Совесть болезненно ударила в голову ногой, пытаясь достучаться до сознания. В происходящем не было ничьей вины. Ни Исин, ни тем более Чондэ не были виноваты в том, что все сложилось именно так. Ошибочно винить кого-то в случайном стечении обстоятельств.
— Оле, стой! — Чжан побежал в коридор, с такой силой распахнув дверь своей комнатушки, что чуть не сорвал её с петель. — Подожди! Я не просил тебя уходить, я просил тебя подождать!
— Подождать чего? — Чондэ обернулся у самой лестницы. — Подождать, когда ты примиришься с действительностью? С тем, кем ты являешься? Подождать, когда ты во все это поверишь? Так этого никогда не будет. Никто не сможет поверить и примириться с этим до конца, даже если столкнется с этим лицом к лицу.
— Оле! После всего, какой реакции от меня ты ожидал? Ты свалился на мою голову, перевернул весь мой мир с ног на голову…
— И мы снова возвращаемся к тому, что мне не стоило приходить к тебе. Никогда. Потому что именно мое появление вызвало у тебя столько вопросов, ответов на которые тебе знать не стоило. Раз так, мне просто необходимо уйти прямо сейчас, пока не появились новые. Я всего лишь хотел уберечь тебя от этого, но у меня это весьма коряво вышло. Спасение душ просто не мое…
Чондэ внимательно посмотрел на Исина, поджимая губы, словно силился что-то сказать, да вот никак не мог. Не было в этом мире таких слов ни в одном из существующих языков, чтобы выразить все то, что испытывал Оле, когда смотрел на Исина. Не один он перевернул чей-то мир, его мир тоже постоянно вставал с ног на голову. Жаль, конечно, что Чжан Исин об этом вряд ли когда-нибудь узнает, хотя, с другой стороны, ему об этом знать и не обязательно. Никому об этом знать не обязательно…
— Стоять! — прокричал Исин, когда Оле развернулся, чтобы продолжить свой путь. — Я сказал тебе остановиться, Ким Чондэ!
Голос молодого человека раскатом грома прокатился по коридору второго этажа, заставляя Оле-Лукойе замереть. Чжан уверенным шагом направился в его сторону, сжимая руки в кулак.
— Не смей, слышишь меня, уходить после всего, что натворил! Имей смелость хоть раз столкнуться с последствиями своих действий лицом к лицу, чертов ты трус! Не думай, что ты сможешь вечно убегать!
Исин стиснул зубы и с разбегу вписался в спину Оле, чуть не полетев кубарем с лестницы вместе с ним. Молодой человек, безусловно, злился. Его мир рушился, он был растерян, но ничего с этим поделать не мог, поэтому пустоту заполняла злость из-за собственного бессилия. Чондэ обладал какой-то невероятной способностью соединять осколки собственного разума, удерживать крышу на месте. Он дарил ощущение спокойствия и рядом с ним все происходящее не казалось таким фатальным, непостижимым или пугающим. Все вставало на свои места, отходило на второй план, когда Исин обнимал Чондэ, сцепляя руки в замок на его животе, и утыкался ему в плечо.
— Ты не можешь просто сбежать и оставить меня одного со всем этим, — прошептал Исин, — возьми на себя ответственность. Не оставляй меня… не сейчас.
— Чжан Исин, — позвал Оле.
— Ты все равно уйдешь, — вторил ему Исин, — не обязательно делать это прямо сейчас. В конце концов, все это не имеет значения, если я мертв, не так ли?
— Мертв? — Чондэ повернул голову, чтобы посмотреть на Исина, но увидел только его макушку.
— Угу, — промурлыкал юноша, почесывая щекочущий нос о пальто, — я ведь мертв, разве нет?
— Мертв? — снова переспросил Оле, но уже с большим нажимом, и развернулся, за плечи отстраняя от себя Исина, чтобы заглянуть ему в глаза. — Что за глупости ты говоришь? Ты не мертв. Если бы был, я бы знал об этом. Ты все еще в своей комнате, спишь в своей теплой постели и с тобой абсолютно точно все в полном порядке. Так что не говори таких глупостей.
— Если так, то… — Чжан отвел взгляд в сторону, задумчиво закусывая губу.
— То что? Боже, Исин, серьезно, что ты там себе напридумывал?
— Я просто подумал, что, возможно…
— Если бы это было так, я бы сказал тебе, уж поверь.
