— Дурак ты, — сказал он вдруг, успокоившись. — Дубина стоеросовая. Я бы на твоем месте ноги родителям целовал, — просто потому, что они есть. И радовался, что из дома можно среди ночи выйти, и не бояться, что убьют, — это, правда, прозвучало не зло, а, почему-то, неожиданно с грустью.

Йаати смутился, чувствуя, что жарко краснеет до ушей. Сейчас он в самом деле чувствовал себя очень глупым и очень виноватым почему-то…

Вокруг что-то изменилось. Йаати замер, пытаясь понять… и тут почувствовал, что тонет во внезапно загустевшем, ставшим вдруг горячим воздухе. Все звуки завязали в нем, Шу что-то говорил ему, но Йаати его уже не слышал. Впрочем, что происходит, он понял и так, — переход. Сидя в этом дурацком бассейне, они заболтались и совсем забыли про него. Впрочем, это уже не имело значения, — всё равно, неважно же, где они сейчас сидят и что делают…

Йаати почувствовал, как его словно вжимает в себя. Цвета вокруг поплыли, мир принял какой-то сюрреалистический вид. Лампы стали черными, всё вокруг застыло. Йаати не представлял, как может видеть что-то такое, не распадаясь мгновенно на атомы, — но и мысли в нем уже как-то тормозились, вязли…

Вдруг ему показалось, что пол под ногами исчез, и он падает куда-то, бесконечно глубоко вниз. Мир вокруг странно исказился, словно в кривом зеркале, — и в последний уже миг Йаати понял, что они с Шу сейчас тоже исчезнут отсюда, — окончательно и бесповоротно…

Реальность словно моргнула — мир вокруг погас, затем вернулся. С ним ничего не случилось, — он сидел в том же бассейне, весь мокрый, обалдевший. Свет погас, потом снова загорелся, но уже тусклее, — наверное, от аккумуляторов. Откуда-то снизу доносились почти непрерывные взрывы, пол под Йаати содрогался, но сейчас он едва это замечал. Внутри у него ещё что-то потрескивало, и мир вокруг… раскрылся. Цитадель стояла так же, — но страшный черный океан вокруг пропал, его сменил лес, покрывающий крутые холмы. Вдали они переходили в горы, с другой стороны, далеко, смутно синело море. В небе, по пояс Цитадели, плыли рваные, растрепанные облака. Светило солнце. Самое обычное. И всё. Ни тварей, ни той жуткой водянистой мглы, ничего, — только покой… но Йаати едва замечал и это. Во время перехода, в этом сумеречном состоянии, когда он ещё мог думать, но уже не понимал, ни кто он, ни где он, не чувствовал своего тела, плавая в ослепительно ярком калейдоскопе видений, похожем на невероятный, многократно наложенный сон или путаясь в ослепительном водовороте образов, всплывших из его памяти, он вдруг увидел Лахолу. Свою, родную, — красные и серые кирпичные пятиэтажки, дым из труб заводов, деревья парков, улицы, по которым он ходил, и… и…

— Что там? — с интересом спросил Шу, очевидно, заметив, что глаза Йаати опять смотрят не сюда. Юноша ошалело мотнул головой, стараясь опомниться, потом удивленно взглянул на него.

— Ничего. В смысле, — ничего такого нет. Ну, чудовищного. Мы на месте. Там… в том мире, который я видел. И… знаешь, я дом видел! Ну, не прямо дом, а Лахолу… мою родную. Не знаю, где она, но я чувствую её. Смутно, правда, — но если в тот шар в рубке влезть, то, я наверное, смогу вернуться, — Йаати вздохнул.

Шу как-то странно взглянул на него… и решительно выбрался из бассейна.

— Вылезай, давай. Пошли аварийные генераторы запускать…

Двери покоев, конечно, отказались открываться, но пара аварийных генераторов нашлась и тут, — и процесс, как говориться, пошел. Шу подошел к терминалу, — на сей раз, необычному, с массой небольших экранчиков, закрепленных на шарнирных опорах и выгнутым пультом, не похожим на другие. Экраны тоже были странные, — зеленоватые, а не голубые, как обычно. Пульт не желал иметь с ним дела, и пришлось прибегнуть к «взломщику»… а потом и к «взломщику» Хи`йык, — но, пульт наконец, сдался, и Шу уткнулся в него. Йаати терпеливо ждал, — в последний уже раз…

— Система через два часа с копейками перезапустится, тогда и локатор заработает, и всё прочее… — наконец, сказал Шу. — Нет, через несколько минут, наверное, мы сможем выйти в коридор и даже попасть в рубку, — только толку…

