Под «всё» Арагорн имел ввиду вполне конкретные вещи и рассчитывал, что Алессандра поймет намёк — он говорил о его отношении к ней.

Наверняка, девушке это было ясно. Но отреагировала она едва ли не худшим в сложившейся ситуации образом — приподняла тонкую бровь и осведомилась:

— Хочешь сказать, ты и впрямь неравнодушен к проблемам экологии?

«Ну почему эта тема поднялись именно сейчас!» — вздохнул про себя Арагорн. Хуже было бы только если она спросила бы, что у него за работа…

Снова соврать? Откровенно говоря, будь на месте Алессандры другая девушка, он бы так и сделал — не задумываясь. Но не в этот раз. Арагорн не загадывал на будущее, но он знал, что был бы совсем не прочь завязать с Алессандрой серьезные отношения, и именно потому продолжать врать никак не хотел. С другой стороны, ведь не скажешь же ей: «Твоя экология беспокоит меня меньше всего на свете».

— Я очень хотел с тобой познакомиться, и экология казалась мне самой удобной для этого темой, — глядя девушке прямо в глаза, честно ответил он и, улыбнувшись, добавил: — Не надо винить мужчину за то, что он хочет произвести впечатление на понравившуюся ему женщину.

Совсем не поддаться обаянию этой улыбки и произнесённых слов у Алессандры не вышло. Но и сдаваться так просто она не собиралась. Нахмурилась и постаралась выдержать сухой тон:

— Я допускаю, что ты говоришь правду, но ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что после произошедшего у меня нет оснований тебе верить.

Арагорн несколько мгновений внимательно изучал выражение глаз девушки, а затем, удовлетворённый тем, что увидел, кивнул, поднялся и спокойно сказал:

— Не сомневаюсь, у меня еще будет шанс доказать тебе, что мне верить всё-таки можно. И не просто можно, а стоит.

Алессандра промолчала в ответ.

Арагорн вернулся на своё место, приготовившись к скучному полёту.

Вышло совсем по-другому — некоторое время спустя в салоне самолёта завязалась оживлённая беседа. Оказалось, что Джейк с Карлосом были ООНовцами, представителями Всемирной Продовольственной Программы, и, разумеется, общие темы для разговора у них с Алессандрой нашлись легко.

Арагорн, прислушиваясь к активно ведущейся беседе, невольно задумался. Насыщенная жизнь наёмников забрасывала их с братом в самые разные уголки планеты. Работа конквесторами в «Бастионе» приводила их в самые разные места и времена. Но, по большому счёту, люди везде были одинаковыми — и в древности, и в настоящем, и в Сибири, и в Африке. Они жили в своем небольшом мирке, пеклись о своих личных проблемах, а о чём-то большем беспокоились только тогда, когда это большее стучалось в их дверь. Конечно, в разгары войн и восстаний прошлого и настоящего доводилось ему встречаться и с геройством, и с самопожертвованием, и с благородством. Но люди вроде Алессандры или этих ООНовцев, так искренне, так глубоко озабоченные проблемами, не касающимися их лично, ему, кажется, ещё не попадались.

Только если все разговоры о серьёзных экологических проблемах планеты, пусть даже и из уст прекрасной бразильянки, оставляли Арагорна равнодушными, то истории, которыми делились активисты Всемирной Продовольственной Программы, были ему близки и понятны. Может быть, потому, что Джейк с Карлосом обладали даром талантливых рассказчиков. А, может, потому, что многое из того, о чём говорили ООНовцы, Арагорну с братом довелось увидеть лично. Детей, поседевших от голода. Матерей, варивших камни, чтобы обмануть засыпающих малышей видом готовящегося «ужина». И стервятников, терпеливо следующих за похожими на скелеты, но ещё живыми людьми…

— В Бразилии, конечно, всё далеко не так экстремально, как было в Судане в середине девяностых, — рассказывал высокий блондин Джейк о проекте, который привёл их в Южную Америку. — Но люди всё равно голодают. И умирают от болезней, вызванных плохим питанием. В Бразилии недоедает более двадцати миллионов человек, и когда я говорю «недоедает», я имею ввиду, что у них нет денег на то, чтобы питаться даже один раз в день. Нам удаётся кормить около четырех миллионов семей, но этого все равно недостаточно.

