— Двенадцать. Я никогда не думал, что можно так привязаться к кому-то всего за несколько ночей, но я не могу сомневаться в том, что чувствую, потому иначе мне бы не было так больно.
Исин сделал глубокий вдох. Он ведь действительно никогда не верил, что можно влюбиться в человека, которого ты видишь первый раз или знаешь всего несколько дней. Он всегда считал странными людей, которые превращают свои неудачные любовные истории в шекспировские трагедии, потому что был разочарован и не верил в силу любви. Но теперь он понимал, насколько сильно ошибался. Потому что явственно осознал, что он был готов на все, только чтобы Чондэ был рядом. Если бы ему сказали, если бы ему только сказали, что нужно сделать, чтобы они были вместе, он бы сделал, как бы сложно это ни было. Он был готов на все. Он хотел сражаться за свою любовь, и ему было абсолютно наплевать, взаимная она или нет. Его любви было бы достаточно для двоих.
— Тринадцать. Я люблю тебя, Ким Чондэ, буду любить до конца своих дней! И будь проклят этот мир, если он будет против этого! Клянусь богом, я разнесу его по кирпичикам, если он не позволит тебе вернуться ко мне!
Чжан Исин кричал что есть сил. Он кричал, срывая голос, и надеялся, что, если есть бог или какой-то большой начальник, он услышит все это и задумается. Потому что Исин поклялся, и если все мироздание в своем уме, оно не будет вставать у него на пути. Ведь молодой человек помнил, что у него есть сила, и если это действительно так, ему будет наплевать, он использует ее, чтобы уничтожить все, потому что это невыносимо. Эта боль в груди слишком сильная. Она словно выжигала его изнутри, и он никак не мог с ней совладать.
Ему нужно было возвращаться домой, возвращаться к нормальной жизни, но он не знал, как он может сделать это. Словно бы эта ночь отрезала его от прежней жизни. Пути назад не было.
Исин прыгнул вперед. Всего один взмах и он уже чувствует поток под своими крыльями, которые несут его в ночь. Еще. Еще. Выше. Он хотел высоко. А потом резко вниз. Чтобы ветер бил прямо в лицо, чтобы все мысли выбило из головы, чтобы огонь в груди немного утих.
Ему бы следовало лететь быстрее, следовало лететь дальше. Туда, где бы Чондэ его не нашел. Чтобы когда он вернулся, Чондэ уже не было. И никаких прощаний, обещаний, боли и слез. Как будто они снова поссорились, а завтра будет еще одна ночь и они помирятся. Если бы Чондэ не пришел, Исин бы поверил, что будет еще.
Он не знал, что будет делать дальше. Не был уверен, что есть это дальше. Казалось, что эта ночь будет длиться вечно. Невозможно было даже представить, что Исин может лечь спать и проснуться завтра в мире, где нет Оле-Лукойе, где все так обычно и серо, и все идет своим чередом. После такого нельзя было во все это поверить.
Встречный ветер остужал голову. Мысли вставали на свои места. Исин не знал, сколько он летал. Он бы мог летать до самого рассвета, но ночь длилась слишком долго, словно время замерло. Тело стало уставать, и Исин решил вернуться.
Он еще долго петлял в небе, не решаясь вернуться домой, потому что тогда последние следы существования Чондэ исчезнут.
Если бы он только мог повернуть время вспять… Он жаждал этого так сильно, что, если бы все зависело только от этого, он бы стал путешественником во времени. Но даже если бы он мог вернуться назад, что бы он сделал? Еще раз пережил каждую ночь? Он не был готов, потому что в конечном итоге, ему бы пришлось столкнуться с последней, и он не хотел проходить через это еще раз. Может быть, он бы попытался что-то изменить? Если каждое принятое решение влияет на то, каким будет человек, после его принятия, то каким бы был сейчас Чжан Исин, если бы тогда он не остановил Оле-Лукойе и дал ему уйти? Сейчас, пройдя через все это, хотел бы Чжан Исин никогда с этим не сталкиваться? Или же хотел бы он об этом просто забыть, чтобы избавиться от боли?
