Бэкхён повторял это в сотый раз. Снова и снова говорил Исину, что это его выбор, за который он не в праве кого-то винить. И в целом можно было согласиться, если не сотни «но», с которыми Исину приходилось сражаться каждый день.

Однако с другой стороны, разве это не то, что называют любовью? Не страшно, что Исин ищет причины, чтобы оставаться с Чондэ. Страшно, если однажды он их не найдет. До тех пор все будет в порядке. Он уверен.

Наверно, самым важным доказательством того, что Исин любит Чондэ, было его невозможность представить их отдельно друг от друга. Уже сейчас он не мог себе помыслить, что однажды настанет такой период, когда Чондэ не будет. Ни рядом, ни поблизости. Он уйдет, исчезнет. Его просто не будет существовать. Он будет недосягаем. Тогда уже не будет важно, хочет Исин с ним быть или нет, нужен ли он ему, потому что вне зависимости от его решения, они не будут вместе. Исин не хотел, чтобы такой день когда-нибудь настал, и убеждался он в этом каждый раз, когда не находил Чондэ рядом. Им вместе трудно, но друг без друга еще сложнее.

Исин любил Чондэ. Если он сомневался в своих чувствах, это говорило лишь о желании быть объективным. Он прислушивался к ним каждый день, чтобы понять, изменилось что-то или нет. Пока все оставалось по-старому. Он любит. Может быть не безоговорочно, не так жертвенно как хотелось бы, не совсем всепоглощающе. Но он любит. Об этом говорило хотя бы то, что он готов был прощать Чондэ многое. Закрывать глаза на недостатки. Терпеть.

Да, прощал не все. Да, указывал на ошибки. Да, его терпение имело предел. Но он был всего лишь человеком. У людей всему был предел.

— Знаешь, — Бэкхён мягко улыбнулся, — я ведь не обвиняю тебя. Он тоже хорош. Вы оба молодцы. Если вы ничего не сделаете, станет только хуже. Просто перестаньте держать все в себе. Сядьте напротив друг друга и поговорите. Наорите друг на друга, все выскажите. Побейте посуду, побейте друг друга. Простите и забудьте. А потом просто начните с чистого листа, как будто ничего не было до. Как будто проснувшись утром вы увидели друг друга первый раз. Больше никаких обид и чувства вины. Нет виноватых. Только два человека, которые безумно любят друг друга.

Бэкхён смотрел на Исина горящими глазами и улыбался так по-старчески нежно. Он будто светился изнутри, и Исин ощущал тепло его души. Хотелось верить его словам. Нет, в них верилось. Исин знал, что если сделает так, как Бэкхён говорит, это точно сработает.

— Поверь, тебе станет легче. Когда груз упадет с ваших плеч, вы сможете посмотреть на все иначе, и тогда увидите, что все было предельно просто и понятно. К друг другу и ко всему, что происходит с вами, вы станете относится иначе. Легче. Потому что не будет причин относится иначе.

Исин слабо улыбнулся. Это звучало так, будто его зазывают в секту. Хотя, с другой стороны, чем любовь не секта. Бэкхён вполне бы мог быть ее лидером. Он был харизматичным. Ему верилось.

— В общем-то это все, что я хотел сказать, — Бэкхён лучезарно улыбнулся. — Обнимемся?

Чжан не хотел. Не было у него привычки обнимать малознакомых людей. Ему бы сказать уверенное «нет» и уйти, но вместо этого он смущенно потупил взгляд и неопределенно дернул головой, одновременно пожимая плечами. Как бы говоря «почему бы и нет».

Бэкхён отпустил ручку двери и осторожно обнял Исина, прижимая к себе крепко. Его объятия были нежными и теплыми. Исин вдыхал сладкий цветочный аромат и думал о том, как поразительно Бэкхёну удалось сбить градус раздражения. Ему как по волшебству удалось стереть неприятное послевкусие разговора и оставить о себе исключительно хорошее впечатление, несмотря на то, что у Исина за весь вечер было достаточно поводов, чтобы проникнуться к этому человеку неприязнью. Чертов манипулятор. И несмотря на то, что Чжан это прекрасно осознавал, Купидона ненавидеть он все равно не мог.

Никто не заметил, как открылась дверь. Минута закончилась. Почти тютелька в тютельку.

