========== Ночь первая ==========
Знаете, есть что-то горько-сладкое в почти забытых, подернутых дымкой времени, еле различимых детских воспоминаниях. Для большинства людей эти скудные обрывки, всплывающие в памяти, кажутся самым счастливым временем. Детские годы прекрасны, просто восхитительны, если не пытаться в них вернуться, особенно спустя много лет. Даже если тебе немного за двадцать и ты, казалось бы, лишь недавно перестал быть ребенком, хотя детство периодически все же играет в одном месте, воспоминания о тех счастливых временах должны быть еще очень свежи, но, к несчастью, реальность почему-то всегда отличается от тех светлых образов, которые сохранились в твоей голове. Дело ли в искаженном детском восприятии, или же в подвластном времени человеческом мире, но все почему-то не так, как ты помнишь.
Это можно назвать самым большим разочарованием Чжан Исина, который стоял перед поросшим неприлично высокой травой дачным домиком своей бабушки. Это место было переполнено детскими воспоминаниями. Двухэтажный дом раньше казался таким огромным, что Исину чудилось, будто он живет в замке. Теперь, спустя пятнадцать, а то и более лет, дом выглядел ничтожно маленьким и невзрачным. И в этом была насмешливая и очень горькая метафора всей жизни. Когда Исин был ребенком, то даже его маленький мир казался ему огромным, а когда он вырос, то понял, что этот огромный мир на самом деле чертовски маленький.
Исин поудобнее ухватил ручку своего огромного чемодана, чтобы немного поднять, и двинулся в сторону дома, в котором собирался провести следующую неделю своего законного отпуска. В скором времени этот дом будет продан. После того, как здоровье бабушки ухудшилось, за этим домом приглядывать было некому. Времени не находилось. Никто не собирался бросать все свои городские дела, чтобы переехать сюда, а редких летних визитов было недостаточно. В конце концов, дом повис мертвым грузом и несколько лет пустовал, после чего решено было его продать. Чжан Исин сопротивлялся этому решению всеми силами. Его сентиментальная натура просто отказывалась отдавать в чужие руки что-то столь ценное, как этот дом. Здесь же все его детство, все его воспоминания. Поэтому, эта неделя была своеобразным прощанием с домом. Исин хотел запомнить это место таким, какое оно есть на самом деле, а не искаженным детским воображением.
Чжан втащил в дом чемодан, проезжаясь по грязному деревянному полу сырыми, забитыми травой колесиками. Исин сделал глубокий вдох, чтобы запечатлеть в памяти этот запах пыли, сырой травы и ветхости. Этот запах есть во всех старых домах. Он какой-то безлюдно одинокий, но в то же время такой привычный, родной. Это такой запах, который встречает тебя после долгого отсутствия, и когда вдыхаешь его, чувствуешь – ты дома.
С самого порога это место окунало в детство. Исин сильно вырос, теперь он в несколько шагов мог преодолеть расстояние до кухни, а оттуда до лестницы на второй этаж. Крутые ступеньки, по которым маленький мальчик боялся спускаться, потому что у них не было перил, поэтому ему приходилось садиться на каждую ступеньку, чтобы не упасть, теперь не казались такими страшными. И все же Исин по привычке опирался руками на ступеньки, осторожно поднимаясь вверх, чтобы, не дай бог, не упасть. О том, чтобы затащить на второй этаж свой огромный чемодан, Исин пока и думать боялся.
На втором этаже сердце предательски сжало волнение. Исин боялся повернуть ручку, и вцепившаяся в неё рука дрожала. В этом моменте ожидания между открывающейся в свою комнату дверью было столько предвкушения, что даже дыхание перехватило.
В комнате все было как раньше. Ничего не изменилось. Разве что кровать теперь была немного не по размеру, и окно выглядело значительно меньше, чем помнил Исин.
Старый светильник на прикроватной тумбочке, у окна ветхий стол, с кружевной скатертью, коробка со старыми бабушкиными вещами, не сдвинутая ни на сантиметр, детские рисунки невиданных животных на старых обоях. Столько воспоминаний. Пальцы сами собой скользят по корешкам детских книг небольшого книжного шкафчика. Любимые сказки, которые Исин наизусть знал, потому что читать ему здесь было особо нечего. Он перечитывал эти книжки снова и снова, он знал, что будет дальше, знал каждое слово, будто бы это были не чужие истории, а его собственные воспоминания, скрупулезно кем-то записанные.
