Чондэ засмеялся. Он только что вывалил на голову этого мальчика всю тяжесть бытия, а он переживает из-за кружки, которую сам же и разбил.

— Ты быстро усваиваешь жизненные уроки, — сквозь улыбку проговорил Оле-Лукойе, — этот мир потеряет что-то очень ценное, когда лишится тебя.

— Сейчас ты у меня потеряешь кое-что ценное, Оле! — выкрикнул Исин и подбежал к Чондэ, чтобы дать тому хорошую затрещину. — Развел мне тут бардак и сопли, а я убирай, да? Хорошо быть Оле-Лукойе, пришел, натворил дел и сбежал по-тихому!

— Ай! Я уберу, только бить-то зачем? Можно же и по-человечески попросить было, — Оле возмущенно вскинул голову, заглядывая в полные нежности глаза Исина.

— Я уберу, — тихо проговорил он, — не переживай только. Ни о чем не переживай. Пусть все идет своим чередом, не будем в это вмешиваться. Мне не стоило спрашивать, а тебе не следовало отвечать, но сделанного не воротишь, так что давай просто оставим все как есть, выйдем погулять, подышать свежим воздухом, поговорим о том, о сем… и просто будем счастливы, наслаждаясь моментами, как ты и учил, хорошо? Сейчас, я как никогда нуждаюсь в этом. В тебе в особенности.

— Я думал, что поступаю правильно, — Чондэ задумчиво потянул руку, хватая Исина за штанину, и притянуть к себе поближе, чтобы обнять его и уткнуться лбом под самые ребра. — Я уверял себя, что делаю это тебе во благо, но, похоже… я делал это только для себя. Мне не следовало приходить к тебе никогда.

— Хватит винить себя Оле, — Исин обнял Чондэ в ответ, — все случилось так, как случилось, и я этому рад, потому что ты замечательный. Было бы глупо отказываться от возможности встретить тебя, но хватит об этом, мы ведь не прощаемся. У нас все еще есть сегодня и есть завтра. Это не много, но и не мало. Этого вполне достаточно. Почему я говорю все эти вещи, когда обычно их говоришь ты?

— Потому что ты замечательный, Чжан Исин, а я не такой сильный, как тебе бы хотелось верить.

— Хватит об этом Оле, — молодой человек запустил руку в волосы Оле-Лукойе, успокаивающе поглаживая его по голове, — не имеет значения, что ты говоришь или делаешь. Для меня ты останешься самым лучшим. Идеальным. Потому что я, похоже, действительно в тебя…

— Идем гулять! — вдруг проговорил Чондэ, резко отстраняясь. Исин лишь усмехнулся. Ему, наверное, никогда не дадут закончить это предложение. Этого стоило ожидать, но он уверен, что однажды подвернется момент, когда он застанет Оле врасплох, и тот не успеет прервать его раньше, чем закончится фраза.

— Идем гулять! — натянуто радостно подтвердил Исин, чуть вскидывая руки вверх. — Пойду оденусь, что ли…

— Иди, оденься…

Чжан неторопливо отступил на пару шагов назад, не спуская глаз с Оле. Тот, видимо почувствовав такое пристальное внимание к себе, натянул на лицо маску беззаботности, будто бы напрочь забыл о тяжком разговоре. На его губах заиграла еле заметная улыбка, а глаза засияли, словно бы только что с его плеч скинули тяжелый груз.

— Пойду, оденусь, — озадачено пробормотал Исин, разворачиваясь к двери. Он не знал, хорошо ли, или же плохо то, что Оле-Лукойе так резко переметнулся на другую сторону эмоционального круга. Не знал он и того, какие эмоции он хотел видеть на лице Оле. Не жалость и не сострадание, не радость и не облегчение, скорее всего — ничего. Он не хотел видеть ничего. Вот так просто в его голове возникла мысль, что он сейчас войдет в свою комнату, закроет за собой дверь и больше не спустится вниз, потому что он не хочет видеть ни-че-го.

Снегопад мыслей и чувств, осыпающий его голову с самого прихода Оле-Лукойе, постепенно стал утихать. В пустой маленькой комнате, в полумраке ночи, свет луны заползал в приоткрытое окошко, просачиваясь на пол по капле. Вслед за ним приходило понимание происходящего. Нет, совсем не того, что сейчас Чжан Исин стоит в своей комнате, а где-то внизу, скорее всего все так же на кухне, сидит и ждет его Оле-Лукойе. И совсем не того, что в ближайшем, не особенно светлом будущем, Исину предстоит стать Смертью. Приходило осознание глобального абсурда абсолютно всего происходящего, которое с такой легкостью было принято.