— Вы для этого сюда и прилетели — расширять сферу гуманитарной помощи? — уточнила Алессандра.

— Если бы, — развёл руками кругленький смуглый Карлос. Переглянулся с Джейком и признался: — Несколько месяцев назад один из очень уважаемых банков Бразилии предложил нам дельную программу борьбы с голодом в штате Мараньян. Мы перечислили весьма значительную сумму в поддержку этой инициативы. Но, как оказалось, средства так и не были потрачены по назначению. И мы летим выяснять, что случилось.

— Ох, не надо бы им говорить вслух об этих вещах, — тихо прошептал следящий за разговором цыган на ухо Арагорну. — За такие деньги ведь убьют и не посмотрят, что они из международной организации.

Арагорн задумчиво кивнул. Теперь ясно, почему эти двое летят частным рейсом, да ещё и вместе с делегацией победительницы конкурса красоты для прикрытия, и почему секьюрити всполошились при виде нежданных пассажиров — его и Лекса — в самолёте. Люди, укравшие большие деньги у ООН, примут все меры для того, чтобы проверяющие не добрались до пункта назначения. А Джейку с Карлосом вообще надо бы молчать о цели поездки. И не только частным рейсом лететь, но ещё и охрану с собой взять, она бы им не помешала…

Как обычно в таких делах, Арагорн оказался прав.

Поздними вечерами парковка у «Сестёр Хилтон» и примыкающей студии всегда пустовала, однако сегодня в тишине и пустоте, окружающих одноэтажное здание, таилось что-то настолько жуткое, что это почувствовал даже Ломец. Нервно сглотнув, он медленно вытащил из бардачка пушку, машинально отметив, как скользит гладкий металл в его мигом вспотевших руках. Оглянувшись, заметил, что лица его товарищей тоже были напряжены до предела.

Плотная темнота покрывала первый этаж, и только размеренно мигал над дверью одинокий зеленый огонек сигнализации. Подозрение, что случилось что-то серьезное, превращалось в уверенность.

Ломец пошарил рукой по стене, разыскивая выключатель. Вздрогнул и на секунду зажмурился — свет спрятанных в темных потолках ламп, продуманно освещавших выставленные картины, показался ему ослепительным. Когда глаза немного привыкли, он почти сразу обнаружил признаки пронесшейся в «Сёстрах Хилтон» катастрофы — чёрные полотна, развешенные по стенам, перекошены, а то и вовсе сорваны.

На входе в студию — застывшее тело. Внутри — перевёрнутые мольберты, разбросанные по полу холсты и лужицы разлитых красок. Осколки. И запах. Запах отстрелявшего оружия. И крови.

Ломец недоверчиво покачал головой. Хохлома всегда отличался разумной осторожностью и рисковал весьма продуманно. Именно за это Ломец так ценил своё место — где ещё тебе обломится столько бабла всего-то за то, чтобы найти и изъять какое-то ценное старьё?

Хохлому в разгромленной студии он увидел не сразу. Тот обнаружился на высоком стуле перед мольбертом у окна; голова бессильно откинута, руки безвольно висят вдоль тела.

Ломец обернулся.

Ренат и Эдик с Димоном стояли позади него и одуревшими испуганными глазами оглядывали разгромленную студию. Они росли на рассказах и детских воспоминаниях о репортажах про беспредел девяностых, втихаря мнили себя крутыми пацанами, повидавшим кое-чего на своем веку, и сейчас, в студии, где пахло кровью и отстрелявшим оружием, отчётливо поняли, насколько наносная вся их крутизна.

Ломец остался спокоен — он служил в горячей точке и видел смерть.

Он долго смотрел на ошалевших парней, потом медленно обвел взглядом студию, остановился на Хохломе. Он не испытывал каких-то особо тёплых чувств к старшаку, не был к нему привязан и не брал его за образец для подражания. Более того, раньше он презирал всяких там мазил и прочих придурков, страдающих ерундой под названием «искусство»; он их и за людей-то не держал, в его внутренней иерархии они находились где-то между педиками и лохами. У старшака были странные повадки, недостойное хобби и внешний вид, за который, не знай его Ломец и встреть где-нибудь в переулке ночью, обязательно бы наподдал. Кроме того, Хохлома никогда не сидел, так что по старым понятиям и уважения-то не заслуживал.