— А что в этом такого необычного? — спросил он.

Шу вздохнул.

— За всё это время батареи феммы давно бы сели. Пустые районы отключают, а в жилых по квартирам патрули ходят, — в том числе, и на такой вот случай тоже.

— Там, в той квартире, ещё осталось электричество. И фемма сказала, что оно от реактора… только черт знает, от какого. Цитадели, наверное? — сонно предположил Йаати.

— Наверное, — Шу сейчас думал о чем-то своем. — Говоришь, она просто стояла, как стол?

Йаати кивнул. Он вспомнил, как фемма молча смотрела на него, совершенно не двигаясь, словно манекен, — и его снова передернуло.

— Какая-то совсем старая модель… наверняка, ещё с внешним управлением, способная без него лишь к самым простым функциям, — а значит, узнать что-то ценное от неё не вышло бы, — предположил Шу. — Тем более, стрейдовая мозаика на ладонях, — Йаати вспомнил сиренево-черный металл, словно вырастающий из белой руки феммы, и вновь поёжился. — Точно рабочая модель.

— А что значит, — рабочая модель? — спросил он.

Шу смущенно опустил взгляд.

— Феммы обычно служат для… ну, как суррогат женщин, в общем. И они, обычно, не сильные. Не могут причинить вред, даже если захотят. А рабочая фемма обладает огромной физической — то есть, конечно, гидравлической силой. Она без труда подняла бы полтонны груза — а может, и больше. Или бы ноги тебе из жопы вырвала. Говорят, и такое бывало. Сопротивление специально засылало таких… к всяким нехорошим людям. Потому-то их и запретили, собственно. И даже говорить о них…

— То есть, это машина-убийца? — Йаати передернуло. Мысль о том, что и ему могли вырвать ноги, не радовала.

— Нет, — Шу усмехнулся. — Она же говорила с небольшими паузами, словно консультируясь с кем-то. С удаленным компьютером, скорее всего, а феммы-убийцы так не делали. Всё интереснее и интереснее…

— Что интереснее? — Йаати тоже одолело любопытство.

— Ты говорил, что на подошвах у неё тоже стрейдовая мозаика. Это рабочая модель, рассчитанная на многолетнюю эксплуатацию, безо всякого особого ухода. Обычная фемма столько бы не протянула, даже в «спящем» состоянии, — потекла бы гидравлика, и вообще… Интересно всё же, откуда она там…

— Я спрашивал, — хмуро сказал Йаати. — Но она не ответила.

— Очевидно, вопрос не был предусмотрен программой, — Шу вздохнул. — Общаться с такими вот устройствами — всё равно, что шарить в темноте наугад: не знаешь, что там есть, к тому же, можешь пройти в волоске от нужного — и не заметить. Но всё же… я бы спросил, где её управляющий компьютер.

— Ага, и она бы мне ноги из попы вырвала бы, — хмуро сказал Йаати. — Из соображений конспирации.

Шу вздохнул.

— Промолчала бы. Неудобных вопросов для фемм не существует, — если ответ не заложен в программе, вопрос они просто игнорируют. Но может…

— Ага, только вот то, что она мне там говорила, всё же здорово походило на бред, — сказал Йаати.

— Бредить феммы не могут: все их слова записаны заранее, и они просто выдают их в ответ на внесенные в программу вопросы. Или ситуации. Или… — Шу вновь зевнул, на сей раз, уже душераздирающе. — На самом деле технология общения с феммами довольно сложная — но в ней я не разбирался никогда, да не особо и рвался: компьютеры всё же привычнее. Слушай, спать давай…

Йаати вздохнул. Спать хотелось и ему, — вот только рой кружащихся в голове загадок не давал ему покоя.

— А ты знаешь, что со мной было? — спросил он. — Все эти появления-исчезновения и так далее? Это же просто мистика какая-то…

Шу снова душераздирающе зевнул.

— Мистики — это просто люди, которые верят во всякую чушь, в то, что они обладают какими-то необычными способностями… всерьёз верят, до самого донышка. По мне мистика — это просто самогипноз, когда человек убеждает себя, что летит, в то время как на самом деле он падает с десятого этажа. Я слышал про парня, который считал себя Господом Всемогущим и Совершенным, — в то время как на самом деле он был лишь психом, жующим занавески в дурке.

