Но, так как делать ему больше было всё равно нечего, он сидел неподвижно, ровно дыша, всматриваясь в них. Он видел шахты, коридоры, залы, — едва освещенные, пустые… хотя и не всегда. Иногда ему мерещились бесцельно бродящие «зомби» бывших фтангов и людей, иногда, — разбросанные тела порубленных турелями тварей Хи`йык, иногда те же твари, но ещё живые. Вероятно, турели там испортились или ещё не включились… но таких мест было… много. Гораздо больше, чем ему хотелось бы. Хи`йык до сих пор были тут тысячи, может быть, десятки тысяч, — и это только те, которых он видел. Видел он и ц`улинов, видел иногда и их схватки с тварями, — но уже так призрачно, что совсем не мог решить, не кажется ли ему. Здесь и сейчас он совершенно ничего не слышал, — хотя тишина тут стояла мертвая. Если где-то тут и бушевали бои, то далеко, за глухими дверями и стенами, — сюда, до него, не долетало ничего, никакого, даже самого отдаленного отзвука, хотя рев и крик там наверняка стоял адский…

Но иногда его взгляд как-то выскальзывал наружу, и Йаати видел черные валы в мрачных кровавых отблесках, — они катились бесконечной чередой, разбиваясь об глухие стены Цитадели. Теперь он видел, что та погрузилась в океан почти наполовину, — то есть, километра на три, — и, вспомнив тот сырой запах, невольно поёжился, вспомнив, как бродил там, в её основании… где-то возле самого океанского дна. Хорошо, что тогда он ничего не знал об этом, — иначе страх перед миллиардами тонн черной ледяной воды, которая вот-вот ворвется внутрь, довел бы его до истерики… ладно, не довел бы, но основательно испортил и без того паршивое настроение. Весь этот багрово-черный жуткий мир был словно бы пропитан страхом, — казалось, что он даже не исходит откуда-то, а является неотъемлемым свойством этого места, точно таким же, как багровое пустое небо и черный бесконечный океан. Вот он действительно пугал Йаати. В пустой бездне неба ничего не двигалось на сотни, наверное, километров вокруг, — но в черной океанской бездне скользили некие смутные, светящиеся очертания. Йаати не мог их разглядеть, — он видел сейчас лишь светящийся узор на телах неких подводных созданий. Ни одно из них его взгляд не мог охватить целиком, и одно это пугало. Размер этих существ достигал сотен метров, и их здесь было… много. Очень много, — он не мог даже их сосчитать. Они кружили вокруг монолита Цитадели, не приближаясь к ней, и не всплывая к поверхности, — но всё равно, вдоль хребта Йаати невольно пробегал озноб. Очертания их были очень уж… странными, и он снова подумал о том, что видел на шоссе. Что-то почти такое же… черное, и, в то же время, светящееся, — страшное в своей противоестественности сочетание. Он не представлял, правда, как смог разглядеть всё это днем… но ведь и сейчас он не видел мир в привычном ему смысле, — больше это походило на призрак Верхнего Зрения, там, в даймерном поле. Скорее воображение, чем реальность… только вот странно совпадающее с ней. Словно весь этот страшный мир был просто чьим-то сном, — а он, Йаати, сейчас видел сон во сне…

Эта мысль его испугала, и он дернулся, открыв глаза. На какой-то миг он подумал, что сходит с ума… но тут же вспомнил, что как раз сумасшедшие считают себя совершенно нормальными. Себя, как раз, он вполне нормальным не считал, и эта мысль странно его успокоила. Он вздохнул и помотал головой, потом снова опустил ресницы. Сидя на ледяном металлическом полу он замерз, по мышцам то и дело пробегала резкая, непроизвольная уже дрожь, — но сейчас это ощущение не просто ему нравилось, а казалось очень важным: оно словно держало его на поверхности этого мира, не давая соскользнуть в смутную бездну видений, в которой его сознание незаметно растворится без остатка…

Эта мысль Йаати очень не понравилась, и он вновь недовольно мотнул головой. Смешно, — но он очень боялся умереть, даже не заметив этого, словно именно такая смерть и была реальной, окончательной, — а, истекая, например, кровью, он мог успеть подготовиться к переходу в некое иное бытие…