Видимо открытое сознание молодого человека имело свои пределы, потому что оно вдруг оказалось переполнено, чтобы продолжать принимать все за чистую монету и просто идти дальше. Разговор ли, открывшаяся правда, а может быть, это до зубного скрежета неестественное выражение лица Оле-Лукойе послужили тому виной, но этого было достаточно. С Чжан Исина хватит. Так продолжаться больше не может.

Реальность свербела и подрагивала, рассыпаясь на мелкие кусочки. Все это было вранье, все это была фальшь, абсурд, обманчивые декорации, падающие от порыва ветра. Мир рассыпался. В нем было неправильно все. Оле-Лукойе от макушки до самых пят, с его цветастым зонтиком и раздражающими манерами. Его кудряшки, и прямые волосы. Его шляпы, шапки и клетчатые штаны. Берцы и казаки. Его пресловутое черное пальто. Все это было глупостью. Путешествия были вздором, магия — бредом. От самой первой встречи, вплоть до этого момента, все было настоящей неправдой. Это не могло быть реальностью. Каждое слово, которое Исин так старательно запоминал, каждая мелочь, которая напоминала об этих снах. Даже сама реальность, со всеми воспоминаниями детства и бытом взрослой жизни, были лишь чертовой декорацией, как в Шоу Трумана. И в этот момент не было никаких сомнений в том, что эта маленькая, почти кукольная кровать, стул, шкаф, да и весь дом, всего лишь картонные игрушки. Что если посильнее ударить в стену, то можно будет пробить её кулаком насквозь.

Смерть? Или кем там ему предстоит стать, когда он умрет. Что за вздор? Может быть и нет никакой Смерти, а может быть… нет никакой жизни?

Чжан Исин потерял равновесие от этой мысли, рухнув спиной прямо на закрытую дверь, и сполз на пол, подрагивающими руками цепляясь за ручку. Голова вдруг пошла кругом. Этот мир его собственных снов был настолько же реален, как и мир, в котором все это время он жил. Где грань между двумя этими мирами, какой из них реальнее и насколько. Что если этой грани нет и никогда не было, потому что в какой-то момент, а может быть и с самого начала, все это стало сном. Одним долгим и очень продолжительным сном под названием Смерть.

— Я… — тихо проговорил Исин, смотря на свои подрагивающие руки, которые размывались от подступающих слез, — мертв…?

Эта была такая же абсурдная, как и все происходящее, мысль, но она плотно засела в голове, не желая уходить. Сколько бы Исин не пытался, он неизменно возвращался именно к этой мысли, и интересовало его только одно: как давно? Все эти несостыковки слов и действий, дрожащая по швам реальность, этот дом… почему именно он?

В дверь постучали трижды.

— Исин? — голос Оле звучал мягко и низко. — Все хорошо?

— Да… да, — нервно заговорил молодой человек, стирая слезы со своих щек. — Я… я одеваюсь.

Он подорвался с места, вроде бы, чтобы натянуть на себя еще хоть какую-то одежду, но вместо этого просто стал ходить туда-сюда по комнате. Он не хотел выходить к Чондэ. Не хотел его видеть. Мозг был готов взорваться. Все это просто в голове не укладывалось. Принять что-то подобное? Разве возможно в это хоть на секунду поверить? Исин был в смятении. Он хотел бежать, лететь, плыть, не важно. Главное чтобы подальше отсюда, как можно дальше от всей этой истории. Туда, где никто его не найдет. Он был готов выпрыгнуть в окно просто потому, что не знал, что ему еще сделать.

— Я зайду? — Чондэ повернул ручку и приоткрыл дверь. Исин тут же отшатнулся назад.

— Нет! — нервно прокричал он. — Не входи, не надо! Я… я голый!

— Да? Тебя вдруг стало это смущать? Зачем ты разделся? Я ведь просил тебя об обратном…

— Просто… не входи! Я сейчас… сейчас выйду. Просто подожди меня там, за дверью.

— Тебе нужно было просто сказать, чтобы я ушел, — спокойно произнес Оле, отступая на шаг, чтобы закрыть дверь. В его голосе было столько горечи и обиды, что Исин растерялся.