Вздохнув, он медленно пошел вперед, ёжась и дрожа от холода. Вышел к гребню крутого травянистого склона. И обадлело замер.
Внизу, под ним, на глубине где-то пяти этажей, виднелась пустынная асфальтовая дорожка и столь же пустынная россыпь песка. В стеклянных колпаках протянувшихся вдоль неё погашенных фонарей собралось мутное молочное сияние. Йаати понял, что его занесло совсем не в лес, а в парк. Было явно очень рано, внизу не было видно ни одного человека. За дорожкой поднималась плотная масса густых пышных крон, таинственно-темная в бледном ещё сиянии рассвета. Дальше, за ними, раскинулась просторная долина реки. Небо над ней было глубокое, чистое, холодное, зеленовато-синее, с едва заметно ползущими, бесконечно длинными рыжеватыми облаками, озаренными снизу алым отблеском готового уже взойти солнца. Они беззвучно разрывались и клубились, обтекая восьмигранный металлический массив, застывший там, в небе, далеко…
Узнав его, Йаати беззвучно плюхнулся на попу, уже не замечая холода. Черно-фиолетовый зеркальный металл, вогнутые уступом борта, восемь орудийных башен по углам, узкая уступчатая пирамида в центре… он миллион, наверное, раз видел Парящую Твердыню, резиденцию Сверхправителя, — но и не представлял, как красиво она выглядит наяву…
Как-то запоздало в глаза ему бросились низкие железные крыши, поднимавшиеся за кронами слева, и призрачно-слабые сизые и желтоватые огни, широким поясом мерцавшие где-то за рекой, на той, уже, наверное, стороне долины.
Промашка вышла, — как-то совсем уже отстраненно подумал он. Большая такая промашка… на пять тысяч километров. Я в столице. В Тай-Линне. А это, конечно, река Линн. И я стою в городском парке, совсем голый, босиком, без документов, без денег, без всего… вот счастье-то…
Йаати вспомнил, что так вот, — в чем мать родила, босиком, — он и приперся в рубку, даже и не подумав одеться или захватить с собой что-нибудь… и, осознав это, жутко зарычал от злости. Нет уж, он на самом деле безусловный, абсолютный баран!..
Осознав, что торжественный прием в Академии Наук и личная аудиенция у Сверхправителя отменяются по причине отсутствия доказательств, Йаати беспомощно осел в траву. Он прекрасно понимал, что никому даже заикнуться не сможет о том, что с ним было, — иначе его и в самом деле законопатят в дурку, немедленно и окончательно. Блин, надо в милицию сдаваться идти, подумал он. И врать, что меня на вокзале жулики чаем опоили с какой-то гадостью, и я потерял память… и не помню совсем, как попал сюда, в этот парк… и меня, конечно, тут же сдадут в дурку, просто для экспертизы, а там… ну, и поделом мне. Раньше надо думать было…
Йаати подтянул босые ноги, обхватил их руками и вздохнул. Может, лечь в эту проклятую траву и торжественно замерзнуть насмерть?.. А, блин, не выйдет же, только замучаюсь от холода совсем…
Он опустил ресницы и вздохнул, скрывшись сам в себе, словно в домике. И тут же мир вокруг него… треснул. Он увидел колоссальную зеркальную пирамиду… корабль, паривший среди стылых неподвижных звезд… необозримую равнину, над которой, как облака, неспешно плыли бессчетные миры… полянку где-то в джунглях, на которой, поразительно изящно, танцевали парни и девы примерно его возраста, — черноволосые и золотокожие… а потом всё сменила небольшая комнатка с голыми, сиренево-черными стенами, у одной из которых стоял диван, безыскусно украшенный гирляндой из тусклых желтых шариков размером с мандарин, — они служили тут единственным источником света, создавая очень романтичный полумрак, в котором… в котором…
На диване устроилась смуглая обнаженная парочка, — лохматый мускулистый парень, упираясь пальцами босых ног в стену, очень увлеченно ёрзал круглой задницей, — а дева, скрестив на ней офигенной формы ноги, не менее увлеченно вопила, жмурясь и округляя рот…
Йаати словно треснули по лбу. Он вылетел в реальность, судорожно хватая словно исчезнувший вдруг воздух, уже вовсе не чувствуя холода, — у него, словно порох, вспыхнуло лицо, уши, всё тело. Он миллион, наверное, раз представлял себе, как выглядит наяву это самое… и всё равно, не мог даже представить, что оно выглядит так… увлекательно. И… он узнал эту деву!.. Хьютай, подруга Сверхправителя. А парень, соответственно…
Йаати ошалело помотал головой. Нет, он, в принципе, знал, что файа занимаются любовью так же, как и люди… и что Анмай и Хьютай вообще женаты, — то есть, не только могут, но даже и должны исполнять священный брачный долг и всё такое… но сейчас они совсем, совсем не были похожи на свои официальные портреты…
Немножко остыв, он глубоко вздохнул и усмехнулся. От увиденного ему стало вдруг очень хорошо, — и не столько даже потому, что зрелище было во всех отношениях… воодушевляющее. Парень, так увлеченный подругой, просто не мог быть мерзавцем. Просто потому, что столь офигенная дева никогда не смогла бы полюбить его… так, если бы хоть чуть в нем сомневалась. Файа на самом деле хотят им добра, об этом и думать больше нечего. Ладно, дальше…
Йаати откинулся на спину, забросив руки за голову и глядя в бесконечно высокое небо между травяных метелок. Холод слабее не стал, — но сейчас он казался ему очень… бодрящим. Итак, задача номер раз: прыгнуть в то место, где всё началось, и где он оставил свою одежду. Задача номер два: прыгнуть домой и забрать свои документы и деньги, — а также рюкзачок с вещами, которые он собрал в дорогу. Ладно, это фигня, до дома он дойдет и сам… Задача номер три: прыгнуть назад сюда, в столицу. Задача номер четыре: позвонить наконец родителям, извиниться и сказать, что он жив, здоров, и так далее. Задача номер пять: прыгнуть в Парящую Твердыню, и пусть Анмай объяснит ему, как он, в конце концов, там оказался…
Йаати усмехнулся, опустив ресницы. Ну что ж, подумал он. Приступим.
Конец.
