Чин-Таблетка, не принимавший участия в сражении, был у себя. Лаборатория, которой не коснулись разрушения, и дальше жила в своём ритме. Забитая причудливыми ёмкостями, в некоторых из которых находились замороженные биообразцы, а в других – кипящая жидкость, она, казалось, совершенно не изменилась с момента первого визита Диммора. С тех пор прошли считанные дни – но сколько за это время случилось событий! Даже не верилось, что это всё произошло наяву – и именно с ним, с Диммором, видимо, он по праву считался лучшим выпускником Школы последних десятилетий. При мысли о Школе Диммор вдруг вспомнил о Френни. Френни была старше его на пару лет, и заметно превосходила в размерах, однако училась в младшем классе – то ли по причине крайней отсталости, то ли из-за родственных связей, позволявших оставаться на государственном иждивении неоправданно долгое время. Из-за постоянных видений, возникших в результате родовой травмы, Воспитатели называли её Шизофрент, сокращённо – Френни. Диммор пытался завести с ней более близкие отношения, но девушка предпочитала брать сладости у персонала, называя их «сатинёрами», необычным словом, которому учеников не обучали. Сейчас, обладая оружием, многое можно было исправить.

Чин, или Чинэль, увидев в руке Диммора моледиссемблер, моментально освоился с новой формой организации власти и согласился стать помощником молодого владыки канализации. Вместе они осмотрели останки погибших, из которых тело Шивы оказалось относительно целым.

– Ты можешь пересадить мой мозг в его череп? – спросил Диммор. В ожидании ответа он слышал каждый удар собственного сердца.

Чинэль скривил губы и пожал плечами.

– Тут нет ничего сложного. Правда, его физиология отлична от твоей, и это серьёзно повлияет на мышление – разве что поставить пару чипов со стабилизирующими программами…

Бормоча себе что-то под нос, безумный учёный принялся шагать взад-вперёд по лаборатории. Наконец, хлопнув в ладоши, он обернулся к Диммору.

– Сделаю! – сияющая улыбка Чинэля была вполне искренней, и мальчик решил, что ему можно верить.

– Если хочешь…

– Что, Таблетка?

– Я могу сделать тебя умнее, ты будешь – ну, как все взрослые…

Диммор расхохотался. Он уже знал, как устроена власть – это всё та же женщина, вроде Тик-Так или Френни, отдающаяся заряженному диссемблеру.

– Нет!

Когда восьмирукий титан вышел из разгромленного павильона Ргота в город, над Туфой властвовала бархатная ночь. Проходя мимо ближайшей помойки, он обнаружил там два трупа, уже почти целиком обглоданных мутакрысами. Судя по розовой майке, от которой остались одни клочья, одним из мертвецов был Жук; во втором угадывался его неразлучный приятель, Кавониус. Диммор только улыбнулся и ничего не сказал – путь власти вёл в кварталы Ишкедона, где ещё остались сторонники того, у кого он отобрал тело. Ему предстояло собрать их, вооружить – и повести на штурм Школы. В тот же день данное привилегированное учебное заведение превратилось в дымящиеся руины, а та, что стала его единственной женщиной, в ответ на вопрос, как её зовут, сказала: «Френни». С годами благоговение и суеверный трепет перед его силой принудили многих гордецов склонить головы, и когда в Туфе вспыхнуло восстание, его возглавил тот, кто был наречён на такое великое деяние изначально. Он сменил имя на зловещее Моррид, и никогда и никому не говорил, как его звали раньше, как и не делился открывшейся ему однажды тайной власти.

