— Что теперь будем делать? Я потерял ориентацию в пространстве, — озираясь, поделился своими переживаниями молодой человек.
— Гулять, — пожал плечами Чондэ, — ничего кардинально не поменялось, дом по-прежнему у тебя за спиной.
— Гулять… вполне своевременное предложение и очень оригинальная идея, только куда гулять? Укажи направление, потому что я в растерянности. Мне темно и непривычно.
— В этом деле направление неважно, — Оле подхватил Исина под руку и повел в произвольном направлении. — Понимаешь ведь, мы не преследуем цели куда-то прийти, так что и направление не особо важно.
— В таком случае идем неважно куда, — согласно кивнул Чжан.
И они просто пошли вперед, сквозь темноту. Оле-Лукойе вел Исина вперед, а тот покорно следовал, не задумываясь о том, куда эта дорога их приведет. И это было наверно в его крови, не выбирать дороги, а следовать за тем, кто её выбирает. Кому-то это могло показаться странным, задавливающим гордость и самостоятельность, только Исин никогда не был горд, и самостоятельным не был тоже. Он страшился своего будущего, но в меру, как любой в его возрасте, когда есть и возможности и способности, можно выбрать любой путь, только мир слишком шаток, чтобы быть уверенным в своем выборе. Сегодня ты поступаешь верно, а завтра летишь в пропасть, разбивая о неизвестность все свои мечты и достижения. Это как балансировать на канате на высоте тридцати этажей в непроглядный туман. Ты ступаешь наугад и не можешь быть уверен, что под ногой окажется канат, но даже если и он, даже если влился в струю и скользишь вперед, рассекая дымку телом, достаточно всего лишь слабого порыва ветра, чтобы повалить тебя. Есть, конечно, те, кто даже потеряв равновесие и полетев вниз, умудряются вцепиться в канат, удержаться на упорстве, целеустремленности, вот только Исин был не из таких. Он смиренно принимал любой исход, не пытался с ним бороться, и если летел в пропасть, то летел, расправляя руки словно крылья, потому что и это была, какая-никакая, часть его пути.
— Знаешь, — вдруг сказал Исин, прижимаясь к Оле, — я бы хотел еще полетать перед тем, как все это закончится.
— Полетать? — задумчиво переспросил Чондэ, прикусывая губу. — Хорошо, в следующий раз полетаем, почему бы нет.
Исин лишь тихо вздохнул. Не то чтобы он был против ждать следующей ночи, просто сейчас, казалось, ему это было нужнее, чем завтра. Он хотел снова в ночное небо, где встречный ветер бьет в лицо, воздух упруго струится под крыльями, густея при каждом взмахе так, что по нему можно ходить. Там, среди россыпи звезд, казалось спокойнее, чем здесь, легче, чем здесь. Все из-за ветра. Он выдувал ненужные мысли. Сознание становилось кристально чистым, душу ничего не тяготило. Груз слетал с плеч, потому что не мог там держаться во время полета.
Оле повернулся, чтобы посмотреть на разочарованное лицо Исина и мягко улыбнулся, потрепав его по волосам.
— Да не волнуйся ты так, никуда от тебя твои крылышки не денутся, — успокаивающе произнес он. — Полетаешь обязательно, только в другой раз. Не обижайся, но сегодня я бы тебе крылья не доверил. Кто знает, что тебе в голову взбредет. Опять бунтарство подростковое в тебе взыграет, усвистишь куда-нибудь, а я потом ищи тебя. В темноте летать опасно, особенно без луны, особенно без меня.
Исин лишь фыркнул, выражая тем самым все свое несогласие с необходимостью контроля. Ему ведь казалось, что нет ничего плохого или сложного в том, чтобы летать. Просто машешь крыльями и все.
— Что ты фыркаешь? Это опасно, между прочим! Не хочу тебя потом от земли или еще чего-нибудь отскребать. Если ты на тот свет собрался раньше времени, то давай не в мою смену, хорошо? Не хочу в этом участвовать. Вот получишь права и разрешения на полеты, и убивайся, сколько хочешь. Все равно к тому времени ты умереть не сможешь. Больше одного раза за жизнь, как правило, не умирают.