Но и эта мысль тоже его напугала. Что, если в своем мире он УЖЕ умер, — утонул или просто споткнулся и проломил башку об пенек, гуляя нагишом в том лесу, — и попал… ну, пусть не в ад, но в место, куда никак не должен был попасть? Не в совсем настоящую реальность? Здесь тела исчезали без следа, а он сам, словно тень, проскальзывал из одного места в другое, — всё это совершенно не вязалось с его представлениями о реальности. Зато очень походило на сон, в котором он как раз незаметно перескакивал из одного образа в другой, ничуть не удивляясь этому. Вот только все ощущения здесь были более чем реальными, — и это окончательно ставило Йаати в тупик. Нет, во сне он тоже ощущал холод, страх, боль, — иногда очень ярко, даже ярче, чем в реальности. Но там эти ощущения, сам их источник, были всё же смутными. Здесь же всё было совершенно ясным, конкретным, — как вот сейчас. Холод и неуступчивая твердость металла под ним. Холодный сухой воздух, слабо пахнущий маслом и сваркой. Мурашки на коже. Резкие подергивания мышц, — словно кто-то извне пытался управлять его телом…

Эта мысль тоже напугала Йаати, и он вновь яростно помотал головой. Этак недолго дойти до идеи, что его самого вообще нет, что он просто кукла, которой управляет кто-то извне, — а с такой вот идеей он действительно свихнется. На самом деле, это лишь судороги от холода (но какие-то странные, почти осмысленные, словно… а, черт, сгинь!..)

Йаати бешено замотал головой, словно стараясь выбросить из неё весь набившийся в неё мусор. Как всегда после такого, голову у него повело, ему показалось, что он падает… и он действительно упал, — в темноту.

Улицу заполнял глубокий синий полумрак, — как бывает, когда небо ясное и только начинает светать. Не горело ни одно окно, а бессчетные стекла отблескивали холодно и страшно. Синие ртутные фонари почему-то светили еле-еле, а на их проводах потрескивали разряды, — в метр или в два, но не трещали, а именно потрескивали, замедленно так…

Йаати стоял посреди этой улицы, ёжась от холода, почему-то совершенно нагой, испуганно оглядываясь, — но вокруг не было ни души. Лишь где-то далеко за крышами завывала какая-то сирена, — высокий, металлический, вскрикивающий звук, жутко чужеродный. От него туго сводило мышцы живота, а всю кожу покрывало мучительным ознобом. Сейчас всё кончится, с тоской подумал Йаати… и проснулся.

Мальчишка вскинулся и сел, ошалело осматриваясь. Он был в небольшой шестигранной шахте, заваленной какими-то мягкими упаковками, — закопавшись в них он и спал. Или, скорее, бессовестно дрых, — голова у него была удивительно ясной и свежей, и он понял, что спал много часов.

При этой мысли Йаати подскочил, — он, наконец, вспомнил, что Нцхл обещал через девять часов открыть портал, — но нога соскользнула, и он опрокинулся на спину. Высоко над ним светила тусклая, мертвенно-синяя лампа, — она, наверное, перегорала и неритмично мерцала, мертвенно потрескивая. Разбудивший его металлический, вскрикивающий вой звучал на самом деле, только где-то далеко. Йаати ошалело закрутил головой, стараясь понять, откуда он доносится. Сперва шахта показалась ему совершенно глухой, — попросту говоря, готовым склепом, — но сейчас он разглядел в её стене узкое прямоугольное окно. Довольно высоко, — но он подскочил, уцепился за его край, подтянулся и выглянул наружу. Опять какой-то полутемный зал, освещенный лишь темно-синими, в черных и белых узорах экранами, закрепленными на стенах, — почему-то одними экранами без пультов. Тут никого, вроде бы, не было, и Йаати, перекатившись через край, мягко спрыгнул вниз. Как всегда утром, ему хотелось сразу в туалет, есть и пить. При всем этом он чувствовал себя очень даже бодро, — долгий сон явно пошел ему на пользу.

Осмотревшись, — как он уже и ожидал, весь зал был заставлен такими же шестигранными колоннами, — Йаати бодро побежал вдоль стены. Ему повезло, — вместо двери тут был проем, перекрытый силовым полем, и сквозь него он выскочил в коридор, ёжась от колючих разрядов. Здесь оказалось неожиданно холодно, и он ещё прибавил темп, — просто чтобы согреться. Он уже наловчился бегать по твердому, не долбя по полу пятками, а опираясь сначала пальцами и подушечками ног. Получалось легко, упруго и бесшумно.