Исин не знал. Он не был уверен. И эти мысли не давали ему покоя. В одном он был уверен, его любовь это самое лучшее и самое худшее, что могло с ним случиться. И, пожалуй, он не хотел возвращаться на несколько дней назад к тому Чжан Исину, каким он был. Потому что это невозможно. Оказавшись здесь, нельзя вернуться туда. Нельзя просто стать таким, каким был. Следы пройденного пути не исчезают так быстро. И это даже хорошо. Чжан Исин, тот, каким он был сейчас, не оглядывался назад и не скучал по прошлому себе, потому что не мог отказаться от себя настоящего. Даже если тот Исин и этот один и тот же человек, это все равно разные люди. И миры их тоже абсолютно разные, пусть и кажется, что один.
В тот момент, когда ноги коснулись земли перед крыльцом старого дома, тяжесть за спиной вдруг испарилась и пустота толкнула Исина вперед. Молодой человек еле успел удержать равновесие. Его долгий полет остудил огонь в груди. Боль еще тлела под ребрами, но уже была не такой невыносимой. Она не входила в его тело ножами, не сжигала пламенем, она была мерной, похожей на тихое жужжание двигателя, как будто была единственным, что сохраняло в Исине жизнь. Сознание больше не распадалось на осколки. Разрушения остановились. Молодой человек чувствовал себя разбитым, истерзанным, но выжившим. Будто бы ему только что удалось выиграть тяжелую схватку на жизнь, только это не приносило морального удовлетворения. Он потерял больше, чем получил. Слезы больше не текли по щекам, и даже если бы Исин сильно захотел, он бы не смог выдавить ни единой. Они просто закончились. Кажется, никогда еще в своей жизни Исин не плакал так много. Он израсходовал все свои резервы в попытке принять реальность и примириться с ней, и сейчас он был обессилен. Ему бы очень хотелось проснуться завтра утром, как будто все случившееся ему приснилось. Он бы хотел забыть эту ночь. Если честно, то он просто устал, и уже не был уверен, готов ли он жить дальше со всем случившимся. Если это будет так больно, ему бы лучше об этом забыть. Он не был готов сталкиваться с этим каждый день, прилагать усилия, чтобы преодолеть эту боль и иметь возможность жить как раньше. Он надеялся только на то, что время залечит эти раны, сотрет боль, иначе он сойдет с ума.
Не так уж давно Исину уже пришлось пройти через это, но тогда все было совсем не так. Тогда это больше походило на идиотскую шутку. Исину было легче, потому что он не верил до конца в то, что подобное могло случится, но сейчас он был уверен, что все по-настоящему. В нем даже не было место надежде на то, что это окажется еще одной идиотской шуткой, потому что это не было шуткой, с таким, черт возьми не шутят. Чондэ бы не посмел издеваться над Исином, это было слишком даже для него, но если сейчас Чжан Исин откроет дверь своего дома и увидит там радостно улыбающегося Оле-Лукойе, этого шутника… идиота… придурка… совершенно невозможного засранца, он точно придушит его собственными руками. Как жаль, что его там не будет…
Яркий пушистый шар света над крышей начал опускаться, мерцая, словно лампочка, готовая перегореть. Его свет начинал тускнеть, и когда он долетел до Исина, то уже почти потух. Чжан долго вглядывался в этот пушистый комок света, и слабая улыбка коснулась его губ, давая о себе знать неприятным ощущением высохших слез стягивающих кожу. Этот шар выглядел мило. От взгляда на него почему-то становилось тепло, словно он был частью, воплощением солнечного света, который просачивался внутрь Исина, облизывая его открытые раны, и дарил такое необходимое сейчас успокоение. Хотелось дольше ощущать это чувство. Оно будто заставляло замереть в мгновении между прошлым и будущим, где не было ничего. Ни боли, ни страха, ни грусти. Было лишь бесконечное спокойствие. Исин не мог отвести взгляд, не мог даже пошевелиться. Он желал остаться так навечно, до тех пор, пока не станет легче, или не наступит момент, когда необходимости в этой панацее больше не будет. Если бы это было возможно, Исин бы хотел оставить себе этот шар. Как лекарство и как последнее напоминание о Чондэ и обо всех этих приключениях. Как Луизу, как леденцы и старую книжку. Все это он хотел сохранить, чтобы не забывать о том, насколько невообразимые вещи с ним творились. Чтобы не забывать о Чондэ и о том, что он его ждет.
