— Дальше что? — с интересом спросил Шу. Похоже, и ему процесс прогрева ух доставлял почти физическое удовольствие.

— Дальше… — Йаати шевельнулся, слегка пихнул его пятками, устраиваясь поудобнее. — Знаешь, нас как-то раз возили на завод, — на экскурсию, и там, не помню уж, для чего, делали такие полированные латунные стаканы, очень красивые, как золотые. Меня словно черт торкнул, — страшно захотелось хоть один, — просто так, ни для чего, для красоты просто, — а, так как дарить его мне никто, почему-то, не подумал, я решил забраться на завод ночью и стащить его…

— И стащил? — с крайним интересом спросил Шу.

— Ага, — Йаати довольно ухмыльнулся. — Тогда мне было где-то лет двенадцать, башка — держалка для ушей, как отец говорил… В неё пришло залезть на трубу теплотрассы и по ней ползти через забор, над оврагом, — потому что с этой стороны меня уж точно никто не ждал… Удивительно, но я так и не сорвался вниз, — высота там была метров двадцать, — как-то сполз на землю, забрался в цех, — там было открытое окно, высоко, но на стене там были такие квадратные полые выступы, декоративные, наверное… Внутри было темно, я долго бродил там, как во сне, пока не нашел эти проклятые стаканы… Самое смешное, что я смог как-то выбраться обратно, не попавшись и не сломав свою дурацкую шею… до сих пор помню всё это, — черное небо, резкий свет прожекторов внизу, далекие огни за полем, запах сентябрьской ночи, гудение трансформаторов на подстанции… как я был и не совсем уже я, а кто-то другой, совсем другой, бесстрашный и чертовски удачливый… Я, ясное дело, изодрал всю одежонку и сам весь ободрался в кровь, но зато потом… о! Эти несчастные стаканы до сих пор стоят у меня дома, в шкафу. Все пять штук, — Йаати хихикнул. — Кажется, я соврал предкам, что просто нашел их, меня даже похвалили за находчивость… на день рождения я пил из них сок, словно вино из черепа врага, — с таким же мрачным удовлетворением… Теперь я и вспомнить не могу, что в них было такого, что без них мне прямо жизнь была не мила… Ну, в общем, так оно всё и началось. Мне страшно понравилось пробираться в разные места, — не тащить что-то, а просто так, посмотреть, не творится ли там что… ну, разве что фигню какую взять на память. Или просто на трубу дымовую залезть, — оттуда ночами знаешь какой вид!.. Космос целый, огней, — как звезд в галактике. Сидишь с биноклем, — мне отец отличный подарил, — и смотришь, смотришь… думаешь, куда ещё пойти… а потом и идешь, иногда прямо этой ночью даже, но обычно… думаешь сперва, как пойдешь, это тоже, знаешь, здорово…

Чаще всего я ходил на приборостроительный завод, — при нем был здоровенный склад лома, всяких старых приборов, которые туда привозили на разборку, и вот там я находил иногда всякие поразительные штуки, военные даже, на которые я что угодно мог выменять… — Йаати вздохнул. — Знаешь, я лишь теперь понял, какой я тогда дурак был. Если бы меня там поймали, — в дурку закатали бы, наверное, потому что объяснить, зачем я всё это делаю, я бы, разумеется, не смог. Да и просто так мог тысячу раз сдохнуть, — шею сломать, или… Один раз я у реки в болото влез, — почти утонул, на животе еле выполз, не помню, как домой дошел… Промок весь насквозь, простыл… Предки вернулись, — отругали, что нельзя по полу босиком ходить… — Йаати снова засмеялся, уже нервно. — В другой раз, в лесу, меня вдруг что-то за шею сзади схватило, твердое такое, не рука совсем, а вроде кость мертвая… Я думал, — сердце из груди выпрыгнет и ускачет подальше. А оказалась ветка, блин… Однажды с дерева сорвался, так треснулся, что тело отказало, — лежу, глазами хлопаю, а пошевелиться не могу совсем… Решил, что всё, хребет сломал, и теперь всегда будет так… а потом оно проходить начало, — вроде как контузия… Козел один ножом в живот тыкал, — хорошо, не достал, я ему руку сломал… а мама ругалась, — опять рубаху, паразит, порвал… — Йаати вновь хихикнул, но смех вышел каким-то невеселым. — Когда парни по уму дерутся, то рубахи снимают, и обувь тоже, чтобы с ноги по яйцам не прилетело. А этот совсем какой-то ненормальный был, я даже не понял, что ему от меня надо было…

— Ну вот, а ты говорил, что никто ничего никому… — заметил Шу.