— Как будто я могу умереть сейчас, — буркнул Чжан в сторону.
— Еще как можешь, это же тебе не сон…
— Что? — Исин резко остановился. — В смысле «не сон»?
— О, я не сказал тебе, да? — Оле виновато нахмурился, скрывая за этим выражением лица тот факт, что он вообще-то не собирался об этом говорить.
— Нет, как-то не сказал… Что это значит?
— Помнишь, я говорил тебе о том, что сон — это сложная материя, вроде другой реальности или что-то в этом роде?
— Что-то такое припоминаю…
— Так вот, когда твое тело засыпает, это вполне себе физическая потребность, к которой я отношения не имею от слова «совсем». И вот когда твое тело засыпает, душа твоя бодрствует. Она никогда не спит. И остается заперта в своем теле, в бесконечной непроглядной темноте. Сон без снов. И дело в том, что когда ты маленький, твоя душа не очень привязана к телу, это с возрастом она начинает к нему прирастать, а когда ты ребенок, она спокойно покидает его. Поэтому я и прихожу в основном к детям. Я либо не даю им возможности покинуть тело, открывая черный зонт, либо провожаю в сон, в другую материю, в которую сами они попасть не могут, открывая цветной зонт. Вот такая вот интересная технология.
— И если я не сплю, в смысле, не во сне, то где я тогда?
— Между.
— Между? — удивился Исин.
— Да, это тонкий слой, разделяющий множество реальностей, вроде твоей. Единственное место, где все они соприкасаются. Вроде коридора с множеством дверей. Мир между мирами.
— Но… все это выглядит как сон… я имею в виду, это очень похоже на реальность, но в то же время все так нереально…
— Это надстройка над твоим миром, понимаешь, вроде нового слоя, который открывает тебе возможности, ограниченные твоей реальностью, твоим телом, которое мешает тебе сюда попасть. Это, на самом деле, все тот же мир, только с большими возможностями. Мы им стараемся особо не пользоваться, разве что как коридором, потому что все, что происходит в надстройке, непосредственно влияет на реальность, к которой она привязана. Но я читер, а это зона нейтральная. Во многие миры меня не пускают, но запретить мне находиться здесь никто не может, так что я пользуюсь.
Чондэ расплылся в игривой улыбке, в которой отражалось все довольство собой и своими шалостями. Вероятно, это была заслуга его опыта, потому что он так умело обходил систему, существуя везде и нигде. Он одновременно брал от жизни все и был ограничен в своих возможностях.
— Ты же говорил, что не можешь влиять на реальность, но теперь ты говоришь, что вполне на это способен, — с сомнением нахмурился Исин.
— Я сказал, что мое влияние на этот мир очень ограничено. Я все так же могу колдовать, летать на зонтике по городу у всех на виду как гребанная Мэри Поппинс, но вряд ли это повлияет на мир. Кстати, о Мэри Поппинс…
— Она была Оле-Лукойе? — с сомнением поинтересовался Исин, пристально глядя на Чондэ.
— Ну, она была не просто Оле-Лукойе, — осторожно начал Оле, — вообще-то… это был я.
— В смысле? — не понял Чжан.
— Это была просто шалость, — стал оправдываться Чондэ, — первые сто лет самые сложные, понимаешь. Скука смертная была, вот я решил развлечься… в общем, история долгая, но к чему я это? — он задумчиво нахмурился. — Ах да, к тому, что я вроде как проделывал такое и не раз, но мир все еще твердо стоит и рушиться не собирается, поэтому я и говорю, что мое влияние меньше твоего.
— Меньше моего? В смысле? Оле, Мэри Поппинс стала культовым персонажем, это по-твоему не влияние?
— В смысле, Чжан Исин? Это мне говорит человек, который одним своим криком вырубил с десяток стражников даже при том, что не заступил на пост! В сравнении с этим мои шалости все еще шалости… К тому же, если уж мы заговорили о персонажах, обо мне-то всего пару книжек написано. Никто даже не знает о моем существовании толком. То ли дело Смерть. Вот это действительно всем персонажам персонаж. Любой уважающий себя деятель искусства хоть раз да о Смерти заговорит, интерпретирует и представит широкой общественности, и хоть бы один вспомнил о бедном недооцененном…