Йаати вздохнул, — ещё пару часов ждать… просто потому, что ничего больше они сделать не могли… уже всерьёз изводясь от нетерпения, потому что Лахола стояла перед глазами, как живая, и он невольно начал думать, как там сейчас сходят с ума родители, потому что клятвенно обещал позвонить им сразу по прибытии в столицу, — ещё два дня назад…

Он плюхнулся на пол и вздохнул. Сейчас он чувствовал себя очень грустно. Домой ему хотелось горячо, остро, до умопомешательства… и совсем не хотелось расставаться с Шу. Только вот остаться тут, в этом мире, он уже совершенно не мог… и это было действительно обидно. Таких друзей у него ещё никогда не было, — и, если он вернется, никогда уже и не будет. Йаати понимал это даже слишком хорошо…

— Что с тобой? — тревожно спросил Шу.

— Я домой хочу, — уныло сказал Йаати. — Даже не хочу, а надо, потому что родители с ума сойдут же… И вообще… Наверное, Сверхправитель знает про всех этих Хи`йык и так далее, — ну а вдруг нет? И они и к нам тоже вломятся? Гхатра эта, гадость… Или что ещё там…

— Да я понимаю же… — вздохнул Шу.

— А пока что делать? — спросил Йаати.

Шу посмотрел на него, — сверху вниз, — и усмехнулся.

— Назад пошли, всё доедать. Не пропадать же добру?

— Я есть не хочу, — буркнул Йаати. Ему и в самом деле не хотелось, — наверное, от волнения.

Шу вдруг рассмеялся и потянул его за руку.

— Пошли давай. Или ты хочешь все эти два часа сидеть и выть от тоски?..

Йаати не хотел, — и, вздохнув, побрел вслед за Шу.

Вернувшись к бассейну, Йаати плюхнулся в него и замер, скрестив руки на груди. Теплая вода совсем почему-то не радовала. Стоявшая вокруг вкуснющая еда не радовала тоже. Ну вот почему всегда так, — вроде, и решилось всё так, что лучше просто некуда, — а всё равно недостаточно хорошо, и совсем наоборот даже…

Шу как-то странно посмотрел на него, — и взялся раскупоривать вторую бутылку вина. Наплюхал в чашку, протянул ему…

— Зачем это? — уныло спросил Йаати.

— А мне, думаешь, приятно на твою кислую физию смотреть? — ответил Шу. — Ну, расстаемся, — ну так и что?.. Живые же, по крайней мере.

— Спасибо, порадовал, — буркнул Йаати.

— Ты так не шути, — хмуро сказал Шу. — Я когда тебя там увидел, — ну, обгоревшего всего, — то чуть пулю себе в башку не пустил, потому что тебя послал, а не сам… Удержался только потому, что думал, — тебя ещё можно спасти. Не верил, если честно, но… лучше пей, давай. Не хочу твою мрачную физию помнить.

Вздохнув, Йаати выхлебал вино, — морщась, как микстуру. Шу налил ещё. Йаати подозрительно взглянул на него, — но выхлебал и вторую чашку. Шу усмехнулся и плюхнулся в бассейн рядом с ним.

— Знаешь, говорят, что шуулан раны на самом деле не лечит, а вроде как… ну, заменяет. На какое-то время. И, если не жрать потом усиленно, — то быстро ласты склеишь, или вообще того… развалишься. Так что давай, жри.

Йаати вздохнул. Такая перспектива ему категорически не нравилась, — так что он всё же повернулся и окинул взглядом поле боя. Поляну они уже здорово подмели, — он даже удивился, сколько они двое стрескали, — но оставалось ещё много. Поразмыслив, он цапнул пирожное и начал его жевать. Оно, неожиданно, оказалось похоже на любимую им дома «картошку», и он, прожевав, взял ещё.

— Ну вот, а говорил, что сладкого не любишь, — усмехнулся Шу.

— Почему, люблю, — буркнул Йаати, дожевав. — Просто мне не продают, потому что детям вредно сладкое. И родители не покупают, потому что зубы портятся, диабет вступает и вообще… На самом деле, я вообще всё люблю, когда жрать хочется. Но каши всякие, — гадость, от них никаких сил же. Мясо жареное лучше. Или там пирог с рыбой…

После пирожных захотелось пить. Йаати вновь плюхнул в чашку вина и выжрал залпом. В башке снова зашумело, причем, сильно. Стало не то, чтобы хорошо, а просто как-то… безразлично. Вот зачем на самом деле его пьют, подумал он. Невеселая же у взрослых жизнь…