Куакен, сотрудник Государственной Специальной Службы Гейомии, в который раз осмотрел переполненный конференц-зал. Помещение, любезно предоставленное собравшимся одним из правительственным учреждений, было рассчитано на более чем пятьсот сидячих мест, и ни одно из них не осталось свободным. Люди, а также гуманоиды – и даже некоторое количество негуманоидов – толпились в проходах, возбуждённо жестикулируя и споря о том, кто из них по какому праву здесь находится. Большинство присутствующих являлись деятелями искусства и аккредитованными журналистами; были здесь и общественные деятели, не считая вездесущих сотрудников Специальной Службы Гейомии, сегодня подчинявшихся непосредственно Куакену. Последние то и дело подходили к наиболее разговорчивым и ставили им неожиданные вопросы жёстким тоном, не терпящим возражений. В результате возникали противоречивые, порой скандальные ситуации: сперва опрашиваемый на секунду словно терял дар речи, а затем долгое время приходил в себя, будто от полученного удара. Только тренированные люди отвечали без запинки, впрочем, им был специальный учёт, обычно же всё происходило иначе. Куакен, недавно произведённый в подполковники, знал всё, что думает по поводу эффектов, производимых спецвопросами, каждый из собравшихся и народ Гейомии в целом. Кое-кто из «знающих тайны» ГССГ поговаривал, что речь идёт не о гипнозе, а об умелом манипулировании поведением подозрительного лица, осуществляемом при помощи группы подставных собеседников. Те якобы – а Куакен знал наверняка, что именно так и было – размягчали психику «подозрительного», уже пребывающего в «сером», а то и в «чёрном» списке, предварительным разговором, и когда ему вдруг смотрел в глаза всезнающий «спец», он терял способность к сопротивлению и порой даже не мог вспомнить собственного имени. Металлические нотки в голосе «спеца» уже сами по себе свидетельствовали о том, что в биографии человека что-то нечисто, и подозрительность эта и тревожность немедленно передавалась всем окружающим, и несчастный в мгновение ока оказывался окружённым кольцом негативной энергии, сжимающей его подобно невидимому обручу. У некоторых в такие моменты не только ускорялось сердцебиение – даже если сердец было больше, чем одно, – но и перехватывало дыхание, словно пресловутый обруч существовал в действительности и приводился в движение мощнейшим гидравлическим прессом. Люди, неоднократно видевшие, как работают «спецы», утверждали, что были свидетелями дыхательных спазмов и даже инфарктов со стороны несчастных, которым задали спецвопрос в подобных обстоятельствах. Подобные истории порождали многочисленные слухи о применяемом «спецами», или, как их называли недоброжелатели, «спецслугами», тайном оружии, которое способно незримо воздействовать на подсознание собеседника, и о наличии у них сверхъестественных способностей. В последнем случае разговор – а они обычно велись навеселе, в укромных местах – вдруг переходил на пониженные тона, пока кое-кто, приняв позу, свидетельствующую о гордости за родную Гейомию, не утверждал авторитетно, что всё дело в кадровом отборе. Действительно, отбор в госслужащие, которые получали заработную плату, пищу, воду и развлечения по утверждённому централизованно плану-графику, был невероятно строгим. В большинстве случаев граждане, относившиеся к так называемым широким народным массам – Иррегулярам, – вообще не подозревали о том, что такой отбор существует, а те, кто каким-то чудом узнавал о нём, немедленно попадали под подозрение Специальной Службы. Подозрение, для начала именуемое проверкой личности и поведенческого стереотипа, постепенно превращалось в официальное подозрение в шпионаже и подготовке мятежа, если Иррегуляру не хватало ума остановиться и прекратить бесполезные расспросы. В конечном счёте, наиболее упорные могли добиться формального ответа, в котором указывалось, что отбор на государственную службу осуществляется в результате многофакторного анализа, включающего происхождение, генетический код и социальный статус кандидата. Те, кто умел читать то, что им пишут, понимали: должности являются наследственными. Для тех же, у кого имелось свойство быть чрезмерно настойчивым, текст содержал дополнительный абзац: «Методики отбора кандидатов, а также проводимые ответственными органами профильные проверки профессиональной пригодности являются государственной тайной, доступ к которой предоставляются при наличии соответствующего допуска. Попытка овладеть информацией, составляющей государственную тайну, относится к тяжким преступлением и карается, согласно статье 1, пункту 855 Уголовного кодекса Гейомии, исправительными работами на срок от десяти до ста двадцати пяти лет».