— Что, совсем не продают? — с интересом спросил Шу.
— Ну, почему, — сахар продают, но его не станешь жрать же… Сгущенку ещё, — но её пить неудобно через дырки… Но у нас ещё с какао есть, вкуснющая. И с кофе даже. Слопал, — и бегай всю ночь до утра. А пирожные или там торт, — ни-ни. «Мальчик, ты хочешь, чтобы у тебя зубы выпали?!», — противным женским голосом выдал Йаати и Шу хихикнул. — Ну и нафиг, я лучше копчушки куплю…
— А копчушка, — это что? — с крайним интересом спросил Шу.
— Это селедка мелкая, копченая, — пояснил Йаати. — В таких маленьких плетеных коробках из дранки. Вкуснющая. Только редко бывает, её все любят же…
— Хорошо вы там живете, — хмыкнул Шу.
— Ну, хорошо, — согласился Йаати. При воспоминании о копчушках навернулась слюна, он схватил большой кус соленой рыбы и принялся жевать его. — М!..
— Смотри, не лопни, — Шу вновь ткнул его в живот пальцами босой ноги. Йаати молча отлягнулся, как кот, не прерывая своего занятия. Дожевав рыбу, он плюхнул в чашку остатки вина и выдул залпом.
— Это у меня просто метаболизм ускоренный, — буркнул он, скользя взглядом по рядам тарелок и выбирая, что бы ещё тут сожрать. — Не, правда. Маме даже сказали в поликлинике, когда она пожаловалась, что я жру, как не в себя. Мол, у вашего ребенка ускоренный метаболизм, это не лечится. Мужайтесь…
Шу хихикнул и коснулся его пальцами ноги, — но не ткнул, а начал щекотать. Йаати цапнул их, и, не прекращая обзора, начал вдумчиво отгибать назад. Шу, вновь почему-то хихикнув, выдернул ногу, и Йаати, смутившись, опустил взгляд. В башке стало как-то совсем пусто, в ней словно ветер шумел, и он сам вдруг хихикнул, — говорили же ему, что у него один ветер в голове, и вот…
Шу вновь пихнул его ногой. Йаати толкнул его в ответ, причем, довольно сильно. Шу засмеялся и плеснул в него водой. Йаати фыркнул, отмахиваясь, и тоже засмеялся. Сейчас ему было хорошо, — может быть, потому, что мыслей в голове уже почти не осталось, один шум. Он зевнул, старательно потягиваясь, потом вдруг опрокинулся на спину, глядя снизу на колыхавшуюся поверхность воды. Она попала в нос, и Йаати тут же вынырнул, возмущенно отфыркиваясь, не вполне уже понимая, почему это не может дышать под водой…
Шу засмеялся, глядя на него, но обидно Йаати не было. Он улыбнулся в ответ, сам понимая, что улыбка вышла глуповатая. Идиотская, скорее. Хотелось что-нибудь сказать, — но, словно назло, ничего не приходило в голову…
Он посматривал на Шу, ожидая, что тот что-то скажет, — и Шу, конечно, перехватил инициативу.
— У тебя уже было… ну, это самое… с девчонками? — вдруг спросил он.
— Не-а, — в другой ситуации Йаати начал бы, наверное, врать заплетающимся языком или просто намертво замолк бы, мучительно краснея, но сейчас ему было почему-то всё равно… — Ты что? Я же маленький ещё для этого… Да и девчонки все змеи. К ним подойти страшно даже, не то что…
— А сами? Ты же красивый, — Шу вновь ткнул его пальцами босой ноги в бедро.
— Красивый? Я? — Йаати недоуменно взглянул на свою руку. Рука была мокрая, — и только. — Почему?
Шу вдруг смутился.
— Ты светленький же. Девчонки таких любят.
— Я светленький? — слово Йаати почему-то не понравилось, но лень было думать, почему… — Ну да. И что? Таких вот, как я, — ну, светловолосых, с голубыми глазами, у нас, в Лахоле, — каждый второй, не считая каждого первого. Гомогенная популяция, как биологичка говорит. У нас в классе всего один мальчишка русый, из другой области. Так ему девчонки просто прохода не дают, потому что редкость. Даже рисуют нагишом в своих дурацких альбомах, представляешь?.. Он как увидел, — чуть на месте не сдох, его потом чаем в учительской отпаивали… он в школу не ходил потом даже…
— А тебя? — с усмешкой спросил Шу.
— Меня? — Йаати вновь с сомнением посмотрел на руку. — Не знаю. В их альбомы не влезешь же, они за такое сразу убьют… Юхани вот повезло… так сказать. По мне, такое лучше вот вообще не знать, — он обхватил голые плечи и поёжился.
— А ты девчонок рисовал?
