал он, когда Ломец со всей силы заехал ему по уху. — Ты чего? — взвыл Ренат — и получил еще один удар по зубам.

— Давай, гад, — зашипел Ломец, добавляя упавшему на землю Ренату хороший пинок ногой. — Давай, еще что-нибудь скажи про товарища капитана!

От серьёзных увечий Рената спасла взорвавшая морозную ночную тьму автоматная очередь, а за ней раздался голос, такой резкий и жёсткий, что от него бросало в дрожь:

— Мордами в землю, живо!

Стажёр ощутил, как бешено забилось в груди сердце. От того, кто приказывает армейскому спецназу лечь мордой в землю, ждать хорошего не приходится.

Новые участники взяли поляну под контроль почти без усилий — ведь захватившие его мужики уже лежали в наручниках, а оставшиеся у капища бойцы капитана Ларионова слишком уступали противнику числом.

Перестрелка вышла короткой, но жестокой. Когда зажмурившийся при первых же звуках выстрелов Тарас открыл глаза, он увидел на снегу четыре неподвижных тела — трое спецназовцев и один из захвативших его мужиков, видимо, решивший воспользоваться поднявшейся неразберихой и бежать.

На физиономиях всех остальных, даже на лице главаря, бесцветного мужика лет сорока со стрижкой под короткий «горшок», появилось выражение мрачной обречённости, и это напугало стажёра куда больше, чем стрельба.

Из темноты показались новые хозяева положения — десятка два затянутых в камуфляж людей с оружием в руках. Один из них сделал несколько шагов вперёд и остановился перед главарём. Левой рукой — правая держала автомат — стянул чёрную вязаную маску, закрывавшую голову и лицо. По спине рассыпалась густая копна длинных тёмных волос; правое плечо резко дёрнулось.

— Глушитель, — донёсся до стажёра холодный голос.

Женский голос.

— Ирина, — глухо отозвался тот.

Тарас тихо охнул и вытянул шею — очень хотелось рассмотреть женщину, наводящую такой страх на бойцов Глушителя. Но та стояла к нему спиной, и всё, что стажёр мог о ней сказать, это — высокая, стройная, длинноволосая.

От изучения Холеры Тараса отвлекло появление новых участников. Заметив, как те вынырнули из темноты зимнего леса, стажёр только покачал головой — поляна у до сих пор официально не найденного Шушморского капища начинала смахивать на проходной двор.

Трое в камуфляже и один в наручниках. Двое камуфляжных крепко держали мужчину в наручниках, третий страховал сзади.

— Мужика тебе везли, — уверенно заключила Холера, обращаясь к Глушителю. — А зачем сюда? Почему тебе так не терпелось с ним расправиться?

Глушитель промолчал.

Тарас по-прежнему не мог рассмотреть Холеру, она стояла к нему спиной. Зато мужчину в наручниках он видел прекрасно. Резкие очертания рта, грубая линия подбородка, огромный кровоподтёк на скуле, перебитый нос и заплывший левый глаз. И совершенно удивительный в такой ситуации взгляд — прямой, жёсткий, ни намёка на испуг. Если бы только волосы были не короткие и чёрные, а светлые и подлиннее, вышел бы просто вылитый…

«Ахилл!» — ахнул про себя Тарас.

Ночь — это хорошо. Улучшает маскировку. Снижает эффективность огня противника. Улучшает слышимость. Хотя об улучшении слышимости можно не беспокоиться — выстрелы и так слышны более чем прекрасно.

Москва — на юго-западе. Трасса там же.

Юго-запад. Так…

Компаса нет.

Солнца нет.

Значит, Полярная звезда. Нет, пролёт — небо в облаках, ни звёздочки.

Мох на деревьях? Отпадает — зима.

Кольца у пня? Ага, где бы их ещё найти, эти пни.

Луна. Луну видно, хоть небо и в облаках. Но с ней сложно. Что же там было?.. Какая-то таблица. Из трёх рядов и трёх колонок.

Прикрыть глаза. Сосредоточиться. Он обязательно должен вспомнить!

Итак, правая колонка вниз: первая четверть, полнолуние, последняя четверть. Верхняя графа: восток, юг и запад. В остальных клетках — время.

Луна сейчас — в последней четверти. Время… Где же мобильник?.. Время — полпервого…

Прикрыть глаза, представить таблицу.

Луна в последней четверти в час ночи находится на… на востоке?.. Точно — на востоке.

Получается, что восток — там.

Значит, Москва — там…

Обернулся.

Посмотрел на бледное от потери крови лицо, на нижнюю губу, прикушенную от боли.

— Держись, товарищ капитан, — тихо сказал Сергей Ломцев.

Перехватил поудобнее жёсткую камуфляжную ткань — и поволок за собой по снегу.

Куртка цеплялась за какие-то сучья, шапка съезжала набок.

Капитан то тихо шипел от боли, то пытался подняться на ноги, то, обессилев, безвольно обмякал и с трудом бормотал:

— Оставь, Ломцев.

— Держись, товарищ капитан, — повторял тот и волок его за собой.

— Ну и чего ты собираешься с этим делать? — тихо спросил лейтенант Гаврилов, бравший на себя командование отрядом в отсутствие капитана Ларионова. Как и все остальные, на выходе из странного каменного помещения он замер, словно налетел на стену — столь невероятным оказалось открывшееся им зрелище.

Плечистый Серёга, вскинувший было новёхонький гранатомёт М203, смутился:

— Так это… ну… Их там вон скока.

— Вон скока, — тихо передразнил Гаврилов. — Поразительная логика.

Лейтенант снова оглядел открывшуюся ему панораму и нахмурился. Во-первых, никакого снега и никакого подмосковного леса не было и в помине. Зато имелось море. Во-вторых, в лесу царила темень, здесь же, пусть и очень низко над горизонтом, но всё ещё висело солнце. В-третьих, на широком пляже раскинулся огромный лагерь, а прямо под ступенями высокого крыльца, на котором стояли спецназовцы, собралась орава странно одетого народа — в доспехах, с копьями и щитами в руках.