— Эй, какого черта? — возмущенно вскрикнул Чондэ. Вскрикнул с насмешкой и напускной злобой, потому что невозможно было воспринять всерьез увиденное.

— Обнимашки? — радостно предложил Бэкхён, отстраняясь от Исина, и потянул руки к Чондэ, но тот с легкостью уклонился.

— Еще чего, — засмеялся Ким, — проваливай давай.

Купидон был сильно оскорблен такой формулировкой, и пробурчал что-то невнятное про бестактность, из-за чего Чондэ лишь рассмеялся и, приобняв его за плечи, повел к выходу, осыпая извинениями. Исин поплелся следом.

Бэкхён долго стоял в прихожей, топтался на месте, желал всех благ и процветания, жал руку поочередно то Исину, то Чондэ, обещал обязательно заглянуть еще. Прощание выдалось долгим, будто Бэкхёна провожали в кругосветное путешествие или отправляли в космос, а он в свою очередь не переставал тарахтеть, будто пытаясь в кратчайшие сроки довыполнить свой план по распространению важной и не очень информации. Он дал несколько советов, решил пару вопросов буквально тут же, не отходя от кассы, совершил еще несколько магических трюков, захватил Голландию, пококетничал с Исином, воспел в нескольких комплиментах его фигуру, достойную греческого бога, буквально тут же предложил Чондэ звонить, писать, да просто звать, если вдруг станет одиноко и грустно, еще раз пожал хозяевам квартиры руки, нерешительно потоптался, пока Чондэ открывал ему дверь, наконец-то попрощался и, сделав шаг за порог, в то же мгновение растворился в воздухе, оставляя после себя розоватый дым и лепестки роз. И в целом в таком исчезновении смысла не было, можно было с тихим «пуф» раствориться в воздухе, но Бён Бэкхён был купидоном, рабом моды, любви и немного эпатажа, а еще очень любил эффектно появляться и исчезать. Поскольку появление было весьма обычным и невзрачным, потому что выделываться было особо не перед кем, то уйти Бэкхён решил с большой буквы У.

В прихожей повисла давящая тишина. Когда Бэкхён не рассеивал ее своим беззаботным тарахтением, она становилась напряженной. Исин, со скрещенными на груди руками, стоял прислонившись к стене и безмолвно наблюдал как неспешно Чондэ, босыми ногами выпнув оставшиеся лепестки роз за пределы квартиры, закрывал дверь. Он специально делал все медленно и неторопливо, в надежде, что Исин уйдет раньше и не придется встречаться с ним взглядом, но Исин не уходил.

Он лишь тяжело вздохнул и прислонился к стене еще и головой. Не то, чтобы ему не понравилось проводить время с Бэкхёном, ведь тот был определенно приятным и чрезвычайно обаятельным молодым человеком, просто он неимоверно сильно выматывал. Он был все время такой деятельный и энергичный, а его батарея не садилась совсем, как будто он черпал энергию из окружающих. Это было поразительно.

Когда дверь оказалась закрытой на все возможные замки и стоять, уткнувшись в нее лицом, не было смысла, Чондэ повернулся, хотя, столкнувшись со взглядом Исина, тотчас же об этом пожалел. Ему подумалось, что лучше бы он испарился вместе с Бэкхёном, потому что два карих глаза смотрели на него пристально и устало, немного осуждающе, но при этом снисходительно.

Чондэ не нравился этот взгляд, в особенности осуждение. И не потому, что он считал, будто не заслужил, а потому что считал, что и без того достаточно себя винит, чтобы терпеть это еще и от Исина.

— Что? — грубо рявкнул Чондэ, не в силах больше выносить безмолвное осуждение.

«Что?» — хотелось переспросить Исину, а потом очень саркастично, развернув в руках воображаемый список, начать зачитывать это самое «что», но сил на выяснение отношений просто не было. Исин сегодня отпахал от звонка до звонка, потом пришел домой, где его совершенно опустошил Бэкхён, и кроме как дойти до кровати, ни на что другое сил не осталось.

— Ничего, — тихо буркнул Исин, и неспешно поплелся в комнату.

А Чондэ совсем уж не понравилось это «ничего». Это было такое «ничего», в котором была стопроцентная концентрация «чего». И так это мерзко прозвучало, что аж злило. Как будто Исин Чондэ одолжение делал. Еще и обиделся небось.