— Нууу… — Йаати смутился. На самом деле, у него была уже, — не дома, боже упаси, в заначке на чердаке, — целая пачка рисунков с девами… которые и он никому не согласился бы показывать, потому что…
— Значит, рисовал, — Шу усмехнулся. — Показывал им?..
— Ты что?! — Йаати с ужасом взглянул на него. — Я, знаешь, ещё жить хочу…
— А одной девчонке? Ну… особенной? Или нет у тебя?..
— Почему, есть, — Йаати сейчас смотрел куда-то в пол, но всё равно почему-то говорил. — Йалика. Красивая, зараза. Я на неё смотреть просто не могу…
— И?.. — не унимался Шу.
— Я ей попу потрогал, — буркнул Йаати, чувствуя, что совсем уже нехорошо краснеет. — А она меня по мор… и всё. Теперь она в меня только ядом плюет. А я всё равно её люблю, — Йаати понял, наконец, ЧТО сказал, и замолчал, удивленный. Этого он и сам не знал… до этого момента.
— И что, других разве нет?
— Почему, есть… Только зачем мне?.. Йалика, — она такая, такая… — Йаати с удивлением понял, что его руки, словно сами по себе, плавают в воздухе, изображая изгиб невидимых женских бедер. Или даже весьма смело лаская их. — У неё всё тело такое… ну, такое, что у меня сразу поднимается всё… — он пошевелил пальцами, словно пытаясь вылепить её из воздуха, и замолчал, жарко краснея. Мысли у него разъехались уже совсем в разные стороны.
— Может, всё же наложниц пригласить? — с усмешкой предложил Шу.
— Да ну нафиг!.. — Йаати вдруг дико разозлился на него. — Зачем тебе? Мне Йалика нужна, а не…
— Точно Йалика, а не просто?..
— Да я тебя, гад!.. — Йаати возмущенно полез из бассейна. — Давай, вылезай, я тебя с…
Вдруг Шу дернул его за ногу, и Йаати гулко плюхнулся назад. Он сразу же ушел на дно, задергался, пытаясь всплыть, — но Шу навалился на него сверху, пытаясь утопить. Йаати изо всех сил вывернулся, всё же прорвался к воздуху, жадно хватая его… Шу схватил его за волосы и снова окунул с головой. Йаати бешено забился, вырываясь… вода в бассейне забурлила, они закрутились, то выныривая, то погружаясь на дно, царапаясь, кусаясь и лягаясь. Наконец, Шу зажал его в угол, хватая за бока. Йаати хохотал, как ненормальный, отлягиваясь ногами, как кот. Наконец, у него свело живот и пробило болью ребра, он задохнулся и замер, икая и всё ещё конвульсивно подергиваясь. Шу тоже замер, как-то испуганно глядя на него, и Йаати, кое-как втянув в грудь воздуха, приподнял ладони, стараясь показать, что с ним всё нормально… наверное. Наконец, судорога отпустила его, он осел в воду и замер, часто дыша. В нем вдруг словно бы что-то перегорело, совсем, — стало пусто и легко. Совсем пусто…
— Извини, — буркнул Шу, не глядя на него.
— Да я сам… — Йаати вспомнил, как вдруг дико озлился на Шу, и, поёжившись, поджал босые ноги. Сейчас он сам не представлял, что это такое на него нашло.
— Да ладно, это же я тебя напоил…
Они помолчали, не глядя друг на друга. Йаати бездумно почесал обожженное бедро и вздохнул. Он чувствовал себя на удивление дурацки. Совсем не так, как должен чувствовать себя парень, спасший тридцать миллионов человек. Впрочем, вклад Шу в любом случае был несравненно больше…
Шу, однако, думал сейчас совсем в другую сторону.
— А всё же, почему ты… такой? — вдруг спросил он.
— Какой такой? — Йаати удивленно взглянул на него.
— Ну… смелый. Непохожий на других.
— Не знаю, — Йаати задумался, впервые, наверное, за всю жизнь пытаясь разобраться в себе. — Знаешь, я всё же парень, не что-нибудь. Мне обидно жить просто вот так, ни для чего, на шее у родителей сидеть… Хочется совершить что-нибудь… ну, такое… героическое.
— Ну так ты и совершил же.
— Ещё не совершил, — люди-то все в стазисе, и вообще, неизвестно ещё, где это мы и что тут… Ну, и хочется, чтобы меня похвалили… хотя бы. И медаль дали. Большую шоколадную, — Йаати хихикнул. — Я не настолько хороший, знаешь… люблю, когда хвалят. Только редко бывает. Я ж и по закоулкам всяким шарился затем, чтобы хоть каких злодеев выследить, — сектантов там или хоть бандитов… без толку, конечно. Когда мятеж начался, — я в военкомат приперся, спросить, не нужны ли юные герои-разведчики… меня там послали… лесом. Мол, без сопливых солнце светит. Правильно, конечно, — там всё кончится раньше, чем я доеду, — но всё равно обидно, знаешь…