— Нет, не сказал бы, — Исин серьезно посмотрел на Оле, — у тебя бы просто смелости не хватило.
— Ты не мертв, — четко отчеканил Чондэ, обхватывая лицо молодого человека руками, — ты живее всех живых, и я хочу, чтобы все так и оставалось, а теперь пошли. Тебе определенно нужно проветрить голову.
Он немного присел, подхватывая Исина под колени, и перекинул его через плечо, словно тряпичную куклу.
— Береги голову, я поворачиваю, — заявил Оле, когда Чжан, решивший выпрямиться, цепляясь за пальто, чуть не зацепил головой выступающий угол.
— Черт, — Исин еле успел пригнуться, — если я все еще жив, то точно не твоими стараниями! Ты слишком часто пытаешься меня угробить для человека, который желает мне долгой жизни!
Оле не стал дожидаться, когда Исин закончит свою пламенную речь, поэтому просто прыгнул вниз, перемахнув крутые ступеньки, и приземлился в сантиметре от стены, в которую утыкалась лестница. Чжан от такого прыжка покачнулся и влетел носом в чужую спину, да так, что казалось, даже хрустнули кости, только чьи именно было не очень понятно. Чондэ же невозмутимо развернулся, заставляя Исина уцепиться за него, словно обезьянка, чтобы вписаться в поворот и не улететь в стену.
— Осторожнее! — попросил молодой человек. — Чай не мешок с картошкой тащишь.
— Правда? А весишь ты ровно столько же, — усмехнулся Оле, проходя в кухню, где усадил Исина на стул.
— Знаешь, Оле, — молодой человек будто и не заметил, что его тело переместили в другую плоскость, — есть вещи, которые все еще остаются для меня загадкой.
— Да? — отстраненно спросил Чондэ, уходя в прихожую, за обувью Исина. — И какие же?
— Почему именно Оле-Лукойе?
— В каком смысле? — Оле несколько раз ударил кроссовки друг об друга, чтобы стряхнуть с них грязь, и вернулся на кухню.
— Просто это странно, разве нет? Они не дают твоей душе возможности переродиться, потому что это, мол, опасно, а потом дают тебе огромные возможности и отправляют в этот мир. И это, по их мнению, совсем не опасно?
— На самом деле, — Чондэ присел на одно колено, чтобы надеть на Исина кроссовки, — моя сила действительно велика, но только в рамках определенной плоскости. При кажущемся всемогуществе я весьма ограничен в своих действиях. За мной постоянно присматривают, я пишу отчеты о проделанной работе. Поверь мне, даже если бы я захотел совершить переворот, меня бы остановили раньше, чем я успел бы об этом подумать, а мое влияние на реальный мир совсем незначительное, особенно по сравнению с твоим.
— Я все равно не понимаю, Оле! Что может быть такого опасного в твоей душе, что ей не дают шанса?
— Понимаешь, Исин, дело в том, что душа по определению не может ровняться нулю, так же, как она не может быть абсолютным злом или абсолютным добром, таких понятий просто не существует. Одна из чаш так или иначе перевесит, и чаще перевес идет в сторону души. Все это делается для того, чтобы определить жизненный цикл. Если душа скатывается в темноту, значит гниет. Гниение — как чума, если не сожжешь, она будет распространяться бесконтрольно, заражая собой все вокруг. Если пустить все на самотек, нарушится порядок, мир неизменно превратится в хаос.
— Но при чем здесь ты? Ведь ни одна из чаш весов не перевесила другую.
— Путь, петляющий между тьмой и светом, неизменно ведет в ад, — Оле затянул бантик на правом кроссовке и выпрямился, за руки поднимая и Исина. — К несчастью, человеческая история знала слишком много примеров, когда не тем душам давали второй шанс. Знал бы ты, какой беспорядок это наводило. Сколько нитей судьбы оборвалось, скольким так и не было дано начало.
Чондэ развернул Исина к себе спиной и, стянув с себя пальто, ловко надел его на молодого человека, который очень удачно проскользнул руками прямо в рукава с первого раза.
— Нет ничего плохого в том, что я стал Оле-Лукойе. У меня было не так много времени, чтобы узнать этот мир, когда я был человеком, а теперь его вполне достаточно. Я вижу как стремительно меняется этот мир, и, что парадоксально, при всем этом он остается неизменным. Меняются в нем только лица и условия, суть же остается прежней. Если бы мне было можно, я бы хотел оставить все как есть.