Рама старого окна поскрипывала, её приходилось открывать рывками, потому что под старостью она просела и застревала. В комнату просачивался свежий ветер, запах дождя, мокрой земли и травы.
Исин был в прострации. Он будто существовал на грани двух миров: наивные детские воспоминания и суровая реальность. Это было как путешествие во времени, оно очень утомляло. На каждом шагу, в каждом уголке, предмете подстерегала память о прежних беззаботных днях. Чем больше Исин был в доме, тем меньше он хотел его кому-то отдавать.
Ночь наступила внезапно, разгоняя свинцовые тучи. Последние капли вечернего дождя еще отчаянно тарабанили по крыше, выражая свой протест, но повинуясь северному ветру отступали.
Исин долго пыхтел, разбираясь с электричеством, с пинка заставил старый холодильник работать, затащил на второй этаж свой чемодан, расстелил свою постель и рухнул на неё, утыкаясь в почему-то влажную подушку. Лениво стянув с себя джинсы, Исин отправил их прицельным пинком в угол комнаты и завернулся в мягкий плед.
Ему предстояло заснуть, и даже в этом было что-то ностальгическое. Прямо как в детстве, когда он нехотя плелся в свою кровать, потому что так надо. Будто во времени есть какой-то рубеж, дальше которого детям бодрствовать просто нельзя. Маленьким мальчиком Исин никогда не понимал, почему он должен спать, ведь еще так много не сделано, ведь там, за дверью его комнаты, огромный мир, который не будет ждать. Это сейчас Чжан Исин, будучи двадцати четырехлетним юношей не стремился к огромному миру, а бежал от него. Это сейчас он находил спасение в пустоте своих снов. Взрослым не снятся сны. Не такие как в детстве. В детстве сны яркие, в детстве сны красочные. Каждый сон как новая история. В нем полет фантазии, динамика. А сейчас лишь чернота и скудные обрывки впечатлений за день. И если допустить, что сон есть отражение жизни, то значит, жизнь Чжан Исина вдруг оборвалась.
И в этом есть разумное зерно. С тех пор, как Чжан Исин шагнул во взрослую жизнь, он словно перестал существовать. Каждый его день подчинялся четкому распорядку, шаг влево, шаг вправо – расстрел. Он уходил из дома рано утром и возвращался поздно вечером, с трудом урывая у своей усталости час-другой свободного времени. Просто для себя. Чтобы посмотреть, что творится в мире, чтобы почитать десять страниц книги, которую он читает уже не первый месяц. Просто времени нет. Утром будильник на пять минут позже, потому что вставать не хочется вовсе. От мыслей о предстоящем дне, появляется желание не вылезать из кровати. Днем в перерыве на обед – звонок матери. Вечером – разогретый в микроволновке, еле теплый полуфабрикат из ближайшего супермаркета. Никаких тебе приключений. Никакой жизни. Лишь опустошение и одиночество. Вот она взрослая жизнь. Зачем она вообще нужна, если она такая?
Исин не сразу заметил, что в его прозрачную дрему вплетаются неизвестные посторонние звуки. Это был не шорох листвы и не завывание летнего ветра, не поскрипывание старых половиц. Эти звуки были инородные, настораживающие.
Сначала Исин не обратил на это никакого внимания. Его сознание уже начинало тонуть в дреме, плывя по течению подбрасываемых еще бодрствующим сознанием образов, а в его сознание стали проскальзывать звуки легких шагов, еле уловимые повизгивания метала, шуршание ткани и тихое бормотание проклятий. Посторонние звуки так органично вплетались в отстраненные мысли, что Исин даже не замечал их, но, когда они стали громче, юноша словно вынырнул из приятного оцепенения. Он не спешил открывать глаза, внимательно вслушивался, чтобы убедиться, что ему не кажется.
Звуки не прекращались. Металлический короткий звон становился все навязчивее. Исин боязливо приоткрыл глаза, вглядываясь в темноту своей маленькой комнаты.