— Да не, это я уже не гулял, это в деревне было, — отмахнулся Йаати. — Нас туда от школы возили морковь дергать, я деревню посмотреть пошел, — а там… ну, вроде как поселение такое, для дураков. Нам и говорили, что нельзя, и забор стоял… но я-то ведь… — Йаати вздохнул. — Хорошо, со мной ребята были, а то и не знаю, чем всё кончилось бы… И предкам никто ничего, иначе меня со свету сжили бы… Я же человека покалечил, а это уже статья… уголовная.

— А ножом в живот тыкать, — не статья? — спросил Шу.

— Это, — нет, это не считается. Вот если бы он мне кишки выпустил, — то его бы, конечно, в тюрьму, или назад в дурку, пожизненно. А вышло, что надо меня, — Йаати поёжился. — Сам не знаю, как так получилось. Я же тогда вообще не думал, перепугался страшно, — мы идем просто, и вдруг он на нас с криком… Йис и Ву убежали сначала, а я…

— Хорошие у тебя друзья, — мрачно сказал Шу.

— Хорошие, — спокойно согласился Йаати. — Вернулись же, растащили нас, я тогда и заметил, что рука… а то и не знаю, что там с нами было бы… И не растрепали никому, — а это мальчишкам знаешь, как сложно?..

— Боялись, что им тоже попадет или что ты им сам потом дашь?.. — с усмешкой предположил Шу.

— Я бы уже не дал, я бы в тюрьме оказался или в дурке, — мрачно сказал Йаати. — А там я бы в четырех стенах сдох, просто от тоски, даже если электричеством лечить не стали бы или там аминазином в попу… Просто… ну, друзья же мы. Пусть не такие, как ты вот, всё равно… Меня же даже в школе в пример ставили, — ну, не в пример, а совсем наоборот, — мол, не будьте такими, как я, дураками вырастете… а я что, — виноват, что у меня физия дурацкая?..

— Она не дурацкая, она просто глупая сейчас, — Шу хихикнул, и Йаати злобно зыркнул на него. — Слушай, а друзей у тебя, выходит, совсем нет? Ну, настоящих?

— Йис и Ву есть же, — вздохнул Йаати. — Но и им всё не расскажешь же, а какая это тогда дружба?.. Так, — в кино вместе сходить или там в парк подраться…

— Это как? — удивленно спросил Шу.

— У нас вечером в парке мальчишки собираются подраться, — пояснил Йаати. — Ну, не всерьёз, с ножами там, а так… по правилам, — по яйцам не бить, в морду тоже, потому что синяки заметно и зубы можно выставить… ну и прочее такое всё. А так… ну, робкие они какие-то все… Никуда с ними толком не пойдешь, — мол, бандиты часы с кедами снимут, милиция заберет, морра кровь выпьет…

— А морра, — это кто? — с крайним интересом спросил Шу.

— Морра, — это шар черный, вот такой, — Йаати развел руки, сколько мог. — Летает ночью по улицам, а под ним вроде как свет такой синеватый мерцает. Попадешь в него, — и всё, найдут тебя утром седого, без кровинки в теле, но целехонького…

— А что, у вас и так бывает?

— Говорят, что бывает, — вздохнул Йаати. — Как вот Синие Шары, которые в вентиляции живут и током в глаз бьют тому, кто заглядывает. Наяву я их, правда, не видел, — только слышал, как подлетают к решетке и жужжат… Морру вот видел, и не раз, — она мне такого ничего не сделала, так ведь не расскажешь!.. А мальчишки не знают же. Вот и пугают друг друга. Ну и родители, конечно, жмут, — в семь часов дома, и всё тут. Это я один такой счастливый ночами рассекаю… думал, ещё кого встречу, ну, такого, — так фиг же… То ли прячутся лучше, то ли нет просто больше никого… А в школе что? На дерево залез, — дурак. Книжку читаешь, — не дурак. А я с тех книжек мучаюсь, — люди, понимаешь, приключаются, а я тут пузом на полу лежу и только слюни пускаю… Это всё равно, что книгу о здоровой пище на голодный желудок листать, — язву заработаешь, и только. Нет, если бы у нас какие юные разведчики были, — я бы туда пошел, конечно. Если бы там дело настоящее было, а не так… у клумбы дозором стоять или на собраниях чахнуть. Так-то я и на аэродром ходил, и в цирк, и ещё много куда, но меня все шугали, — мол, маленький ещё, и вообще, иди нафиг. «Мальчик, вытащи руку из жопы! И вообще, отойди от лошади!», — противным взрослым голосом выдал Йаати, и Шу опять бессовестно заржал.