— Я тебя предупреждаю в первый и последний раз — расскажи по-хорошему. К тебе лично никаких претензий не будет, обещаю.

— Да я уже все вам сказал, простите, не расслышал, как вас зовут?

Глушитель ошибочно принял деланную браваду цыгана, за которой тот скрывал нервозность, за наглость, проистекающую от уверенности в крепости своей «крыши». И рассердился. Подал своим сопровождающим короткий знак, те слаженно подлетели, один — к цыгану, другой — к его спутнику.

Что случилось потом, Глушитель не понял. Только увидел, как приятель Алмазова, вместо того, чтобы послушно согнуться от боли в скрученных руках, совершил несколько стремительных движений, а затем снова замер на месте. В руке мужик держал здоровенный нож, и в молочном свете зимнего дня было хорошо видно, что он испачкан кровью. Ребята Глушителя валялись на снегу и стонали, зажимая ладонями раны на ногах.

Цыган пораженно уставился на раненых. Глушитель, никак не ожидавший подобного развития событий, сделал осторожный шаг назад и вздрогнул, наткнувшись спиной на дверцу машины. Спутник цыгана, тем временем, невозмутимо присел, спокойно вытер ножище о куртку одного из валяющихся на земле парней, а потом, к изумлению Глушителя, подошел к цыгану, вынимая на ходу из кармана блокнот и ручку. Быстро что-то черкнул, протянул бумагу парню.

— Мэ дхэий! — выдавил из себя цыган. «Не надо».

Его спутник неуловимо-быстрым движением переместился к Глушителю, и, прежде чем тот шевельнулся, приставил лезвие к его горлу и сделал весьма говорящее короткое движение. Неглубокий порез немедленно засочился кровью.

— Ты обещал! — выкрикнул Лекс, побелевший так, что это стало заметно даже на его смуглой коже.

То, что его отпустили, Глушитель осознал не сразу. Зажав горло левой рукой, правой он выудил из кармана телефон и попытался набрать номер. Получилось не сразу — рука в толстой кожаной перчатке тряслась. Прошло уже много лет с тех пор, как дела решали такими вот грубыми методами; Глушитель почти позабыл, каково это. Прошло ещё больше лет с той поры, как кто-то осмеливался до него дотронуться. Непременная охрана, громкая репутация и солидное положение давно стали Глушителю надежным гарантом безопасности. Рискнуть проявить по отношению к нему не то, что агрессию, а хотя бы даже элементарное неуважение, мог только полный безумец, ни сном ни духом не ведающий об иерархии теневой Москвы. Да, либо безумец, либо тот, кто занимал в этой структуре очень высокое место…

Позже, сидя в тёплом салоне забравшей его машины, Глушитель успокоился. И твёрдо решил для себя, что вот теперь-то цыгана он точно уберет. И не только его, а вообще всех, причастных к этому делу. Просто в отместку за то неприятное переживание, которое он испытал по их милости. Хотелось бы, конечно, цыгана убрать прямо сейчас, но пока что он — единственная ниточка к таинственным поставщикам оружия. Но как только нужные сведения будут получены, цыгану не жить. А уж его спутнику, порезавшему его парней и его собственное горло, — тем более.

Арагорн пребывал в редком для него отвратительном настроении.

Прекрасный вечер плавно перешел в восхитительную бессонную ночь. Потом настало блаженное, сонное утро: из-под неплотно задернутых тяжелых штор пробивались полоски хмурого зимнего утра, щека Алессандры лежала на плече, шею легко щекотало её ровное дыхание, руку — пряди длинных черных волос. И резкий звонок телефона, того самого, рабочего, который нельзя отключать ни при каких обстоятельствах, обещал скорый конец этой идиллии.

Арагорн осторожно поднялся с кровати и ушел в ванную, прикрыв за собой дверь.

— Мне нужно, чтобы ты срочно заехал за Ильей и отвез его к Шушмору. Чем быстрее, тем лучше, — скомандовал Папыч.

Арагорн едва не застонал.

— Андрей Папыч, а вы не могли бы попросить моего брата? — буквально взмолился он. Василий, конечно, выговорит ему потом, что он окончательно обнаглел, но выручит, это точно.

— Василий встречается с Владимиром Кондратьевичем.