— Ну, я-то, наверное, не псих, — обиженно сказал Йаати. — И со мной это на самом деле было, ты же видел…

— Видел, — Шу вздохнул и откинулся на спину, глядя в потолок. — В том-то и дело, что видел, — иначе в жизни не поверил бы. Знаешь, философы говорят, что мистика — это тонкие, можно сказать, духовные воздействия, напрямую меняющие реальность. Или даже иррациональные, ни с чем не связанные изменения самой реальности. Типа мистической пропажи носков и множества других предметов. А у вас что на эту тему говорят?

Йаати задумался. Мистикой как таковой он никогда не интересовался, — но всё необычное страшно его привлекало, так что читал на эту тему он немало, да и по телевизору тоже много что смотрел…

— Анмай, — ну, Сверхправитель, — говорил, что мистика, — это то, что обычно происходит во сне, где события не имеют ни связи, ни причины. И что мистику можно изображать, как опущенную в воду руку, — вода вокруг неё течет, но никто не скажет, как потечет каждая отдельная струйка.

— Дурацкий подход, если честно, — Шу снова зевнул.

— А чем её тогда изображать? — удивился Йаати. — Но он говорил, что, по мнению мистиков, сознание первично, а мир — только иллюзия. Или инфорет. Или у нас есть ихцемизис, который формируется Волей и Представлением — и сам, в свою очередь, влияет на Реальность, — сейчас Йаати говорил не свои, услышанные раньше слова, и ему было немного смешно. — В таком плане даже я сам — мистик… наверное.

— А что это за инфорет и ихцемизис?

— Инфорет, — это дополненная реальность, ну, вроде как расщепленная, — Йаати подумал. — Например, астрал есть, — но не в бреду психов, а в реале. И в него можно войти, выйти и так далее… А ихцемизис, — это Первичный Хаос, или варп там. И в нем постепенно возникает… ну, отражение человека, и, если он будет думать много и правильно, то оно, в свою очередь, начнет влиять на реальность. Вот и будет та самая мистика. Я, правда, об этом не думал ни фига, но мне давно уже кажется, что мир совсем не такой, как нам кажется, и на самом-то деле всё, ну, совсем другое. А если хорошенько подумать, как всё должно быть, то так оно и станет…

— Лучше не надо. Слушай, спать давай. У меня и так башка уже пухнет, — Шу демонстративно повернулся спиной и затих.

Йаати тоже отвернулся к стене, накрывшись одеялом. В казарме стало очень тихо — слышалось лишь ровное жужжание ламп, слегка раздражающее, — словно над ушами вились невидимые насекомые. Простыня холодила голый бок, одеяло кололось, торчавшие из-под него босые ноги мерзли. Йаати поджал их и поёжился, подумав, что так он точно не сможет заснуть.

И заснул.

…скользкая чугунная лестница казалась бесконечной, — но, наконец, Йаати, вслед за Шу, вылетел на пересекающий улицу мост и помчался по нему, почти не глядя по сторонам… и всё же замер, словно наткнувшись на мощный, густой звук взрыва. Ошалело повернул голову…

В стороне вокзала, над крышами, вспухало крутящееся, похожее на кулак облако коричневато-серого дыма или пара, оставляя за собой клочковатую, неровную колонну. Йаати, ошалело приоткрыв рот, глазел на это зрелище, — и тут между землей и облаком сверкнула целая сеть молний. В тот же миг воздух снова ударил по ушам, и из-за крыш всплыло второе облако, точно такое же. Потом третье…

— Какого черта… — начал он.

На горизонте, над крышами, зажглось несколько злых сине-белых огней, таких ярких, что на них больно было смотреть. Снова засверкали молнии, — почти непрерывно, сплетаясь в дрожащие волокнистые дуги, — словно в какую-то призрачную радугу. Треск и шипение накатили волной, глуша все звуки, — и сами угасли на фоне двух новых мощных взрывов. Над крышами вспухло ещё два облака — того же вида и размера, на равном расстоянии от прочих, словно шел какой-то фейерверк. Шапки первых взрывов уже сносило ветром, их трубчатые хвосты неровно кренились, словно падающие башни. Самая первая из них нырнула в тяжело расступившиеся тучи, — они неохотно закрутились, заворачиваясь в жутковатую воронку, словно небо проваливалось вверх…