— А больше совсем некому? — протянул Арагорн и, покосившись на закрытую дверь, добавил: — Может, Тарас там или кто-нибудь. Мне сейчас ну просто очень некстати!

— Разумеется, раз ты так просишь, я сам его отвезу! — услышал он привычно саркастический голос шефа.

Арагорн выдохнул и, прикрыв трубку ладонью, шёпотом выругался в сторонку.

— Уже выхожу.

Наскоро умылся, недовольно потёр короткую щетину на подбородке, вздохнул. Алессандра по-прежнему спала, разметав волосы по подушке, и будить её ему очень не хотелось. Но он понимал, что после прошедшей ночи уйти, оставив короткую записку, — это, по меньшей мере, пошло. Потому Арагорн присел на краешек кровати и осторожно провел рукой по щеке девушки. Алессандра что-то мурлыкнула и чуть приоткрыла глаза.

Заготовивший целую речь, Арагорн вдруг понял, что напрочь её забыл, и вместо этого только беспомощно пробормотал:

— Мне очень жаль, но мне придется уйти.

Алессандра сонно посмотрела на его расстроенное лицо, а потом спросила:

— У тебя что-то случилось?

— У меня — ничего. Но на работе — чрезвычайное происшествие.

— О’кей, — спокойно ответила девушка. — А когда освободишься?

— Не знаю, — честно признался Арагорн. — Я распоряжусь, чтобы тебе вызвали такси, и тебя отвезут в «Пять морей». Не скучай, ладно?

— Если ты забыл, у меня впереди одно крайне важное мероприятие. Финал называется. И мне будет совсем не до скуки, — улыбнулась Алессандра.

Её спокойная реакция очень порадовала Арагорна, тем не менее, настроение оказалось испорчено — ведь у него были такие грандиозные планы на утро!

Илья, к счастью, не лез с расспросами, и Арагорн, полюбовавшись на плотный поток машин, еле ползущих по запруженному шоссе Энтузиастов в сторону МКАДа, вздохнул, взял с заднего сиденья предусмотрительно купленную газету и занялся ее изучением.

Когда он дошел до броского заголовка на весь разворот «Дерзкое покушение на депутата Козельского или новый виток политических разборок», настроение у него немного улучшилось, а когда дочитал статью — можно сказать, исправилось.

Арагорн оторвался от газеты, быстро оглядел приличную пробку, в которой безнадежно застрял их УАЗик, и уже собрался было поделиться с Ильей новыми, неизвестными прессе и полиции подробностями скандального покушения на известного депутата Козельского, когда заметил целенаправленно идущих к их машине сосредоточенных хмурых ребят, и, качая головой, воскликнул:

— Так не бывает!

— Так не бывает! — выдохнул Ренат и толкнул в бок задремавшего соседа: — Эй, глянь, кто там!

— *** тебе надо? — огрызнулся Ломец. Он чувствовал себя разбитым, уставшим и несчастным.

— Да ты глянь, кто вон в той развалюхе с газеткой сидит!

Ломец нехотя посмотрел в указанном направлении — и буквально подскочил на сидении, увидев в УАЗике того самого кекса, который избил его и пацанов и разбил им «Хаммер».

— Вот это пруха так пруха! — радостно прорычал Ломец и оглянулся, оценивая имеющиеся в его распоряжении силы. На этот раз, помимо него самого и Рената, в машине находилось еще трое, и он почувствовал себя увереннее.

— Выходим, — распорядился он, замялся на секунду, а потом добавил: — Все выходим.

— На кой все-то? — недовольно проворчал один из парней и удостоился зверского взгляда.

— Для надежности, — рявкнул в ответ Ломец.

— Э-э, — потянул его за рукав Ренат. — Чё, прямо тут брать будем, на глазах у всех?

Ломец на миг задумался. Лучше бы, конечно, дождаться, когда пробка рассосётся, проследить за этим кексом и взять без свидетелей. Но — вдруг он его упустит? То, Ломец вообще наткнулся на этого парня, равносильно чуду. Не возьмёт его — ни за что себе не простит… А уж Хохлома ему не простит тем более.

— Да, прямо тут, — наконец решил Ломец. — Подходим, хватаем, тащим к нам, выруливаем из этой пробки — и к «Сёстрам Хилтон».

— А всё-таки как же эти все? — мотнул головой сомневающийся на длинные линии замерших машин. — Особенно если он сопротивляться будет.